journal barnaul #3 2011

13’2011

ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ И КРАЕВЕДЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ

ИЗДАЁТСЯ ЕЖЕКВАРТАЛЬНО С АВГУСТА 1993 ГОДА

Барнаул

Фонд Творческих Инициатив

А. А. Карпов – художественный редактор,С. Е. Клюшников – редактор отдела прозы,В. М. Коржов – редактор отдела краеведения,И. Ф. Мордовин – редактор отдела поэзии

В. Е. Тихонов

УЧРЕДИТЕЛЬ

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР

РЕДАКЦИЯ

73617

ДИРЕКТОР

В. А. Кулешов

http://pisatel.air-door.ru e-mail: [email protected]

ПОДПИСНОЙ ИНДЕКСЧЕРЕЗ «РОСПЕЧАТЬ»

2

ПАМЯТЬИгорь ТОПОРОВ. Мой дед Адриан Митрофанович Топоров ............................... 72Светлана ТИРСКАЯ. Планета Роберта Рождественского ...................................... 88О творчестве поэта Р. И. Рождественского:Эмилия ХОМИЧ. Два местоимения одного поколения ......................................... 90Мария ЩЕРБИНИНА. «Песня о далёкой родине» ................................................. 99Ольга САФОНОВА. «Дочке» .................................................................................. 100Дарья КУЗЬМЕНОК. «Воспоминание о большом снеге» .................................... 102

ПОЭЗИЯВалерий ТИХОНОВ. Часы разных лет .................................................................... 14Борис БУРМИСТОВ. Вечная забота ........................................................................ 56Мария РАЙНЕР. Потустороннее начало .................................................................. 66Евгений ЕРМАКОВ. Добрый ангел ......................................................................... 84Валентина НОВИЧИХИНА. Для детей ................................................................. 109

ПРОЗАКонстантин СОМОВ. Барнаул. Зима 18-го (фрагмент романа «Усобица) ........... 22Оксана ИВАНОВА. Родненькие мои (цикл рассказов) .......................................... 61

КРАЕВЕДЕНИЕВладимир КОРЖОВ:Полжизни в России .................................................................................................. 104Межевой инженер – городской голова ................................................................... 105Главный лесничий .................................................................................................... 107Ольга СИНЕБОКОВА. Храмы города Барнаула:Покровский кафедральный собор .......................................................................... 114Свято-Никольская церковь ...................................................................................... 116

ЮБИЛЕЙИван МОРДОВИН, Валерий ТИХОНОВ. Планетарные масштабы ....................... 3

ВЫСТАВОЧНЫЕ ЗАЛЫНаталья ЦАРЁВА. «Уходил на войну сибиряк» .................................................... 120Евгения ШКОЛИНА. «Алтай. Дорога в космос» ................................................. 122

КНИЖНЫЙ ФАРВАТЕРЛитературное обозрение: В. Коржов, А. Смирнов, А. Власов, В. Тихонов, С. Клюшников, И. Мордовин, С. Подшивайлов, А. Пак, В. Галкин, А. Нестругин, С. Залыгин ....................................................................................... 124

© «Барнаул» № 3, 2011

С О Д Е Р Ж А Н И Е

К рассмотрению принимаются рас-печатанные экземпляры рукописей (проза и публицистика с правыми и левыми полями по 2 см), выполненные на компьютере, c последующим предоставлением набора текста в формате doc. («Word»).

Рукописи не рецензируются и не возвращаются. За достоверность фактов ответственность несут авторы статей. Их мнения могут не совпадать с точкой зрения редакции.

Свидетельство о регистрации: ПИ № ФС 12-0555 от 12.10.2005 г., выданное Управ-лением федеральной службы по Сибирско-му федеральному округу.

На 1 странице обложки – здание музея Г. С. Титова в с. Полковниково.

Набор, корректура – О. В. Тихонова.Вёрстка, оформление – А. А. Карпов.

Сдано в набор 10.06.2011 г. Подписано к печати 24.08.2011 г.

Формат 70 х 1081/16. Бумага офсетная.Обложка «лён». Усл. п. л. 14,13.Тираж 1000 экз. Заказ №. 4374.

Отпечатано в ОАО «Алтайский Дом печати»: 656043, г. Барнаул,

ул. Большая Олонская, 28.

3

6 августа этого года торжественные мероприятия, посвящённые 50-летию полёта в космос нашего земляка Германа Степановича Титова – второго кос-монавта планеты Земля и первого космонавта Сибири, – прошли в Москве и в селе Полковниково Косихинского района Алтайского края.

Г. С. Титов выполнил первый длительный космический полёт – 25 часов 18 минут, совершив 17 витков вокруг Земли и преодолев расстояние свыше 700 тысяч километров, что равно удвоенному расстоянию от Земли до Луны. Многое было впервые в этом полёте: ручное управление кораблём, видео- и фотосъёмки Земли из космоса и принятие пищи в условиях невесомости. Он до сих пор самый молодой землянин, совершивший полёт в космос, – ему было 25 лет.

В Москве память второго космонавта планеты и первого космонавта Си-бири почтили члены общественной организации «Алтайское землячество». В тор-жественной церемонии посещения его могилы на Новодевичьем кладбище с возложением цветов принял участие заместитель руководителя Постоянного представительства Алтайского края при Правительстве Российской Федерации Геннадий Бабинов.

В столице Алтайского края к этой знаменательной дате Барнаульский плане-тарий подготовил ретровыставку «Герман Титов – второй космонавт планеты», программу «17 витков и вся жизнь», биографический видеопроект «Наш земляк в космосе», мультимедийную программу «Алтай в истории космонавтики» об этапах развития отечественной космонавтики и о роли в ней нашего прослав-ленного земляка.

ЮБИЛЕЙ

ПЛАНЕТАРНЫЕ МАСШТАБЫ

4 Юбилей

В Барнауле именем Г. С. Титова названы улица и Дворец спорта. С конца 2010 года по маршруту «Барнаул – Бийск» курсирует новый скоростной поезд, нося-щий название космического корабля Г. С. Титова – «Восток». Имя Г. С. Титова присвоено построенному в селе Саввушки Змеиногорского района Алтайскому оптико-лазерному центру, который является одним из самых современных в Рос-сии центров исследований космоса. Инициатором и заказчиком его строительства является Г. С. Титов – в своё время заместитель командующего космическими войсками нашей страны. В настоящее время продолжаются работы по созданию второй очереди этого центра, оборудование и характеристики которого не имеют аналогов в мире.

В 2010 году по инициативе губернатора Алтайского края Александра Карлина имя Г. С. Титова присвоено аэропорту города Барнаула. Когда прибывшие в Ал-тайский край космонавты обратили внимание на то, что барнаульский аэропорт носит имя Германа Титова (об этом было объявлено во время захода самолёта на посадку), Александр Карлин отметил, что перед присвоением имени Германа Титова в барнаульском аэропорту была проделана большая работа: приведены в порядок зал для пассажиров, гостиница, благоустроена площадь и отремонтиро-вана дорога.

В рамках краевой ведомственной целевой программы «Развитие Алтайского госу-дарственного мемориального музея Г. С. Титова» на 2008-2010 годы, утверждённой губернатором, выполнена реконструкция здания школы-семилетки (в ней учился будущий космонавт), построено новое здание, в них размещены экспозиционные залы, фондохранилище, кабинеты сотрудников. Площадь всего мемориального комплекса превышает тысячу квадратных метров.

6 августа в торжественной церемонии открытия музея приняли участие родные и близкие Г. С. Титова: его жена – Тамара Васильевна, дочери – Татьяна и Галина, внуки – Мария и Иван; его товарищи – лётчики-космонавты СССР, дважды Герои

5Планетарные масштабы

Советского Союза Борис Волынов и Виктор Горбатко, первый вице-президент Федерации космонавтики России Василий Кузнецов и гендиректор ФНПЦ ФГУП «НИИ прецизионного приборостроения» Юрий Рой.

Александр Карлин, приветствуя уважаемых гостей, отметил: «Это счастье для жителей Алтайского края, что у нас такой великий земляк, человек вам хорошо известный, любимый вами. Лучшее доказательство вашего доброго отношения к памяти Германа Степановича – это ваш приезд к нам на данное торжество».

В церемонии открытия мемориального музейного комплекса также приняли участие председатель Алтайского краевого Законодательного собрания Иван Лоор, депутаты Государственной Думы Николай Герасименко и Юрий Свердлов, их колле-ги из краевого Законодательного собрания, командир 35-й дивизии РВСН полковник Роман Ногин, известные деятели культуры, земляки Г. С. Титова.

Губернатор Алтайского края Александр Карлин на церемонии открытия музея сказал: «50 лет назад наш великий земляк совершил беспримерный подвиг! Если первый космонавт планеты – Юрий Гагарин – своим полётом доказал, что человек может находиться в космосе, то Герман Титов доказал, что человек в космосе мо-жет работать. Наш земляк – первый космический труженик! – открыл космос как площадку для созидательной работы на благо землян.

С именами Германа Титова и его отца Степана Павловича связаны самые высо-кие представления о человеческой любви и огромном труде, об уважении к своей истории, близким и малой родине. Сегодня мы открываем музей Германа Титова и его семьи, потому что в историю Алтайского края эта семья, отец космонавта Сте-пан Павлович вошли особой страницей. Степан Павлович – величайший учитель-просветитель. Не случайно в крае уже во второй раз проходят Всероссийские Титовские педагогические чтения. Я уверен, что этот достойный мемориальный музейный комплекс будет той площадкой, на которой мы будем учить и просвещать нашу молодёжь, приобщать её к великой истории родной страны, настраивать на самые высокие подвиги».

6 Юбилей

Юбилейные торжества в Полковниково – это праздник, событийное значение которого имеет планетарный фмасштаб, это торжественный итог большой рабо-ты. Первым посетителям показали полноценные экспозиции, рассказывающие об истории космонавтики, о жизни Германа Титова и его семьи, о подготовке и осу-ществлении второго в истории человечества полёта в космос.

В результате масштабной реконструкции, начатой в 2010 году и обошедшейся краевому бюджету в 80 миллионов рублей, в селе Полковниково появился уни-кальный культурный объект. Несомненно, обновлённый музей станет интересным и притягательным для туристов. В залах просторного здания их ждёт множество уникальных экспонатов. К музейному комплексу на берегу озера Деревенского (на фото) ведёт хорошая дорога, рядом удобная парковка, поблизости выстроено уютное кафе. В следующем году будет проведена очистка озера, и его благоустро-енные берега станут привлекательным местом для комфортного отдыха.

Слова благодарности за всё, что сделано в Косихинском районе и в Алтайском крае для сохранения памяти первого космонавта Сибири, адресовала землякам своего мужа Тамара Титова: «Это праздник не только нашей семьи и земляков Германа, это праздник всего нашего народа! Конечно, в те далёкие 60-е годы, когда я забрала отсюда такого видного жениха, не все были рады этому. Признаюсь, я счастлива, что на моём пути встретился такой человек, что мы прожили вместе больше сорока лет. Очень приятно, что на Алтае так бережно хранят память о Германе Титове. Уверена, что обновлённому мемориальному комплексу будут завидовать не только сельские музеи».

Особые слова благодарности она адресовала губернатору Алтайского края Алек-сандру Карлину, в сложное нынешнее время принявшему непростое управленческое решение, и всем, кто причастен к созданию уникального комплекса.

«Создавая подобные мемориальные комплексы, мы не просто строим здания музеев, – мы создаём новые сельские поселения XXI века, – сказал в ответном слове губернатор. – Исторические места, связанные с великими личностями, явля-ются ядром этих поселений. Вокруг них сегодня формируется новая среда, живёт и развивается село. В таких сёлах люди получают возможность реализовать себя


в полной мере. Такие эталонные точки мы создаём не только там, где родились и выросли наши великие земляки. Преображается в целом Алтайский край.

Заверяю всех, кто приехал к нам на этот праздник – и членов семьи Германа Титова, и его соратников по первому отряду космонавтов, и их коллег, – что этот комплекс мы будем использовать на все сто процентов. Это точка культурного и на-учного просвещения, точка напряжения духовной, культурной, эстетической жизни в Алтайском крае».

Во время церемонии губернатор края и председатель АКЗС вручили заслуженные награды тем, кто строил и реконструировал музейный комплекс, – архитекторам, строителям, сотрудникам музея.

Лётчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза Борис Волынов, принявший участие в торжественной церемонии открытия Государственного мемо-риального музея Г. С. Титова после масштабной реконструкции, в своём выступлении сказал: «Меня очень впечатляет идея организации этого музея и её воплощение!.. Герман Титов для всех, вместе с ним пришедших в отряд космонавтов, был просто Гера – замечательный человек, хороший лётчик, увлекавшийся стихами. Он был человеком очень спортивным, я тоже тогда увлекался спортом. Герман легко делал стойку на кистях, причём делал её на моих руках. Это упражнение всех очень впечат-ляло, и мы с удовольствием его проделывали. Мы ведь были обычными молодыми людьми. Просто перед нами поставили сложные задачи. Как говорится, назвался груздем – полезай в кузов. Так что стать отличником практически во всём – само собой подразумевалось. И Герман Титов действительно был отличником – и в лётном училище, и в Академии Жуковского, и в Академии Генштаба. Он был прекрасно подготовлен, образован технически.

А ещё он был прекрасным руководителем. И всё это показано в его музее в Полковниково. Я очень рад, что есть такое учреждение, не один десяток лет рас-сказывающее об этом великолепном человеке.

Дождь переждали под крылом самолёта. На территории музея во время торжеств.

8 Юбилей

Алтайский край для меня – родная земля (правда, я давненько здесь не был). Именно здесь – в Топчихе – мы, оканчивая лётное училище, летали на реактивных самолётах, здесь я надел погоны лейтенанта. И из космоса я тоже на Алтайский край всегда посма-тривал.

Конечно, с того времени здесь многое изменилось, и, я считаю, к лучшему. Здесь создали мемо-риальный музей второго космо-навта планеты! А это значит, что Герман Титов работает на буду-щее своего замечательного края, помогает воспитывать молодёжь. Значит, будут появляться новые космонавты и представители других профессий, которые про-славят нашу алтайскую землю и Россию – нашу Родину».

Лётчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза Виктор Горбатко в своём выступлении отметил: «Я познакомился с Германом Титовым в феврале 1960 года, когда нас вместе вызвали на повторную медицинскую комиссию. Затем 7 марта нам было объявлено, что мы зачислены в отряд космонавтов. С 14 марта начались занятия. Готовились сначала все вместе, а потом из 18 человек вы-делили первую шестёрку, которая пошла по ускоренному курсу. Мы все были очень усердны, но, по моему мнению, впереди всех были Гагарин и Титов…

Герман ушёл от нас рано… Он очень любил жизнь, свой Ал-тайский край и весь Советский Союз. Он хотел полететь первым, но судьба распорядилась иначе. Сегодня мы понимаем, какую большую лепту он внёс в развитие российской космонавтики, про-быв целые сутки в космосе, что для того времени, когда о космосе было известно немного, – был приличный срок.

Этот музей, открытый после реконструкции, полностью со-ответствует масштабу личности


Германа Титова – второго человека планеты, побывавшего в космосе. Сейчас мы любуемся экспозицией и говорим: да, земляки Германа Титова – молодцы, они сделали всё, чтобы увековечить память о нём.

Мы, работавшие вместе с ним, знали, что наш товарищ родился на Алтае, что он очень любит свою родину, при малейшей возможности стремится побывать в Алтайском крае. И родной край Германа Титова относится к нему с таким же теплом. Большое спасибо администрации Алтайского края, архитекторам, строителям и кол-лективу музея – всем, кто столь бережно хранит память о замечательном человеке.

Ровно 50 лет назад мы – первый отряд космонавтов – впервые были на космодро-ме и первый раз увидели старт ракеты. Это было потрясающее зрелище: огромное пламя, дым сопровождают подъём ракеты!.. Замечу, когда стартуешь сам (когда ты внутри ракеты), то волнуешься гораздо меньше, чем когда наблюдаешь за стартом своего товарища. И во время старта Германа мы очень волновались. Конечно, мы видели фильмы о старте Юрия Гагарина, уже было с чем сравнивать, но всё равно волнение в тот момент мы испытывали огромное!..

Сегодня, в день 50-летия его знаменательного полёта, мы очень рады, что на-ходимся в Алтайском крае – на родной земле Германа Титова. Приятно, что открыт после реконструкции его музей, что экспозиции подробно рассказывают об истории развития космонавтики, много фотографий, посвящённых первой группе космо-навтов, жизни Германа Титова как до полёта в космос, так и после этого события. Мне очень понравилось и само здание, и расположение экспозиций. В Алтайский край я приезжаю третий раз, но в Полковниково приехал впервые. Надеюсь, что ещё не раз побываю в этом селе и посмотрю музей, мне интересно следить за тем, как он развивается.

Надеюсь, что по пути, который проложил Герман Титов и по которому прошёл затем Василий Лазарев, пойдут и другие жители Алтайского края. Ждём их в отряде космонавтов. Уверен, они будут достойно представлять родную алтайскую землю, всю Россию».

Первый вице-президент Фе-дерации космонавтики России Василий Кузнецов: «Надо, чтобы музей Германа Титова в Полковни-ково стал важным пунктом всех туристических маршрутов Алтай-ского края. В этом музее я был в 2005 году, когда вместе с прези-дентом Федерации космонавтики России Владимиром Коваленком приезжал в Алтайский край на 50-летие Барнаульского плане-тария. Конечно, сегодняшний музейный комплекс разительно отличается от того, что мы видели несколько лет назад. И админи-страция Алтайского края, и местные власти сделали очень много, чтобы сохранить память о Германе Титове, чтобы дать молодому поколению возможность узнать как можно больше о втором космонавте планеты и тем самым приобщить к самой передовой отрасли промышленности – ракетно-космической.

10 Юбилей

Земляки Германа Титова и гости, приезжающие в Алтайский край, обязательно должны побывать в Полковниково – посетить музей, узнать об истории космонавти-ки. Это очень важно, потому что будущее страны – это новейшие космические тех-нологии. И они благотворно повлияют на Алтайский край. Мальчишки и девчонки, прикоснувшиеся к реликвиям, хранимым в музее в Полковниково, будут осваивать и разрабатывать новейшие технологии, дадут родному краю возможность активно развиваться. Поэтому я рад, что сегодня состоялось такое важное событие, что я – представитель Федерации космонавтики России – в нём участвовал. Дай бог, чтобы музей Германа Титова в Полковниково процветал! Тем более что он тесно связан с другими научными и культурными учреждениями, сохраняющими историю освоения космоса, дающими молодёжи знания о космонавтике и других сопряжённых с нею областях науки, в том числе и с Барнаульским планетарием. И открытие музея после реконструкции – это ещё один стимул шире распространять знания о космическом пространстве, о том, что даёт человечеству освоение космического пространства.

Вчера во время встречи с губернатором Алтайского края Александром Карлиным мы услышали, что для Барнаульского планетария будут строить новое здание. Я уверен, что решение будет реализовано так же достойно, как это было с музеем, в котором мы находимся. Я уверен, сотрудничество этих учреждений будет способ-ствовать распространению знаний о космическом пространстве, о звёздах и планетах.

От лица трёхсот тысяч ветеранов космической отрасли благодарю администрацию Алтайского края, земляков Германа Титова за грандиозную работу по реконструкции мемориального музея второго космонавта планеты и формировании его экспозиций, за обновление села. Думаю, что совместными усилиями мы будем достойно под-держивать память о Германе Титове. Этот музей станет не только туристическим, но и образовательным центром».

11

Автографы семьи Г. С. Титова, данные журналу «Барнаул» 6 августа 2011 г. в с. Полковниково у музея Г. С. Титова. На фото 10-й страницы слева направо: дочь космонавта Татьяна, главный редактор журнала «Барнаул» Валерий Тихонов, вдова – Тамара Васильевна .

Автографы на книге Г. С. Титова «Голубая моя планета» (Москва, Военное издательство, 1973 г.).: вверху – от Тамары Васильевны (на странице с фотографией супружеских пар Гагариных и Титовых); внизу – от дочерей: Галины Германовны (верхний автограф) и Татьяны Германовны (нижний автограф). На этой фотографии, сделанной в роддоме, запечатлён момент,когда Танюшка впервые увидела младшую сестрёнку.

Планетарные масштабы

12 Юбилей

В завершении своего выступления Василий Кузнецов, первый вице-президент Федерации космонавтики России, провёл церемонию награждения медалью имени Германа Титова, учреждённой Федерацией космонавтики России. Этой награды были удостоены: губернатор Алтайского края Александр Карлин, председатель Ал-тайского краевого Законодательного собрания Иван Лоор, жена первого космонавта Сибири Тамара Титова, его дочери Татьяна и Галина, начальник отдела краевого управления по культуре и архивному делу Галина Кубрина, директор Алтайского государственного мемориального музея Г. С. Титова Галина Парошина, первый экс-курсовод (ещё школьного!) музея Надежда Горохова, школьный учитель Германа Титова Мария Калиш.

Жена второго космонавта планеты Тамара Титова (на фото) передала музею свидетельство о присвоении Г. С. Титову высокого звания – почётного гражданина Алтайского края. Музейный фонд пополнили и соответствующие знаки. «С музе-ем Германа Титова в Полковниково наша семья тесно связана. Мы участвовали и участвуем в формировании его фондов, передавая хранителям фотографии и вещи Германа Степановича. Посмотрев сегодня музей, я решила, что могу в его фонды отдать и ещё кое-что. Мы будем поддерживать рабочие связи с коллективом этого музея. Спасибо вам за память о Германе, которую вы так бережно храните!»

Семья Г. С. Титова передала в фонд музея фотографии Земли, сделанные из кос-моса, в том числе и сделанные Германом Степановичем во время полёта в космос 6-7 августа 1961 года. Памятные медали, посвящённые 50-летию полёта Г. С. Титова в космос, его жена Тамара Васильевна вручила губернатору Алтайского края Алек-сандру Карлину (на фото), председателю Алтайского краевого Законодательного собрания Ивану Лоору, гендиректору ФНПЦ ФГУП «НИИ прецизионного приборо-строения» Юрию Рою и референту губернатора Алтайского края Надежде Ремнёвой.


В заключительной речи Александр Карлин сказал: «В Алтайском крае мы делаем всё от нас зависящее для того, чтобы память о Германе Степановиче, его подвиге и его личности сохранялась на века. Мы считаем, что Герман Степанович и сегодня в нашем строю, его имя и его дело работают на благо жителей региона, – подчеркнул губернатор. Он пояснил, что в последние шесть лет проводится огромная работа по социально-экономическому развитию Алтайского края: – Самое тяжёлое – не строить дороги, школы и больницы, самое сложное – менять сознание людей, преодо-леть упадничество, неуважение к себе и к своей истории. В решении этой задачи нам помогают примеры выдающихся земляков, которые родились в этой среде, сформировались и затем добились необычайных высот в профессии, творчестве.

Одним из таких примеров является Василий Макарович Шукшин, в память о котором его земляки начали проводить Шукшинские чтения. В нынешнем году всенародный праздник состоялся уже в 35-й раз. В 2009 году, когда исполнилось 80 лет со дня рождения Василия Макаровича, на горе Пикет собралось более 20 тысяч человек – представителей разных поколений, приехавших со всех регионов России и из-за границы. На исторической родине Шукшина – в селе Сростки – жи-вут три тысячи человек, имеется современное производство, трёхэтажная школа, модельная библиотека, Дом культуры, больница, храм, спортивные объекты. Всё это неотделимо от мемориальных объектов Государственного музея-заповедника Василия Макаровича Шукшина».

В настоящее время завершается приведение в достойный вид малой родины Г. С. Титова: отремонтирована школа, проводятся работы по благоустройству села, ремонтируются дороги, есть природный газ. В следующем году завершится очистка местного озера и начнётся строительство сельской церкви

Александр Карлин поблагодарил гостей, а также друзей и соратников Германа Титова за помощь в формировании экспозиций мемориального музея. Благодаря этим людям в нём появились уникальные экспонаты. Губернатор также обратил внимание гостей на то, что в музее хранятся экспонаты, связанные с уникальной личностью отца космонавта – Степана Павловича Титова, сельского педагога-просветителя, которого называли «сельским Леонардо». Титов-отец играл на семи музыкальных инструментах, проводил занятия по любым школьным предметам, умел рисовать картины маслом, писал стихи и музыку… Заметив стремление сына к авиации, он всеми силами помогал ему подготовиться к выбранной профессии. В настоящее время имя С. П. Титова носит специальная Губернаторская премия, которая вруча-ется выдающимся педагогам-просветителям Алтайского края.

Иван Мордовин,Валерий Тихонов. Фото авторов.

14

П О Э З И ЯВалерий

ТИХОНОВЧАСЫРАЗНЫХ ЛЕТ

«ГДЕ ДОРОГА, ТАМ И ЖИЗНЬ»

***Лист остывающий меркнет.Тихо светлеет вода.Сгинули все водомерки.Скоро придут холода.

Берег затянут осокой.Надо раздвинуть рукой,чтобы на дне неглубокомвидеть песчаный покой.

Мне отраженье двойноечудится в глади воды…Кто там стоит – за спиною?Чьи – за моими – следы?..

***День осенний – глаза совы…Эхо взвалено мне на спину…В ясный полдень среди листвынелегко отыскать калину.

Вечер выкрашен в тон веселью…Ночью будет пожар глазниц…С криком кружатсякаруселине простившихся с нами птиц.

Отлетающим – нимб опальный…Жезл державный – для сторожей…Над речной тишиной зеркальной не ожить чертежам стрижей.

Валерий Евгеньевич Тихонов родился 4 августа 1961 года. После

окончания средней школы (1978), службы в армии (1979-1981),

работы на производстве, учёбы на филологическом факультете БГПИ

(1984-1989) три года работал в школе учителем русского языка и

литературы (1989-1992). В литературе и журналистике

с 1985 года. С 1992 года руководит деятельностью литературного фонда

«Август» (издано 47 книг, проведено более 200 выступлений по краю). Параллельно десять лет посвятил

журналу «Барнаул». Лауреат краевых литературных

премий имени В. М. Шукшина (2003) и В. В. Бианки (2007)

и губернаторской в номинации «Просветительство» (2009).

Награждён Почётными грамотами и медалями: межрегиональной

«За служение литературе» (2008) и краевой «За заслуги перед

обществом» (2009). Член Союза писателей России (1998).

Автор четырёх поэтических и шести публицистических книг.

Редакция, авторы и читатели журнала «Барнаул» поздравляют его

с 50-летием! Желаем Вам, уважаемый Валерий Евгеньевич, доброго

здоровья, бодрости духа и новых творческих успехов!

15Часы разных лет

СВИДАНИЕ

Вечерние тени ложатся под ногии тянут измерить свои очертанья…Рисунок растущий графически строгий, нечаянно созданный для любованья.

Днём было светло и почти без помарокна улице, что геометрией машет,и не было этих причудливых арок,колонн, изваяний, решёток и башен…

И не было лёгкой походки навстречу,и прикосновения, и поцелуя,и не было взглядам дороги на Млечныйи чувства взаимного напропалую…

Наивность вечерняя утру поклонна,но вечно пребудет во взгляде влюблённом.

*** Сергею Филатову

Повторяется жертвенность поля.В этом осени мирной печаль.Одиночество. Чудится – воля!И в распахнутость веришь… А жаль.

Лишь поняв, где сокрыта утрата,станешь светел вечерним лицом. И монгольские скулы закатавышлют ветер тревожным гонцом.

Он расскажет про звёздное войско,что под лунное знамя грядёт,что Земля остывающим воскомокруглится и в ночь упадёт…

Но не ясно – где взлёт, где паденье.И нечаянно слово в строке…Я молю, чтобы шёл ты за тенью,а пришёл к отраженью в реке.

***Вот и вымела осень с дорогикутерьму разноцветной листвы.

…Мне б тогда не стоять на порогеи не жать к косяку головы,не жалеть сиротливые клёны…

Лишь сейчас мне октябрь подсказал,что не лето, а поезд зелёныйопустевший покинул вокзал!

Птицы скорые ночью кричали.И луна, пробираясь во мгле,изогнулась прощально-печально –как ладонь на оконном стекле.

ЖЕРЕБЁНОК

Памяти Станислава Золотцева Называют озеро Горячим,а оно такое же, как все.Мочит ноги спутанная клячав молчаливо выпавшей росе…

Ну а жеребёнок белолобыйзапросто спускается к воде,смотрит удивлённо,смотрит в обана туман, что тянется к звезде…

Или кто поведал об аркане,про телегу и про хлёсткий кнут?..Знаю, он звездою в небе станет!И его под утро не найдут.

*** Ивану Яковлеву

Когда ещё остатний снег торопится сойти в ручьи, когда уже с открытых рек пьют воду первые грачи, тогда мы в детстве – в тех краях, где поднимали к небу взгляды, где было «ух!..», где было «ах!..», где были все, кого нет рядом сейчас…

16 Валерий Тихонов

«ЗВУКИ, ЗАПАХИ, КРАСКИ…»

ОБЛАКА

Дочкам Вале и Вике

Над землёю кучевые облакаждали ветра и лежали на боках.

Им припомнилась декабрьская пурга –как они белили рощи и луга,а весною, разделившись на ручьи,перебрасывали солнце как мячиа потом, под долгожданный первый гром,проливным на землю выпали дождём…А сейчас они похожи на зверей –удивляют наблюдательных людей…

Нам подняться бы до них, как до мечты,чтобы землю всю увидеть с высоты!

ВИД ИЗ ОКНА

Пух тополиный – зимние метели(он точно так же всюду лепит соты!..).И кажется, что исчезают тени,что весь проспект на острова разодран…

Стоит жара.Все дворники уснули…Да будет дождь –спасенье для земли!В столице мира –славном Барнауле –на пиво конвертируют рубли!..

И, приближаясь к ливню, хочешь плакать,и на душе становится уютно,и крыша отливает свежим лаком,и улыбаться хочется кому-то…

ДВОЕ

Александру Заволокину Их было двое – ручка и листок.Им стать хотелось неразлучной парой,чтоб вышел из целующихся строкроманс влюблённых на мотивчик старый.

Наверно, им мешал от лампы свет.Часы, что на стене, мешали тоженайти никем не найденный куплет –на прочие куплеты непохожий.

Они вдвоём пойдут в конец строки,у них не скоро кончатся чернила…Всё дело в том, что не было руки,которая бы их соединила.

1997–2004 гг.

***Когда весна, когда начало жизни,на все четыре стороны – рассвет,нет прошлого дотошных афоризмов,то каждый – начинающий поэт.

Когда же осень, на исходе жизни,и все цвета о большем говорят,мы в будущее смотрим с укоризной –на все четыре стороны закат.

И по осколкам память, словно зеркало,не соберём, забыв свои грехи…Пусть лица жизнь в морщины исковеркала,но души сберегли стихи…


«ФОРМАТ ОКНА»

БЕЗБИЛЕТНАЯ ЛУНА

Луна формат окна покинет не спеша.В тот час, когда я сплю, что делает душа?Лишь ангелы мои, которых я не знал,останутся со мной, ведь я для них – вокзал.

И сны, как поезда, прибудут вне пути,вне времени, и мне останется – войти.Вот мой вагон. Купе. Формат окна в ночи.Над столиком – в окне – лимон луны горчит.

СОСТОЯНИЯ ПРОСТРАНСТВА

Ветер сшивает просторы Земли…

Где-то по морю идут корабли,где-то в горах пламенеют цветы,стынут орлы в плоскостях высоты,рожь колосится меж весями звонко,косы плетёт на крылечке девчонка,сохнет бельё в городах на балконах,взрыв – и солдат задыхается в стонах,гости к кому-то под вечер пришли…

Ветер сшивает просторы Земли.

***Пойми меня, любимая, простив.Прости, меня душою понимая.Окно ночное – фотонегатив.Днём будет фотография цветная.

И так вся жизнь.Есть смысл в дне любом.Для нас воспоминанья наши святы.Мы их листаем как фотоальбом, под каждым расставляем точно даты.

В фотоальбоме слившихся судебкупаются смеющиеся дети,потом уходят за цветами в степь,а вот они в игрушечной карете…

Уйдёт печаль, однажды посетив,нисколько наши души не пятная.Окно ночное – фотонегатив.Днём будет фотография цветная.

*** Александру Паку

Внезапный ветер наизнанку садвдруг в полдень вывернул,и осень наступила.

***Лес по холмам – словно войскоспешно сбегает к реке.Лодка, что свечка из воска,держит луну на крючке.

Эти ночные дозоры –дремлющей родины рать.Звёздного неба узорыможно в реке собирать.

Мягкий костёр возле ивымножит вдоль берега блеск.Тихие звуки пугливы –шелесты, шорохи, треск…

Хочется полночи вечной.Впрочем, обманчива блажь.Уж не туманна, но млечнадаль, а восход – не мираж.

Перебираючи краски,пишет картину восток…Ночью рождаются сказкии завершаются в срок.

18 Валерий Тихонов

***Я луга не вижу,но вижу коней на лугу.Чем дальше, тем ближе –я даже узнать их могу…

Они молчаливы.Копыта в траве не стучат.Плакучие ивыу речки вечерней молчат…

Круг памяти ниже.Летать я уже не могу.Я луга не вижу.Но вижу коней на лугу.

КРУГИ

Сплошь под облаками – без границ –в тающем порядке стаи птиц.А с холмов я глянул – и селоподнимала осень на крыло.

Эхо, если крикнуть у реки,берега хватает за грудки.Лишь в лесу желтеющем без словпаучки рыбачат меж стволов.

На ветру остыла красота –выказала осень все цвета.Скоро на постель во всю Сибирьсядет полыхающий снегирь.

До весны морозы и снега,а потом уж лето и стога…Вновь под облаками – без границ – в тающем порядке стаи птиц…

ОСЕННЯЯ РАПСОДИЯ

Август вышел, но двери открытымисентябрю оставляет – входи.Почта года цветными открыткаминас завалит потом, погоди.

Сердце города – площадь огромную –обнимают деревья, цветы…Здесь ли осень – девица нескромная –открывает салон красоты?

Стал асфальт для листвы танцплощадкою,пешеходы плывут – не идут,а на дворников глянешь украдкою –саксофонами площадь метут.

Бабье лето – Сибири экзотика –по проспекту пройдёт не спешапод цветным легкомысленным зонтиком, –словно чья-то душа…

***Всё большей жертвы требуют года,хотя уже у сил пора исхода –так льдинами тиранится вода,когда она во власти ледохода…

Воспоминанья – как вода в песок.Но каждый день был чем-то очень важен.…Спокойно! Надо плыть наискосок.Ориентир – знакомые пейзажи.

В минуты напряженья говорюсебе о том, что надо быть отважным,что я не просто реку покорю,а вынесет меня теченье дважды.

Всё это станет опытом моим.Я берега соединил собою.Жизнь – как заплыв, что был необходимдля испытания души судьбою.


ИЗ БУДУЩЕЙ КНИГИ

ДОРОЖНАЯ ЭЛЕГИЯ

Памяти Николая Шипилова

Вдоль железной дороги путейцы – как гроздь облепихи…Деревенька мелькнула – скворечников серый квартал…Я в купе. Я один.Нет попутчиков.Грустно и тихо…Так и в жизни, в которой размашисто я заплутал.Может, это и к лучшему? –мне ни к чему разговоры.Я и так из-за них неудачами часто сражён.Закрываются степи стеною соснового бора,разрезаются горы реки синеватым ножом…Тихий чай.И молчит по-японски со мной проводница.Вместе мы на минуту, а после я снова один.Знаю:утром в окно просочится рассвета водица,а потом брызнет солнце – над миром святой господин.Домоседы мечтают: вот мы бы, вот нам бы, вот там бы!..Но они не оставят уютных домов и квартир.Я пойду покурить в сквозняком продуваемый тамбур –там от близости ветра отчётливей чувствуешь мир.

***Михаилу Кульгачёву – автору памятника А. С. Пушкину в Барнауле

Метельный февраль навевает апрельские сны.Кромешные дни его коротки и канительны.Мороз осязаем всем чутким народом лесным,и только рыбак пребывает в веселье весеннем!..

А в городе вновь снегоборья извечный разгар,в ходу во дворах и на улицах мётлы, лопаты…Всё к вечеру стихнет. И мягкий оранжевый дарпрольётся высотным домам и истлеет закатно.

Дорогам, которые нотно петляют в полях,никак не вернуть колокольчиков светлый мотив…И Пушкин остался для нас навсегда в февралях –уже третий век повторяем: «Прости нас, прости!..»

20

*** Виктору Кулешову

Родник – и озеро и речка,в миниатюре всё дано.Травинка тонким человечкомглядит в него, словно в окно.

Вот тонкохвостая синицасвистит сестрицам: «Здесь я! Здесь!..»Цветы свои открыли лицаи улыбаются поднесь.

На что ни глянешь, скажешь: «Ах ты!..»Или промолвишь: «Боже мой!..»Вот муравей усталый – с вахтынесёт соломинку домой.

Здесь всё родное и роднеене может быть, как не влекут...Отсюда многое виднее…Меня здесь ждут.

ПРИЗНАНИЕ

Выпало родиться на Земле,печь картошку в тающей золе,быть порой с друзьями во хмелю…Боже мой, как я тебя люблю!

Листопады, снегопады мчат…Каблучками часики стучат.Жизни быть иною не велю…Боже мой, как я тебя люблю!

За зимою, знаем, хлынет март –будет дан весне желанный старт.Я уже поверил февралю…Боже мой, как я тебя люблю!

Детскими глазами окрылён,в женщину земную я влюблён.Я её небесно восхвалю…Боже мой, как я тебя люблю!

…У картошки тёплой нежный вкус.У костра сижу. Не дую в ус.Захочу – дровишек наколю…Боже мой, как я тебя люблю!..

КРАТКАЯ БИБЛИОГРАФИЯ ПОЭТА ВАЛЕРИЯ ТИХОНОВА

Журналы, альманахи, газеты:

«Алтай»: №№ 3, 1988, 1989, 1990 гг.; № 5, 1991 г.; № 4, 1992 г.;№ 2, 2000 г.; №№ 4, 2001, 2002 гг. «Барнаул»: № 4, 1995; № 2, 2000; № 3, 2001 г.; №№ 1, 3, 2003 г.;№№ 3, 2004, 2005, 2006 г.; № 2, 2008 г. «Сибирские огни» (Новосибирск): №№ 2, 1998 г., 2000 г.; № 4, 2001 г. «Сибирские Афины» (Томск): № 3, 1999 г.; № 1, 2001 г. «КримИнфо» (Барнаул): № 4-5 2000 г.; №№ 3, 2003, 2006 гг. «Литературная газета» (Москва): 1-7. 03. 2000, 4-10. 06. 2008. «Алтайская правда»: периодически с 1986 г. по 2006 г. «Вечерний Барнаул»: периодически с 1993 г. по 2008 г. «День и ночь» (Красноярск): № 3-4, 2001 г. «Огни Кузбасса» (Кемерово): № 4, 2005 г. «Бийский вестник» (Бийск): № 3, 2005 г.«День поэзии. ХХI век. 2007» (Москва, ежегодный альманах).«Начало века» (Томск): № 1 2011 г.

Валерий Тихонов


Коллективные поэтические сборники и антологии: «Глагол»: Москва, 1993 г., Министерство культуры России, 2-й том. «Жребий»: Барнаул, 1994 г., ОАО «Полиграфист». «Антология Алтайской поэзии»: Б., 2000 г., «Библиотека «Писатели Алтая», 2-й том. «Мир коней»: Б., 2005 г., ЛПФ «Август».«Жизнь моя, иль ты приснилась мне»: Б., 2005 г., серия «Русские сны». «Барнаул – любимый город»: Б., 2006 г., «Городская библиотека». «Мир автодорог»: Б., 2007 г., ЛПФ «Август». «Тихая моя родина»: Б., 2007 г., «Библиотека «Писатели Алтая», 17-й том.«Русская сибирская поэзия. ХХ век. Антология»: Кемерово, 2008 г.«Состояния пространства»: Б., 2008 г., ЛПФ «Август».«Обратный отсчёт»: Б., 2010 г., ЛФ «Август».«Встречи в августе»: Б., 2011 г., ЛФ «Август».

Авторские поэтические книги:

«Где дорога, там и жизнь» (Барнаул, 1993 г., авторский альманах «Август», 5 100 экз., 64 стр.) – по этому /первому/ сборнику он, после конкурсного отбора,

был приглашён к участию во Всероссийском совещании молодых писателей (Москва, февраль, 1994 г.; семинар Ю. Кузнецова, А. Михайлова, В. Кострова), где был единственным представителем Сибири.

«Звуки, запахи, краски…» (Барнаул, 1998 г., книжная серия «Август», 1000 экз., 64 стр.) – по этому /второму/ сборнику новых стихотворений /с учётом первого сборника/ он на Всероссийском совещании молодых писателей (Рязань, март, 1998 г.; семинар В. Смирнова, Н. Шипилова, В. Верстакова), будучи единственным пред-ставителем Сибири, принят в Союз писателей России.

«Формат окна» (Барнаул, 2003 г., Алтайская краевая организация Союза писателей России, ОАО «Полиграфист», 1000 экз., 64 стр.) – за этот /третий/ сборник новых стихотворений он был удостоен краевой премии имени В. М. Шукшина (2003 г.).

«Четвёртое измерение» (Барнаул, 2007 г., книжная серия «Городская библиотека», 900 экз., 64 стр.) – за этот /четвёртый/ сборник стихотворений разных лет он был удостоен краевой премии имени В. В. Бианки (2007 г.).

22

Кнстантин СОМОВ

П Р О З А

Константин Константинович Сомов родился 15 декабря 1961 года в г. Славгороде. По окончании средней школы был студентом, солдатом, рабочим, журналистом. С 1993 года работает в газете «Алтайская правда» (в настоящее время – редактор отдела экономики и финансов). В 90-е годы в журнале «Алтай» были опубликованы его повести «Бесы, черпаки и другие», «Цирк», «Обещанный обелиск», а позднее в журнале «Барнаул» – документальные очерки «Хлеб войны» и «Оружие войны». Автор книг: «Про гражданскую войну» (2008), «Война: ускоренная жизнь» (2010), «Сибирский батальон» (2011). Лауреат премии Демидовского фонда в номинации «Литература» (2010). Живёт в Барнауле.

БАРНАУЛ. ЗИМА 18-ГО*

Весной 1918 года в Славгород из Петрограда прибыл за хлебом отряд балтийских моряков. Летом этого же года во время выступления чехословацких легионеров и примкнувших к ним боевиков белого подполья матросы принимали участие в боях и в большинстве своём погибли. Один из них, Владимир Мишуков, попал в плен и был заключён в славгородскую тюрьму. В начале сентября его освободили крестьяне расположенного неподалёку от города и восставшего против мобилиза-ции в армию Временного Сибирского правительства села Чёрный Дол. Восстание было подавлено казаками атамана Анненкова, уцелевшие повстанцы вынуждены скрываться. Мишуков решил пробираться в Барнаул.

В 1918 году зима пришла в Барнаул уже в начале ноября, а ближе к концу месяца в городе стояли тридцатиградусные морозы, частенько дул резкий порывистый ветер, быстро отбивая желание у редких прохожих подолгу прогуливаться по улице. Однако крепкий и плечистый человек возле добротного одноэтажного дома с начищенной медной табличкой «Присяжный поверенный Арсений Петрович Сухотский» стоял у него уже больше часа и покидать свой пост, похоже, не собирался. Притоптывая по снегу истёртыми подошвами давно отслуживших свой срок разбитых солдат-ских сапог, он то и дело хлопал себя по плечам, прикрытым от мороза таким же заношенным, как и сапоги, тулупчиком, приседал, подпрыгивал, всячески пытаясь хоть немного согреться. Помогало мало – ему казалось, что замерзают не только руки, ноги, плечи, живот, но и ногти на руках и зрачки в глазах. Но другого выхо-да, кроме как продолжать ждать, у него не было, и человек ждал, рискуя серьёзно обморозиться либо замёрзнуть совсем.

Впрочем, ему, кажется, начинало везти. По снегу заскрипели бодрые, уверенные шаги, и возле дома появилась ещё одна фигура, в этот раз в длинной енотовой шубе и такой же дорогой бобровой шапке. Их владелец, полноватый, быстрый в движе-ниях господин средних лет, шёл, поигрывая в руке толстой коричневой тростью, в которой, похоже, совсем не нуждался. Увидев человека у дома, он остановился и быстро сунул свободную руку в карман.

*Фрагмент романа Константина Сомова «Усобица», который он в настоящее время готовит к изданию отдельной книгой.

23Барнаул. Зима 18-го

– Не бойтесь, господин Сухотский, – просипел плечистый. – Я вам ничего дур-ного не сделаю.

– Кто вы такой и что вам угодно? – голос человека в енотовой шубе звучал на-пористо, и руки из кармана он не вынимал.

– Хочу передать привет от вашего знакомого по Олонецкой губернии Александра Дмитриевича Цюрупы. Помните такого?

– Цюрупа, Цюрупа… Этого человека я помню, но он ведь сейчас…– Да, нарком продовольствия в советском правительстве.– Так, а вы, значит, не знаю, как вас звать-величать…– Моя фамилия Мишуков, и обо мне вы всё правильно поняли. Что теперь? Про-

гоните или выдавать побежите?– Ни то, ни другое, – вынув руку из кармана, облегчённо вздохнул Сухот-

ский. – Видите ли, власть в последние годы заимела привычку довольно часто и иметь хороших знакомых в разных лагерях дело совсем не лишнее, тем более если тебе это не дорого стоит. В крайнем случае, можно объяснить такое зна-комство природной доверчивостью, и при наличии хороших связей серьёзных последствий можно не бояться.

– Холодно, – заметил Володя. – Очень.– Да-а, – сдвинув пальцем шапку на лоб, протянул присяжный поверенный. – Это

намёк на то, что вас требуется пригласить в дом? Впрочем, что я, в самом деле. Вы же совсем промёрзли. Прошу вас, заходите.

Сухотский зазвенел ключами…– Быстрее, ну быстрее же!– поторопил его Мишуков.Дверь открылась, и Володя шагнул в такое долгожданное божественное тепло.

***– Ну и как там поживает мой бывший сосед по Олонецкой ссылке? Всё такой же

весельчак и живчик? – поинтересовался хозяин дома, когда его гость, приняв пред-варительно две стопки водки, отогрелся у печи и они уселись за приготовленный Сухотским самовар. – Да-а… Ни много ни мало – большевистский нарком, а тогда в бабки любил играть. Кто бы мог подумать. Хотя… Он ведь дотошный был, упорный, цифры просто обожал, как сам говаривал, за их стальную логику, боевую силу и красоту. Смотри ты, не забыл ещё. Да-а. Тогда это был весёлый, на вид абсолютно беззаботный человек. А как сейчас?

– Когда я с ним разговаривал, на беззаботного человека он не походил, – припом-нил Володя и словно вновь, как тогда, в декабре 1917-го, услышал голос человека с умными глазами и гладко зачёсанными назад волосами: «Нам, товарищи матросы, нужен хлеб. Вы наши лучшие силы, и на вас вся надежда. В Алтайской губернии имеются его огромные запасы, и их нужно взять и вывезти во что бы то ни стало. Надо сказать прямо, без хлеба убедить рабочего, что наша власть – это его власть, будет просто невозможно, и сражаться за неё с оружием в руках он не станет. Да-дим ему хлеб, сохраним наши первые завоевания, а там, глядишь, и на ноги твёрдо встанем. Если нет – будет нам, говоря по-флотски, амба…» Но видно, что человек живой. Не нытик. Глаза голубые, волосы назад зачёсаны.

– Он их и тогда так же зачёсывал, – улыбнулся Сухотский. Хорошо. Убедили вы меня, что вы добрый знакомый Александра Дмитриевича, и теперь хотелось бы узнать, в какой помощи вы нуждаетесь.

– Для начала, пока не осмотрюсь, намерен пожить несколько дней у вас, – прямо сказал Володя. – Если не стесню, конечно.

24 Константин Сомов

– Чёткий вопрос, который требует такого же чёткого ответа. И ответ будет утвер-дительным. Как я вам уже говорил, по нынешним временам нелишнее дело иметь хороших знакомых в разных лагерях.

– Зачем вы всё время стараетесь казаться хуже, чем вы есть, Арсений Петрович? Александр Дмитриевич говорил, что вы…

– Был, – не дал ему закончить Сухотский. – Когда мы с Александром Дми-триевичем состояли ещё в одной знакомой вам партии под названием РСДРП, был. Потом от неё откололись большевики, а потом и я. И от неё, и от какой бы то ни было политической деятельности в целом. Она, правда, от меня не «откололась». К примеру сказать, во время пребывания в нашем городе вашей власти мне прихо-дилось топить печь и готовить обед самому, хорошо хоть, что я в отличие от своих коллег по цеху умею это делать. Теперь этими занятиями, как и прежде, занялись приходящие кухарка и истопник, а я вернулся к своему обычному – и, заметьте, прибыльному – делу. Кстати, для всего мира это вполне обычно, и лозунгов об от-мене такого порядка вещей, к тому же подкреплённого наличием винтовки в руках в руках их выдвигающих, пока не наблюдается. Сапоги тачает сапожник, пироги печёт пирожник… Юрист, то есть я, обеспечивает им правовое поле деятельности, пользуясь за это плодами их труда. Что вы по этому поводу думаете?

– Любой труд нужен, – Мишуков поёрзал неловко в кресле. – А хороших спец-ов и Советская власть найдёт, как обиходить, особенно тех, что без жён. Я вам не напачкаю тут? Одёжка моя, по правде сказать, давненько не стирана.

– Не беспокойтесь. Но если начистоту, то лучше вот о чём скажите. Насекомыми во время своих странствий не обзавелись?

– Вроде нет, – смутился Володя. – Мне бы в баню, если можно.– Бани у меня нет, а воды сейчас нагреем, в ванной, как белый человек, помое-

тесь. Бельё чистое вам дам и отказа не приму. Я ведь хоть и барин для вас, да отец мой из крепостных вышел. Я первый грамотный в роду, и всего самому добиваться приходилось. Что вы по этому поводу думаете?

– Пока ничего. Спросить вот только хочу, если можно.– Спрашивайте.– За что вы в ссылку попали?– Да глупости и пустяки. Читал запрещённые книжки, главным образом потому,

что они были запрещены, хотелось чувствовать себя хоть немного причастным к переустройству мира. Ходил в кружок, ну а когда пригласили в известное заведе-ние и попросили назвать моих товарищей по этому кружку, пообещав за это меня отпустить с дальнейшим продолжением сотрудничества, вспылил, начал дерзить, а затем даже дал пощёчину одному из «сатрапов». Она, собственно, и решила всё дело. А формулировка была следующей: «по делу о социальной пропаганде». Не-которое время ушло на знакомство с тюремным бытом, потом два года в Олонец-кой губернии и практически полное «выздоровление». По счастью, удалось позже продолжить обучение в университете, заняться полезным делом и забыть такое грязное слово, как «политика». И всё на этом, – добавил он довольно резко, увидев, что Володя намерен вступить с ним в полемику. – Давайте мойтесь, и хорошенько. Дам бритву, и, будьте добры, избавьтесь от всего вашего волосяного покрова для вашей же пользы. Вша – это по нынешним временам тиф, а тиф шутить не любит. От него нынче даже медики умирают. Совсем недавно в городской больнице сестра милосердия от сыпняка скончалась.

– А вы откуда знаете?– Мой добрый знакомый доктор Поляков рассказывал третьего дня. Вот по-


знакомлю вас с ним, ещё и не то узнаете, а пока давайте вам ванну нагреем. Как говорится, от слов к делу.

***– Вы мне не расскажете, какая сейчас обстановка в городе? – поинтересовался Во-

лодя после купания и парикмахерских процедур и поплотнее запахнул на своём изрядно исхудавшем мускулистом теле махровый халат присяжного поверенного. – А то я за последнее время совсем от жизни отстал, далеко от центров приходилось находиться.

– Может быть, вам всё-таки сейчас лучше спать лечь, а рассказы мои на потом оставить? – предложил в свою очередь Арсений Павлович. – Вид у вас довольно утомлённый.

– Ничего, высплюсь ещё. Давайте рассказывайте.– Ну, что я вам могу сказать… Город живёт обычной жизнью с некоторыми по-

грешностями на гражданскую войну. В синема крутят грандиозный боевик «Кира Зубова» с неподражаемой Верой Холодной. О том, как, – голос адвоката зазвучал величаво-напыщенно, – всколыхнулась Русь сермяжная и грудью встала на святое дело. Не ваше, разумеется. Кроме того, вниманию уважаемой публики предлагают-ся картины «Золотые когти», «Яд измены» и сверх программы, исключительно для взрослых, как выражаются, некоторые картинки «с салом»: «Бесстыдница», «Не ходи же ты раздетая», «В чужой постели». В общем, полный набор на самый изысканный вкус. Гастролирует Уральский цирк, в коем объявлена решительная борьба до окон-чательного результата двух классических техников французской борьбы – Циклопа и Тома Кеннеди. Что ещё интересного в нашем богом забытом городишке, – присяжный поверенный сделал паузу, налил себе рюмку коньяку из пузатой бутылочки, и тут только Володя заметил, что он навеселе. Очевидно, вернулся с какой-то вечеринки. – На рынке есть всё. Даже сейчас можно купить персики, сливы, виноград, и, кстати сказать, не так уж дорого. Сам я на базар не хожу, но, по словам моей кухарки, сливы, к примеру, стоят лишь в два раза дороже моркови. Хороших зданий после жуткого по-жара в мае почти не осталось, а большинство из оставшихся занято под разнообразные военные формирования. Полно иностранных солдат – чехов, сербов, поляков. Видел даже итальянцев, причём так до конца и не понял, кто больше страдает от нынешних наших морозов – они или их мулы. Кто только додумался притащить этих несчастных животных в Сибирь. В то же время, как пишут в газетах, – Сухотский потянулся, взял со стола сигару, – пока мулы едут в Сибирь, наши с вами соотечественники отправляются в Америку и вообще за границу. Вас боятся, надо полагать. Не верят, что большевики не вернутся. Как юрист не мог не обратить внимания на предполагаемое изменение закона об эмиграции применительно к переживаемому моменту. Передают, что со всех отъезжающих за границу русских будет теперь взыскиваться так называемый эмиграционный налог. – Сухотский выпустил изо рта густую струю ароматного дыма, с удовольствием потянулся. – Если верить тем же газетам, в расположенной неподалеку от Барнаула Косихе – бесшабашное пьянство, дикий необузданный разгул, разврат, ссоры, драки, убийства, что, впрочем, в полной мере присуще и нашему городку, а вот в Омск же прибыли дочери крупнейшего, хоть и усопшего, специалиста по таким делам Гришки Распутина. Впрочем, что я вас мучаю своей балаганной болтовнёй, времени у вас будет много, сами почитаете. А сейчас, я думаю, вы были бы не прочь умыться, перекусить и лечь спать. Верно?

– Так и есть, – легко согласился Володя. – Только скажите прежде, хотя бы в не-скольких словах, что здесь произошло после свержения Советов? Товарищи наши сильно пострадали?


– Мои нет, – усмехнулся Сухотский и тут же согнал улыбку с лица. – А вот вашим поначалу под горячую руку досталось. Расстреляли первым делом всех воевавших за красных мадьяр, кто к тому времени живой остался. На кладбище прилюдно убили их командира, отца-основателя барнаульской Красной гвардии Николая Малюкова. Этого я несколько знал, и почему он большевик, не мог понять никогда. Весельчак, бабник, выпивоха, как говорится, душа общества. А погиб, рассказывали, герой по-завидует, очень достойно себя на расстреле вёл. Перед смертью имя своё написал карандашом на деревянном кресте. Сказал: «Я готов». Потом на этом же кресте написали, что всех большевиков ожидает такая участь: собакам собачья смерть. Последовал ответ: «И вам то же будет». Вскоре весь крест такими надписями ис-писали. Затем крест сломали. Кто-то поставил новый, в этот раз кирпичный, и вновь его весь надписями покрыли. Просто гражданская война на кладбище!

Позже лишились голов главные наши большевики – Цаплин с Казаковым и При-сягиным. Некоего Лолия Решетникова спас от офицеров мой хороший знакомый, член городской Думы, кстати, меньшевик, Поспелов. Позже Решетникова оправдали по суду и отпустили подобру-поздорову. Также следственная комиссия освободила членов совдепа Соколова и Фофанова, мельком знакомого мне председателя Союза печатников Ильиных, других каких-то. Большинство устроились на службу – в коопе-рацию, профсоюзы. Работают. Ведут себя тихо. Пока, по крайней мере. Что молчите?

– Понять вас пытаюсь, – честно признался Володя. Этот человек нравился ему всё больше, и говорить с ним хотелось откровенно. Конечно, до известных пределов. – Большевики, как вы говорите, печку вас топить заставили, дрова колоть, а вы, ну не только вы лично, но и Поспелов вот этот, нам помогаете. Чудно.

– Ну, мало ли чудес на свете, тем более в такой загадочной стране, как наша. Вот, к примеру, в Барнауле живёт такая замечательная женщина – Серафима Тараканова. Она лидер меньшевиков города, её младшая сестра – эсерка, а брат Евграф и вовсе большевик. И ничего, друг друга пока не передушили. И потом, бескомпромисс-ность, неприятие чужого мнения и ставка исключительно на силу свойственны, как показали последние события, именно большевикам, фактически узурпировавшим власть и объявившим монополию на все революционные завоевания. Подождите,– он поднял руку, увидев, что Мишуков хочет его перебить. – Подождите. Позвольте уж мне высказаться до конца и, как говорится, поставить все точки над «i». В том, что большевики узурпировали в октябре 17-го власть, нет сомнения ни у одного здравомыслящего человека, да и не может быть, поскольку именно о таком методе действий ваш Ленин писал ещё в девятьсот втором году в своей работе «Что де-лать?». Он там попросту сравнивает свою будущую партию с элитарной военной организацией, члены которой, профессиональные солдаты революции, должны стать во главе мобилизованного ими народа, он так и пишет: «мобилизованной армии». В его партии все должны быть всемерно доверяющими друг другу товарищами, и в то же время для избавления от ставшего негожим товарища возможно применение любых средств. Доверие, единомыслие, безразличие к средствам в достижении цели и страх. Вот сила большевизма, и сила огромная.

Сухотский говорил ровно и чётко, как говорят о давно обдуманном и сформу-лированном, и Мишуков, хотя и был очень недоволен этим монологом, прервать Сухотского не решался. Да и обстоятельства, в которых он находился, такому по-ступку не особенно способствовали.

– Если бы власть в стране, к чему всё и шло, взяла партия, набравшая наибольшее количество голосов на выборах в Учредительное собрание, то есть правые эсеры и центристы, они бы в самом скором времени стали делать то, что стали делать

27

большевики. Пытаться воссоздать в России властные структуры и прекратить раз-рушительный хаос, начавшийся в стране в феврале 17-го, который по своей слабости и безволию не могло остановить Временное правительство Керенского.

Но власть взяли большевики, и именно потому, что оказались сильнее, настой-чивее, целеустремлённее других. Не количественнее, а качественнее, как некий спаянный круговой порукой орден, способный одних, вот как вас, направить, других заставить. Именно поэтому они держатся по сей день и, вероятно, удержатся до появления подобной им силы. И это, вероятнее всего, тоже будет диктатура. Рас-хлюпились мы, раскисли, подгнили за последнее время, а России такое состояние противопоказано, и если история намерена её сохранить без «подморозки», как определил этот процесс почти сорок лет назад наш действительно выдающийся философ Константин Леонтьев, никак не обойдётся… – Сухотский замолчал и вновь потянулся за коньяком. Воспользовавшись паузой, Мишуков поинтересовался:

– Так вы что, все работы Владимира Ильича прочли? А я вот только статьи его в газетах читал, да и то две или три.

– Все труды господина Ульянова я, конечно, не читал. Для того чтобы узнать вкус супа, нет необходимости съедать всю тарелку, достаточно и пары ложек. Но несколько его трудов, в том числе и упоминаемый, в былые времена прочёл. Они показались мне небезынтересными. Стиль, на мой взгляд, суховат, Каутский, к при-меру, пишет живее и натуралистичнее, но в целом, в особенности «Что делать?», не лишено интереса. Очень последователен в своих утверждениях господин Ульянов, а как стало понятно в последнее время, и в достижении своих целей тоже.

– Но ведь цели-то как раз те, о которых всё человечество веками мечтало! – не сдержался Мишуков. – Свобода, равенство, братство. Уничтожение эксплуатации человека человеком. Как в Манифесте Российской социал-демократической рабо-чей партии записано. Я эти слова сразу запомнил, и заучивать не пришлось. Вот: «На своих крепких плечах русский рабочий класс должен вынести, и вынесет, дело завоевания политической свободы. Это необходимый, но лишь первый шаг к осуществлению великой исторической миссии пролетариата – к созданию такого общественного строя, в котором не будет места эксплуатации человека человеком». Здорово, правда?

– Звучит громко, – согласился присяжный поверенный. – Только это, молодой человек, не цели, а лозунги. Цель же у любой серьёзной партии всегда одна един-ственная – достижение власти. Система же власти у данной партии, без всякого сомнения, деспотическая. Тут ничего нового. Вот организатор всего этого человек действительно незаурядный. Таких революционеров в России за всё время её су-ществования было немного – Иван Грозный, Пётр Первый. Больше сразу никого и не припомню.

– Царь революционер?! – изумился Володя. – Это как?– Да вот так! – рассмеялся его изумлению Сухотский. – В течение тридцати лет

он пребывал в состоянии восстания против своего народа: воевал со всеми нацио-нальными привычками и обычаями, всё поставил вверх дном, даже нашу святую православную церковь… А вы что же, считаете, что он был реформатором? Но ис-тинный реформатор считается с прошлым, различает возможное от невозможного, смягчает переходы, подготовляет будущее. Разве он так действовал? Он разрушал во имя свирепой радости разрушения, для грубого удовольствия сваливать препятствия, для насилия над совестью, для уничтожения всех самых естественных и законных чувств… Когда теперешние анархисты мечтают о разрушении социального строя для коренной перестройки его, они, сами того не ведая, вдохновляются Петром

Барнаул. Зима 18-го


Великим; они, как он, так же страстно ненавидят прошлое; они, как и он, считают возможным переродить народную душу при помощи указов и казней…

Впрочем, достаточно для одного вечера, пожалуй. Время за полночь, и вам, мой друг, давно пора отдыхать, да и мне тоже. У меня с утра важная встреча, не настолько, конечно, как отмена эксплуатации человека человеком, но всё же. Мне ведь нужно и самому кушать, и кухарку с истопником содержать, да и о вас, прошу простить, тоже нужно будет позаботиться. Так что давайте возьмём на вооружение украденный французской революцией христианский постулат о братстве и на основе его будем строить наши отношения. По крайней мере, пока вы вновь не станете сильным и не престанете нуждаться в моей помощи.

– Что ж я, совсем свинья, по-вашему? – обиделся Володя. – Добро помню.– Качество, достойное христианина, но никак не члена атеистической партии диктатуры

пролетариата. Умение забывать добро является обязательным для любого уважающего себя политика, большевистского вождя или Римского центуриона – значения не имеет.

– Послушать вас, так ни партии, ни вождей народных не было и быть не может. А Спартак, Емельян Пугачёв, Степан Разин?

– Ну, разговор о разного рода бандитах и самозванцах, я думаю, можно оставить на потом, время у нас будет. А сейчас давайте всё-таки спать. Хорошо?

– Хорошо, – улыбнулся Володя. – Тем более что крыть мне тут нечем. Но Степан Разин не бандит, это вы зря!..

***Ему не спалось. Сколько раз мечтал, шагая на стылом ветру под дождём, а затем

и снегом, как окажется он всё-таки когда-нибудь в тихом доме с жарко натопленной печью. Уляжется вольно на полу или на полатях, а то и – верх мечтаний – в такой вот мягкой постели, и будет спать, спать, спать… И на тебе. Не мог уснуть, сколько не старался. Зайцы, которых пробовал считать в уме, разбегались, барашки через жёрдочку прыгать не хотели. Не спалось, и всё тут.

«Успокойся, Володя, – твердил он сам себе. – До Барнаула добрался, буржуй этот и вправду человек вроде бы порядочный, чудной только. Глядишь, и дальше поможет». – «Все они одним миром мазаны, господа эти, – сбивал с заманчивых рас-суждений пессимистичный внутренний голос. – Поможет, как же. До беляковского цугундера добраться он поможет». – «Брось, – отвечал голосу Мишуков. – Человек-то, похоже, хороший. Я вот таких-то в жизни и не видел ещё. Много чего интересного говорит». – «Интересного, – ехидничал голос. – Контру он говорит. И сам наверняка контра. Все они…» – «Да, так-то оно так, только куда деваться-то, опять на мороз? А дальше что?» – «И то верно», – мрачно согласился его внутренний собеседник и замолк. Володя заложил руки за голову, глубоко вздохнул, вспомнил, как выменивал почти новую офицерскую шинель и мундир на своё нынешнее тряпьё, получив в придачу сумку книгоноши, и широко улыбнулся. Теперь этот случай представлялся ему в какой-то мере даже смешным, но вот тогда было точно не до смеха.

Расставшись с Нефёдовым, он сразу же двинулся в ту сторону, где, по его пред-ставлениям, находился Барнаул. Поначалу забрал в сторону, затем вспомнил по-говорку про язык, который до Киева доведёт, и, воспользовавшись ею, понемногу начал сокращать расстояние между собой и центром Алтайской губернии. Первые несколько ночей он ночевал в колках, но наступил октябрь, по ночам начались первые заморозки, и волей-неволей пришлось тянуться к жилью, а значит, и к опасности.

Во время первой же своей ночёвки в одном из переселенческих украинских сёл ему пришлось делить место на полу с другим странником – до самых глаз заросшим


бородой патлатым мужиком с чёрными от въевшейся в них грязи руками и пытли-выми глазами-щупальцами. Перед этим гостеприимный хозяин дал им на ужин по изрядному куску хлеба, не пожалел и кипятку. Мужичок медленно отламывал своей чёрной рукой крохотные кусочки от своей порции хлеба, прятал их в бороду, швыркал кипяток и всё время внимательно смотрел на Володю.

– Смотри, дырку во мне протрёшь, – не выдержал флотский.Патлатый спрятал в бороду очередную порцию хлеба, добавил кипяточку и тихо

сказал:– Как ни крути, парень, а не похож ты на ваше благородие. Ничего в тебе от них

нету, ни от ранешних, настоящих бар, ни от тех, что война наделала. Слыхал небось частушку? – и бородатый тоненьким голосом пропел:

Раньше был я дворник,Звать меня Володя,А теперь я прапорщик, –Ваше благородие…

Допев частушку и в одиночестве над ней посмеявшись, поскольку хозяева и их дети уже уснули, а Мишукову веселиться было не с руки, он раздумчиво сказал:

– Кто ж ты такой, чего прячешься?.. Всё думаю и никак понять не могу. Ты и шинелку-то, кажись, никогда не носил, а? Так откуда ж у тебя справа такая? Может, на мою махнёшь? Оно, конечно, можешь и отказаться. Только в твоей одёже тебе быстро каюк будет. Казачки мимо не пропустят. Тебе б бородёнку, одёжу, как у меня, тогда другое дело – дошагаешь, куда тебе требуется. Я, брат, точно знаю. Ну так что, махнём? А я тебе в придачу ещё суму с книжками дам – про Бову Королевича, Еруслана Лазаревича. Там ещё игрушки кой-какие, крестики нательные, соски. Пойдёшь по сёлам вроде книгоноши-торговца. Спросят – мычи, контуженый, мол, с Германской пришёл слабый и на работу, и по женскому делу, так баба из дому по-гнала. У нас убогоньких любят, подадут и приветят. До самого Питера доберёшься, коль нужда такая есть. А? – усмехнулся мужичок и хитро подмигнул Мишукову. Тот кивнул, соглашаясь.

Так, от села к селу, нигде больше чем на ночь не задерживаясь, и двигался Вла-димир Мишуков к намеченной цели. Не раз вспоминал он о ранней весне 18-го, когда судьба привела его на Алтай.

В том марте он и ещё тринадцать моряков были направлены сюда для сбора хлеба для голодающего Питера. Флотских снабдили деньгами и мануфактурой для обмена на продовольствие, а уже перед самым отъездом в Сибирь их командир Антонов побывал на коротком приёме у самого Ленина. Володя к вождю революции не по-пал, хотя и очень мечтал об этом, но вот к наркому продовольствия республики, в то время Александру Шлихтеру, Антонов его с собой взял. Там-то и познакомился Мишуков со сменившим вскоре Шлихтера на посту наркома Александром Цурюпой.

Через день, побывав в Смольном, чтобы попрощаться перед отъездом с работав-шим там своим товарищем по эсминцу, он встретился в коридоре с Цурюпой. Тому, похоже, ещё при первой встрече понравился серьёзный и довольно образованный морячок, и, увидев Володю, он непритворно обрадовался:

– Товарищ Мишуков! А у меня к вам дело.– Какое, товарищ Цурюпа?Цурюпа отвёл Володю к окну, поинтересовался:– Не курите?Тот отрицательно помотал головой.


– И правильно делаете. А дело вот какое. Несколько дней назад я повстречал своего знакомого по подпольной работе ещё при Романове. Он поведал, что один из наших товарищей по ссылке в Олонецкой губернии некто Сухотский Арсений Петрович сейчас вроде бы проживает в центре Алтайской губернии – в Барнауле. Я его хорошо помню, замечательный человек, но, по словам моего знакомого, со-всем отошёл от политики, занимается исключительно юридической практикой и ничем больше не интересуется. Всякое бывает в жизни, вдруг да случится вам его повидать. Передайте ему тогда от меня большой привет и скажите, что Советской власти очень нужны образованные, а главное, порядочные люди, способные для блага терпящей испытания родины забыть на какое-то время о личной свободе. Он поймёт, о чём я говорю. И давайте я вам как заместитель наркома продовольствия выпишу мандат, думаю, лишним это не будет.

На половине пути к городу Володе повезло, удалось наняться в работники в небольшой, но очень аккуратной немецкой деревеньке. Хозяин, переселенец из Поволжья, оказался человеком степенным, неторопливым, однако, работая рядом с ним, Володя к вечеру просто валился с ног от усталости…

Узнал он не понаслышке, что такое крестьянский труд и как достаётся тот самый хлеб. Кормил его немец сытно, с расчётом не обманул, да кроме того довёз за не-сколько десятков километров до большого села Павловского, куда ему требовалось по своим делам. Оттуда до Барнаула не более пятидесяти вёрст, которые Мишуков сумел преодолеть за день.

Повезло ему и в самом городе. Выйдя поначалу на пепелище майского пожара 17-го года, он добрался до одной из уцелевших после этой напасти улиц и, зайдя в трактир немного погреться, услышал, как двое подержанного вида господ упо-мянули в разговоре фамилию Сухотского. Мишуков даже задохнулся от радости, не раздумывая, купил на последние деньги шкалик водки и, смиренно попросив разрешения, подсел к нужным ему людям. Спустя полчаса, расспрашивая по пути дорогу, он уже шагал по нужному адресу.

***На другой день Володя спал почти до полудня. Он слышал сквозь сон, как со-

брался в соседней комнате и ушёл по своим делам Сухотский, как принёс дрова и раскочегарил как следует печку истопник, а затем загремела посудой кухарка, но, пробудившись на несколько мгновений, тут же погружался в блаженный сон.

– Вы, что ли, родственник хозяина будете? – спросила Мишукова, когда он встал с постели и умылся, дородная женщина средних лет, ловко кромсающая ножом из-рядный кусок мяса на кухонном столике.

– А кто ж ещё? – вопросом на вопрос ответил Мишуков.– Ага, – кивнула она, продолжая орудовать ножиком. – Значит, завтрак, батюшка

мой, ты уже проспал, а обед скоро будет. Арсений Петрович подойдёт, вместе за стол и сядете.

– А чего это я батюшка? – с некоторой обидой поинтересовался Мишуков. – Я ещё молодой совсем.

– Бороду сбреешь, будешь молодой, а пока – чистый батюшка, – парировала кухарка. – Тебя как звать-то?

– Владимир.– А меня – Настасья Карповна. Сказано Арсением Петровичем кормить и обиха-

живать тебя по первому разряду, так что пока обед не подошёл, выпей-ка ты чаю да


скушай моего пирога с рыбой. Такового ты никогда не едал, точно говорю. Потом Володя лежал на кровати, обедал с куда-то поспешающим и потому малоразговор-чивым Сухотским. Затем почти до самого вечера читал сложенные стопкой на столе присяжного поверенного газеты, из которых кроме прочего узнал, что: «За открытую торговлю самогоном арестованы и заключены под стражу при католажной камере следующие лица: Ал. Демидов, Ан. Демидова и Г. Быков. Мирошниченко Анна за пребывание в Красной гвардии и Григорий Петров за то же самое.

= Состоится «Зiбрання членiв товариства Украiнська Громада в Барнаулi, Гого-левска, 58», а также вечер смеха и забавы «Козы, козочки и козлы».

На одном из последних заседаний чешско-словацкого съезда бабушка русской революции Брешко-Брешковская единогласно наименована «чешско-словацких революционных войск».

= Принимаются заказы на изготовление чучел птиц.= Казённые и частные общественные организации лишены возможности в ны-

нешнюю зиму производить заготовку дров в крупном масштабе ввиду отсутствия у них мелких разменных денег, необходимых для расчёта с рабочими.

= По полученным с фронта сведениям, печатание бумажных денег в Советской России идёт в колоссальном масштабе. В Петрограде и Пензе день и ночь работают 1400 рабочих. В Петрограде вырабатывается 100 млн. в день, в Пензе до 200 млн.

= В Омск прибыли дочери Григория Распутина.= Акушерка и оспопрививательница Попова. Сузунская, 87.= В Японии значительно урезаны заработки рабочих, особенно на судострои-

тельных верфях, железнодорожных и родственных заводах. В Голландии в 4-5 раз выросли цены на продукты питания. Во Франции закрываются фабрики и заводы.

= По постановлению городской Думы Бердская улица переименована в Офицерскую.= В Народном доме драматический кружок воинской части даёт концерт в пользу

военнопленных, возвратившихся из Германии и Австро-Венгрии. Состоится детский спектакль в пользу Дня пролетарского ребенка.

= Зарплата рабочих составляет в среднем 250-300 рублей, при том, что мясо скотское стоит на рынке 67 рублей пуд, а свиное – 75. Мука простого размола –13 рублей за пуд, картофель – 9 рублей»…

«Во живут! – подумал с тоской Володя. – Это ж на 250 рублей обожраться мож-но! С такого харча против власти выступать мало кто захочет, пусть и буржуйской.

Правда, в другой газете сообщалось, что продукты-то есть, и недорогие, а вот мелких денег нет, поскольку все их разворовали большевики. Зарплату задерживают по полтора-два месяца и выдают, как правило, пятитысячными купюрами. Одну на несколько человек. А потому «…правительство, ощущая крайнюю нужду в деньгах, обращается к населению с просьбой не держать деньги по углам, а вкладывать в кредитные учреждения. Все мелкие кредитные билеты находятся на руках у на-селения, а нужда в таковых громадная».

«Вот это уже лучше, – оценил сообщение Володя. – Авось ещё прижмёт, так и зашевелятся пролетарии».

В следующей газете предлагалось разделить всех арестованных большевиков на три категории и поступить с ними следующим образом:

«Первая. Злостные большевики-коммунисты подлежат эвакуации в тюрьмы на принудительные работы.

Вторая. Насильственно мобилизованные, индифферентные к тому или иному государственному порядку подлежат размещению в концентрационных лагерях, пустующих заводах и привлечению для всех тыловых работ.


Третья. Насильственно мобилизованные, симпатизирующие восстанавливаемому в Сибири государственному порядку, должны направляться в запасные части фронта: из последней категории добровольно изъявившие желание поступить в наши ряды, зачисляются в действующие части».

Прочитав это, Володя подумал: «Ничего, гады гладкие, наша возьмёт! Вы у нас принудительными работами не отделаетесь. Скупиться не станем, по девять граммов каждому вырешим. Ну, а с мобилизованных какой спрос? По домам их, да и весь разговор. Индифферентных – на завод, это беляки правы. Там, за станком, они сразу поймут, какое государство им нужно. И насчёт зачисления в действующие части толково – «симпатизирующие» вскоре к нам прибегут и винтовочки свои принесут, что тоже нелишнее».

После он бросил ворох газет на пол и вновь уснул. Спать теперь он хотел практи-чески постоянно, сказывалось долгое нервное напряжение и вкусная обильная пища.

***На следующее утро Мишуков внезапно заболел. Его сильно знобило, поднялась

высокая температура, сильно болела, просто разламывалась голова. Ближе к обеду его начал донимать сухой, будто раздиравший грудь кашель, потом появилась и мо-крота какого-то ржавого цвета. Пришедшему вечером по приглашению Сухотского доктору Полякову много времени для установления диагноза не потребовалось. Спрятав в небольшой, но объёмистый баул стетоскоп, он отправился к умывальнику.

– Ну что, Сергей Николаевич, это опасно? – поинтересовался у него хозяин дома.– Любая болезнь в той или иной мере опасна, тем более такая, как воспаление

лёгких. – Доктор вытер полотенцем короткопалые сильные руки, поправил на носу очки. – Промёрз, устал, перенервничал, плюс, конечно, вирус. И всё!..

– Что всё? – прокашлявшись, спросил Мишуков. – В смысле?..– В смысле – хороший уход и калорийное питание, банки, горчичники, лекарства,

какие я пропишу, а в аптеке приготовят, и при вашем организме через две-три недели должны выздороветь. Кстати, – повернулся он к Сухотскому, – когда ваша кухарка пойдёт в аптеку, пусть возьмёт с собой баночки, пузырьки – любую аптечную по-суду на обмен. Без этого лекарства теперь выдавать не будут.

– Дожили, – пробурчал он, усаживаясь за стол и пододвигая к себе стакан с горя-чим чаем, – посуды аптечной нет, было б чего! Впрочем, это что. По слухам, а это, как я не раз уже убеждался, источник по нынешним временам довольно надёжный, очень скоро начнут призывать в армию всех фельдшеров, медицинских, ротных, аптечных и лекарских помощников, как служивших на военной службе, так и в глаза оной не видавших. В том же «Алтайском луче» прочёл недавно, что бийские врачи сообщили в местное земство, что если им не дадут деньги на содержание больниц, то таковые придётся закрыть. И это при нашем сегодняшнем уровне медицины, когда те же фельдшеры и в городе наперечёт, а уж про село и говорить не приходится. Когда тиф… А!.. – обрывая самого себя, махнул он рукой. – Не хочу сейчас об этом говорить, да и некогда. У меня сегодня ещё три частных вызова.

– Так приходите в гости на будущей неделе, заодно и гостя моего посмотрите. Я Черных позову – поужинаем, в карты сыграем, побеседуем не спеша. Как оно вам?

– Годится.– Вот в следующий четверг к вечеру и приходите. Будем надеяться, что к тому

времени и наш больной на поправку пойдёт.

Несколько дней у Мишукова держалась высокая температура и не утихал кашель. Переселившись на это время в дом Сухотского, Настасья Карповна ухаживала за


ним с присущим большинству русских женщин терпением и заботой. Говоря попро-сту, всё время была рядом. Поила куриным бульоном, горячим чаем и микстурами, ставила банки и горчичники, делала уксусные компрессы на ноги, днем и ночью не забывала укрывать Володю сброшенным им в жару одеялом. И матрос пошёл на поправку.

В указанный присяжным поверенным четверг в его доме собралось небольшое общество. Сам хозяин, уже известный Володе доктор Поляков и не последний из служащих Алтайского Союза кооператоров некто Черных. Последний показался Володе обыкновенным малограмотным купчиком, из тех, что благодаря природной сметке и нахрапу умеют подешевле купить, подороже продать, при случае не гну-шаясь откровенным обманом клиента. В отличие от одетых в хорошие пиджачные пары, светлые рубашки с галстуками, гладко выбритых Сухотского и Полякова Иван Анисимович носил длинный сюртук, русскую рубашку-косоворотку. К тому же у него была окладистая борода, которая, будучи трехцветной, вероятно, должна была приносить хозяину счастье. В ней кроме чёрных курчавились ещё рыжие и седые пряди. Держался он уверенно, двигался не спеша, так же как и говорил, поэтому очень скоро Мишуков понял, что первое его впечатление было обманчивым – Черных оказался весьма образованным и, похоже, таким же, как и его приятели, порядочным человеком.

Был приглашён за стол и всё ещё слабый, но не пожелавший остаться в кровати Володя. В карты с гостями и хозяином он не играл, коньяк не пил, предпочитая ему горячий чай с лимоном, к каковому пристрастился в доме Сухотского и очень его зауважал. В завязавшейся вскоре оживлённой беседе он тоже почти не участвовал, но прислушивался ко всему сказанному за столом весьма внимательно. Поскольку хоть и определился он, по собственному мнению, в своих взглядах твердо и менять их был не намерен ни при каких обстоятельствах, на всё новое был человеком жад-ным. Да и в обстановке на занятой белыми территории требовалось разобраться поосновательней. Без хорошей разведки – какая война?..

Разговор, как и следовало ожидать, зашёл о политике, в частности о том, что про-исходит в Сибири после недавнего прихода к власти адмирала Колчака, о союзниках, ценах, прессе… О том, что большевизм оказался столь сильной и заразной болезнью, что даже с возможным свержением его в Москве с помощью вооружённой силы мира и спокойствия на русской земле ожидать в скором времени не приходится.

– Газеты пишут о том, что наше правительство никак не может определиться, на кого ему лучше поставить – японцев или американцев, причём симпатии авторов явно на стороне вторых. Буквально вчера появилась статья Нилова с очень вы-разительным заголовком «Накануне оккупации». – Сухотский потряс над столом свёрнутой в трубку свежей газетой. – Этот господин приходит к выводу, что вопрос о судьбе сибирских железных дорог близится к своему разрешению. Японские фи-нансовые тузы ищут применения своим капиталам из полученных во время войны сокровищ. Отсиделись в сторонке, а под конец к Антанте примкнули – и всё, тоже победители. Как говорится, сыт, пьян и нос в табаке. Северный Китай уже их, теперь такую же политику эксплуатации хотят и на Сибирь перенести.

– Что касается железных дорог, то их хоть с японцами, хоть с американцами, хоть с самим чёртом ещё долго на прежний уровень выводить придётся, – вступил в разговор Черных. – Тут самая главная беда – уголь, точнее его отсутствие. На днях Кулундинское управление железной дороги сообщило, что из-за истощения запасов угля и слабого его поступления товарно-пассажирские поезда будут с ян-


варя отправляться через день. А угля нет, потому что в шахтах работать не хотят из-за отсутствия хлеба, которого в нашей только губернии накоплено немеренно. Обычный российский дурдом, что тут ещё скажешь.

На Дальнем Востоке лежат сельхозмашины и запасные части к ним, закупленные крестьянскими кооперативами, а доставить их в Сибирь нельзя. Ну нет возможности такие чудовищные взятки давать железнодорожникам, какие спекулятивные фирмы дают, чтобы свой товар провезти. И провозят. И всё это у нашего председателя со-вета министров господина Вологодского называется очень красиво – «свободная торговля».

Также за взятки берутся и государственные субсидии, которых выдано уже на 350 миллионов рублей. И всё на ту же железную дорогу, крупным промышленни-кам и банкам. На сельское хозяйство пошли сущие копейки, на кооперацию и того меньше – один миллион пятьсот тысяч рублей. Ушлые дельцы берут ссуды, заку-пают на них товары, припрятывают, а потом мелкими партиями по вздутым ценам выбрасывают на рынок, и эта воистину наглая, не имеющая никакого отношения к настоящему предпринимательству спекуляция, надо полагать, и есть та самая «свободная торговля».

– Спекуляция в самых худших формах, и ещё раз спекуляция. Вот моя оценка нынешнего направления нашей экономики. И в крупном, и в мелком. – Черных воз-мущённо пошевелил усами, сунул указательный палец за ставший ему тесным глухой ворот рубахи. – Не хватает разменных денег, рабочим при их жаловании в 250-300 рублей выдают деньги пятитысячными купюрами на несколько человек сразу, и тут же находятся доброхоты, способные разменять её, разумеется, отдав хозяевам вместо пяти уже четыре с половиной тысячи. Вот тебе, не сходя с места, заработная плата рабочего за два месяца. Неплохо, правда? А можно и ещё лучше. Недавно правление кредитного товарищества в селе Зеркальном обратилось в лесничество с просьбой разменять пятитысячную бумажку. Лесничий любезно согласился, вытребовав себе одну небольшую услугу. Отпустить ему сто пудов муки по цене 17-го года, то есть по пять рублей тридцать пять копеек за пуд. И это при том, что само товарищество нынче принимает муку у мужиков по восемь-девять рублей за пуд. И пришлось на это согласиться, поскольку нужно рассчитываться за муку с мужиками, которые по месяцу ждут, когда появятся мелкие деньги.

– Я читал в газете, что эта проблема решаема, – заметил Сухотский. – Печатные станки работают в ударном режиме, и новых денег появляется всё больше и больше. Со мной, кстати, не так давно по одному делу рассчитывались уже ими.

– Рассчитывались по прежней договорённости? – поинтересовался Черных.– Конечно. Как же ещё? – А так, что вам, дорогой мой, следовало прибавки попросить. Старые деньги

ныне дороже стоят. Их припрятывают или выменивают на новые, с приплатой, ко-нечно. Обратите внимание – «керенки» с рынка исчезли. А куда? Уехали на Восток к океану – туда, где сейчас главные денежные дела с американкой, да япошками делаются. Вот. – Кооператор вынул из кармана сюртука бумажник, а из него листок бумаги. – Вырезал из газеты «Заря», а зачем, и сам не знаю. Наверное, чтоб ещё больше душу себе травить. Потратьте немного времени, послушайте. Оно того стоит. Это обзор печати за последнее время в экономическом плане. Слушайте. «Голос Сибири»: «Со времени освобождения от большевистского господства ничего, ре-шительно ничего не сделано для возрождения и восстановления нашей фабрично-заводской промышленности, для творческого использования наших величайших экономических возможностей».


«Новая Сибирь»: «Часть наших торгово-промышленных кругов занялась не-прикрытой спекуляцией, использованием всякой возможности лёгкой наживы, не требующей созидательного труда. Вместо разрешения экономических проблем наши биржевые комитеты и иные ассоциации капитала занимаются деланием политики, созданием различных политических комбинаций, могущих направить государствен-ную жизнь по старым путям».

И ещё, последнее, оттуда же: «Творческие задачи торгово-промышленного класса, выраженные девизами «Государственность» и «Независимость», не осуществляют-ся. «Девизы» начинают пороться по всем швам. Доказательство этому то, что наши предприниматели торопятся сбыть предприятия иностранцам».

Вот так-то.– Это события, как говорится, общесибирского масштаба. А как идут дела у

наших кооператоров, да и у вас лично? – поинтересовался Сухотский. – Вы ведь, насколько я знаю, кроме работы в Союзе кооператоров являетесь и пайщиком не-скольких предприятий в Барнауле.

– Ни нескольких, а только двух, и в значительно меньшем объёме, чем мне бы того хотелось, – улыбнулся Черных. – А дело, что, дело идёт. На бывшем виноку-ренном заводе мыловаренное производство налаживаем. Мыла-то в городе сейчас днём с огнем не найдёшь, а оно продукт полезный и необходимый. Это вам и доктор подтвердит. Верно, Сергей Николаевич?

Занятый своими мыслями и потому потерявший нить разговора, Поляков поднял голову и, посмотрев на кооператора ничего не выражающим взглядом, согласно кивнул. Иван Анисимович между тем продолжал:

– Уже сварили первую партию – 100 пудов, комиссия определила первым сортом. Можно б радоваться, да сырья, сала то есть, не хватает для нормальной работы. Ма-стер говорит, что можно попробовать варить из растительных масел с добавлением сала, но что получится, пока не знаем.

Оборудование для жестяночной мастерской купили, пресс для изготовления штампованной посуды. 60 тысяч целковых за него отдали, но дело того стоит. Знае-те небось, что частники из горелого железа, какое на пожарищах собирают, вёдра делают и по 18 рублей продают?

Сухотский, уже пожалевший, что «посадил» Ивана Анисимовича на его любимого «конька», так же, как и доктор, молча кивнул.

– Сделали первые двести вёдер из старого железа, а в продажу пустить не мо-жем! – увлёкшись рассказом о любимом деле, Черных при этих словах даже хлопнул себя обеими руками по лацканам сюртука. – Проволоки нет для изготовления дужек! Приобрели новую жесть и проволоку тоже, теперь будет мастерская день и ночь работать. Будем кроме вёдер делать бидоны, маслёнки, трубы самоварные. Вёдра, заметьте, из новой жести, пустим в продажу по 14 рублей за штуку. Со временем сможем изготовлять самостоятельно даже лужёные молочные фляги, а это, знаете ли… Ручаюсь, что такого предприятия нет ни в одном кооперативе Сибири, а может быть…

– Погодите минутку, – прервал его присяжный поверенный. – Позвольте, пока не забыл, задать вам ещё один давно мучающий меня вопрос. Вот скажите, как областник, вы всегда были приверженцем идеи о самостоятельности Сибири? Как считаете, если сейчас нам не тратить силы и средства, которых без того не так много, и не идти на Москву, а занять в Уральских хребтах, как естественной природной крепости, прочную оборону да и жить самим по себе? Пусть в России остаётся всё как есть, это их дело, а нам и Сибири хватит. Со временем все лучшие русские люди к нам соберутся. Вот это будет держава, а!

36

– Чувствую я, что вы, Арсений Петрович, не всерьёз меня спрашиваете, а больше чтобы не дать мне о настоящем деле рассказать да из присущей вам привычки под-деть, – улыбнулся раскрасневшийся от собственного выступления Черных. – Всё ж отвечу серьёзно и основательно, поскольку такие речи уже слышал и над ними думал. Никогда и никто из сибирских областников, с самого момента зарождения нашего движения в 1865-м, не говорил о Сибири как суверенном, независимом от России государстве. Ни Ядринцев, ни Потанин, ни кто-либо другой. При том, что Сибирь находилась в унии с Россией только вследствие её покорения и принятием Иваном Грозным титула царя Сибирского. После отречения Николая Второго она фактически получила право на выход из Российской империи. Наш лозунг был и остался прежним – автономия. И в Декларации Временного Сибирского правитель-ства о государственной самостоятельности Сибири прямо говорится о том, что оно направит все свои усилия к воссозданию российской государственности, а характер дальнейших отношений между Сибирью и Европейской Россией будет определён Всесибирским и Всероссийским Учредительными собраниями.

Разумеется, мы никогда не пойдём на то, чтобы богатства Сибири почти даром увозились за границу, там перерабатывались, а затем в виде фабричных изделий продавались у нас же по высоким ценам, как это имело место в недавнем прошлом. Предпринимателям не нужно будет уезжать за тысячу вёрст от своих областей и фактически жить вдалеке от своего дела и семьи, чтобы проводить в центральных канцеляриях свои хозяйственные проекты. И держатели денежных фондов будут в Сибири, и богатство, здесь собираемое, будет тут же оставаться и распределяться. И, как абсолютно верно говорит наш иркутский единомышленник, занимающий сейчас в правительстве пост министра снабжения, Иван Иннокентьевич Серебряков, выход здесь в общей для Сибири областной Думе с соответствующими исполнительными органами и выделением сибирских финансов из общегосударственных.

Но говорить об этом сейчас, когда большевики проливают в европейской части страны реки крови!.. Уверен, что вы сделали это лишь в шутку. У нас, сибиряков, всегда было не в чести оставлять в беде близких, уверен, что и сейчас нет. Другое дело, если с помощью Божьей нашей армии удастся выгнать Троцкого с Лениным из Первопре-стольной. Тогда сибиряки как победители вправе будут требовать преференций, и новое Российское правительство не сможет к ним не прислушаться. Только так.

Если же вернуться к тому, с чего мы начинали, к делам, то хотел бы поделиться одной новостью, уж не знаю, насколько она верна. В наших кругах говорят, что в самом скором времени в сибирских городах будет работать специальная комиссия из Северной Америки и наших представителей земств и городских управ. Речь идёт об очень серьёзном кредитовании на развитие банковской системы Сибири, а также предоставления помощи сельскому хозяйству. Предполагается, что только на снабжение наших крестьян сельхозмашинами, орудиями, учебными пособиями, медикаментами и прочим американцы намерены выделить 600 миллионов рублей.

– А потом всё это добро отберут, – вступил в разговор долго отмаливающийся Поляков.

– Это как? – растерялся кооператор.– Ну не так, как наши большевики, которые прошлой весной с вас, капиталистов

барнаульских, единовременный налог в миллион рублей постановили собрать, а когда вы со сдачей его задержались, взяли ещё два, а тех, кто особенно забывчивым оказался, арестовали и имущество их конфисковали. Теперь тех, у кого добро име-ется, грабить будут по-простому, по-русски – с мордобоем, топором, самогонкой. Весело будут грабить!..

Константин Сомов


– И кто же эти мерзости будет делать, позвольте поинтересоваться? – с любо-пытством взглянул на него Сухотский.

– Отвечу. Но для начала хочу сказать вам, господа, что я, может быть, совсем не-важный политик и экономист, но врач, как говорят, хороший. И вот что я вам скажу как врач. Нынешнее состояние нашего организма, то бишь зауральского царства Александра Четвёртого, как уже именуют Колчака, только кажется относительно стабильным. Рецидива можно ожидать в самом ближайшем времени. И не в виде чужеродного вторжения из-за Урала, но в лопнувшей гнойной опухоли, находящейся в самом теле.

Грабить и бунтовать будут те самые крестьяне, для которых и предназначено всё это, пока мифическое, американское добро. Знаете ли вы, что среди пришед-ших с Германской войны крестьян очень много людей с надломленной психикой, что, впрочем, немудрено. С полей да покосов, от природной благодати зашвырни человека в окоп, в ледяную воду по пояс, а сверху на него снарядами, бомбами с аэропланов, газами его, сердечного, – всей той гадостью, что человеческий гений выдумал. Каково будет человеку, каким он из такого ада вернётся… Вопрос, по-нятное дело, риторический.

И люди эти – душевнобольные, нервные люди – попали не в госпитали, а вер-нулись домой. Многие кроме болезни душевной принесли с собой и галантную, то бишь сифилис. Последний по возможности лечим ртутными препаратами, а вот с нервными хуже. Уж очень их много. Совсем недавно наше земское собрание обсуждало необходимость постройки губернской лечебницы для душевнобольных, и поскольку такая необходимость очевидна, есть уже проект и смета на создание лечебницы на сто мест. Однако этого мало, и потом, когда она ещё появится…

Пока зима, они сидят по хатам и отыгрываются на своих бабах. Придёт весна, и вся эта привыкшая к вседозволенности масса дезертиров, которые ненавидят всё и вся и в особенности тех, кто ратовал за войну до победного конца, а теперь хочет отправить их на войну другую, начнёт сколачиваться в банды. Одни – в идейные формирования, другие – в не обремененные лозунгами шайки. И всё для того, чтобы пограбить, а при удачном раскладе и вовсе избавиться от власти, каковую мужик сегодня, по моему личному убеждению, ненавидит в любом её проявлении. Вслед за деревенскими люмпенами потянутся вскоре и мужики позажиточнее. Им просто зависть не даст дома усидеть. Как же, он добро десятки лет наживал, а другому на дармовщинку достаётся. Надо не опоздать. А если ещё учесть, что у нас в Сибири каторжанская прослойка ох какая богатая, то и вовсе жутко становится. – Доктор пыхнул раз-другой сигарой, развеял рукой дым и, пристально взглянув на внимательно слушавшего эту речь Володю, продолжил: – Без всякого сомнения, найдутся и лидеры. Людей, не боящихся ни Бога, ни чёрта, а тем более какую-то там колчаковскую милицию и к тому же наделённых природными задатками вожаков, в сибирском селе хватает.

Ведь кто в массе своей проживает в нашей Алтайской губернии, по которой я, поверьте на слово, поездил совсем не мало? В абсолютном большинстве своём это недавние переселенцы, сиречь авантюристы, своего рода майн-ридовские пионеры Техаса. Люди, по самой сути своей склонные к рискованным предприятиям.

Эти их качества подтверждаются самим фактом их переселения сюда. Порой просто пешком, с топором на одном плече и сохой на другом, за тысячи киломе-тров, в чужую, страшную для великоросского и украинского крестьянина Сибирь. Кто пришёл на Алтай за землёй несколько лет назад из Воронежской, Тульской, Харьковской, Таврической и прочих губерний, бросив родные, привычные места?


Разумеется, самые смелые, сильные и просто отчаянные. Таких в смутные времена стоит бояться любой власти, и они ещё заставят её это делать. – Доктор резким движением ткнул недокуренную сигару в пепельницу и так же энергично раздавил её в ней. Потянулся за коньяком. Взяв в руку рюмку, Поляков посмотрел сквозь неё на круглый стол с закусками и вздохнул:

– Такого наговорил вам, господа, что самому не по себе стало. Давайте лучше выпьем. – И после того как все, включая и Володю, последовали его совету, до-бавил: – И ведь действительно боюсь, что мои нынешние рассуждения в скором времени станут реалиями. Благодатная почва для этого уже подготовлена, и во многом благодаря самой власти. Нужно что-то менять, и менять кардинально, иначе летальный исход нашего нынешнего сибирского царства практически неизбежен.

«Меняйте не меняйте, а всё равно вашему Колчаку каюк придёт, – сквозь охватив-шую его сладостную дремоту подумал Володя. – Умные вроде люди, а не понимаете, что класс ваш – вчерашний, и дело ваше – прошлое, хоть сколько вы пурхайтесь».

– Давно хочу поделиться с вами кое-какими мыслями, господа, – раздумчиво сказал Сухотский, сцепив под подбородком пальцы рук. – Не так давно перечиты-вал я «Дневник писателя» Достоевского и обнаружил, что мысли, которые меня занимают, появились у Фёдора Михайловича ещё сорок лет назад. Он пишет о том, что большевики того времени, Нечаев и нечаевцы, представлялись обществу исключительно как «идиотические фанатики», мошенники и монстры, то есть так же, как большинство из нас определяет сегодня московских правителей.

– А как же их ещё определять, если они таковыми и являются? – шевельнул усами Черных. – Самые что ни на есть монстры и мошенники!

– Если бы всё было так просто, Иван Анисимович, думаю, от них бы уже следа не осталось. Позвольте, я вам прочту, очень поделиться хочется.

Сухотский встал из-за стола, подошёл к высокой этажерке и взял с неё топор-щившуюся закладками книгу.

– Вот этот момент, послушайте: «Монстров» и «мошенников» между нами, пе-трашевцами, не было ни одного. Не думаю, чтобы кто-нибудь стал опровергать это заявление моё. Что были из нас люди образованные – против этого тоже, вероятно, не будут спорить. Но бороться с известным циклом идей и понятий, тогда сильно укоренившихся в юном обществе, из нас, без сомнения, ещё мало кто мог. Мы заражены были идеями тогдашнего теоретического социализма. Политического социализма тогда ещё не существовало в Европе, и европейские коноводы социа-листов даже отвергали его».

Сухотский перевернул страницу.– Смотрим далее: «Действительно, правда, что зарождавшийся социализм срав-

нивался тогда, даже некоторыми из коноводов его, с христианством и принимался лишь за поправку и улучшение последнего, сообразно веку и цивилизации. Все эти тогдашние новые идеи нам в Петербурге ужасно нравились, казались в высшей сте-пени святыми и нравственными и, главное, общечеловеческими, будущим законом всего без исключения человечества.

Все эти убеждения о безнравственности самых оснований (христианских) со-временного общества, о безнравственности религии, семейства; о безнравствен-ности права собственности; все эти идеи об уничтожении национальностей во имя всеобщего братства людей, о презрении к отечеству как к тормозу во всеобщем развитии, и проч., и проч. – Всё это были такие влияния, которых мы преодолеть не могли и которые захватывали, напротив, наши сердца и умы во имя какого-то великодушия. Во всяком случае, тема казалась величавою и стоявшею далеко выше


уровня тогдашних господствовавших понятий – а это-то и соблазняло. Те из нас, то есть не то что из одних петрашевцев, а вообще из всех тогда заражённых, но которые отвергли впоследствии весь этот мечтательный бред радикально, весь этот мрак и ужас, готовимый человечеству в виде обновления и воскресения его, – те из нас тогда ещё не знали причин болезни своей, а потому и не могли ещё с нею бороться.

Вот в том-то и ужас, что у нас можно сделать самый пакостный и мерзкий по-ступок, не будучи вовсе иногда мерзавцем! Это и не у нас одних, а на всём свете так, всегда и с начала веков, во времена переходные, во времена потрясений в жизни людей, сомнений и отрицаний, скептицизма и шаткости в основных общественных убеждениях. Но у нас это более чем где-нибудь возможно, и именно в наше время, и эта черта есть самая болезненная и грустная черта нашего теперешнего времени. В возможности считать себя, и даже иногда почти в самом деле быть, не мерзавцем, делая явную и бесспорную мерзость, – вот в чём наша современная беда!»

Арсений Петрович закрыл книгу и вернулся к столу.– Вот вы говорите, доктор, что мужик будет против любой власти бунтовать. Так ведь

не он в ней первый усомнился, весь склад жизни, святыни народа гнилостными назвал. Не он, а как раз мы с вами, то бишь интеллигенция. Она – организатор всех революций и всех переворотов на белом свете, хоть в Англии или Франции, хоть в Испании или Мексике. Теперь вот в очередной раз занялась этим в России. Отец и мать, поводырь любой революции практически всегда – буржуазия и интеллигенция. Так было и у нас в феврале. Но потом произошло необычное и страшное – в полную силу заявили о себе большевики. И тут же все мы стали говорить о них как об исчадьях ада, отбросах обще-ства, уголовниках и так далее, то есть уродах уже по сути своей, с материнской колыбели.

Но вот вопрос, кто стоит во главе этих уродов, руководит ими, является их идейным вдохновителем? Ответ прост – представители той же интеллигенции. Я не знаком лично с господами Лениным и Троцким, но среди прочих более мелких руководителей большевистской Московии мне лично знакомы по меньшей мере два человека, один из которых – нынешний большевистский нарком продовольствия Цюрупа. Знакомство это произошло, как говорится, во времена моей мятежной молодости, но не думаю, что за прошедшее время они превратились из образован-ных и порядочных в общечеловеческом понятии людей в звероподобных монстров, движимых только жаждой крови и какой-то личной корыстью. Думаю, что и кроме них в большевистском руководстве имеются такие же люди.

И в своих мыслях я не одинок. Даже газетчики, которым обычно вовсе не свой-ственно задумываться над глубинным смыслом происходящих событий, и те пишут, что если белые своими силами не могут уничтожить большевиков и ищут помощи у иностранцев, значит, большевизм всё-таки не кучка разбойников, а широкое дви-жение народных масс, принявшее лишь уродливые формы. Это подать, неслыхан-ная подать за нашу культурную, экономическую, политическую отсталость. Ведь представить себе появление большевизма в странах с прочными демократическими традициями попросту невозможно! А наши патриотические чувства? Прочёл в «Си-бирской жизни» очень точное наблюдение одного журналиста. Задавшись вопросом, почему иностранцы очень часто относятся к нам с пренебрежением, он пишет, что причина эта в отсутствии самоуважения у русских. Они знают о нас немного, но наше отношение к своей же стране им, конечно, известно. – Сухотский потарабанил пальцами по столу, затем легонько стукнул по нему всей ладонью. – Ну, да прочь тоска, давайте пить чай, коль коньяк надоел.

Пили чай, кушали изготовленные Настасьей Карповной чудесные маленькие пирожки с луком и с яйцами, ливером и вареньем. Черных рассказал несколько


действительно смешных анекдотов, а Поляков занимательных случаев из своей богатой докторской практики. Володя по-прежнему отмалчивался, разумно полагая, что высказанные им по поводу услышанного мысли этим господам вряд ли понра-вятся. Быть безрассудно смелым он себе позволить пока не мог. Да и Сухотского не хотелось обижать. Тот же всю оставшуюся часть вечера просидел в задумчивости, невпопад отвечая на задаваемые ему вопросы. Заметив это, Поляков и Черных стали собираться по домам.

– Простите, господа, что своей задумчивостью несколько смазал концовку этого замечательного вечера, но, как сами знаете, мыслям своим мы не хозяева, – сказал Сухотский уже с налитой по русскому обычаю «на дорожку» рюмкой в руке. – Вот чем я хотел бы ещё, друзья мои, с вами поделиться. Вы не обращали внимания, что уже начиная с Германской войны, а уж после февраля и в революцию тем более, самые вопиющие поступки и позорные дела стали объяснять и успокаивать самих себя ничего не значащими словами вроде «такое время», «революционные интере-сы», «по тактическим соображениям». И то же самое, что без «такого времени» было просто убийством, предательством, подлостью, теперь сходит за обыкновенное дело.

Вы знаете, я всегда был материалистом и, соответственно, безбожником. Но времена сейчас таковы, что без стержня в душе, каковым для русского человека уже сотни лет является православная вера, оскотиниться очень просто. А мне, уверен, что и вам, этого не хотелось бы. И вот, представьте себе, всё чаще посещает меня мысль, которая, думаю, свойственна многим и наверняка кем-нибудь достаточно чётко сформулирована. Я думаю теперь, что никакие самые справедливейшие учреждения и самый правильный строй жизни не изменят человека, если что-то не изменится в его душе – не раскроется душа и искра Божия не взблеснёт в ней. А если искра Божия взблеснёт в душе человеческой, не надо и головы ломать ни о справедливейших учреждениях, ни о правильном строе жизни, потому что с раскрытой душой само собой не может быть среди людей несправедливости и не-правильности. Давайте выпьем за эту искру.

Сухотский, Поляков и Черных дружно сдвинули рюмки. «Надо же, в поповщину Арсений Петрович ударился! – с досадой подумал Во-

лодя. – Умный же человек, и такое мракобесие. Про искру это уж совсем того. Искру самим нужно зажигать, никакого Бога не дожидаясь. Попы его придумали, за его счёт кормятся, вот пусть они на него и надеются. А мы не искру, мы пожар мировой разожжём! Во сказанул! – довольный собой улыбнулся он. – Прямо как на митинге. Ничего не скажешь, кругло у меня получилось. Знай Балтику!..»

***– Загостился я у вас, – сказал Володя Сухотскому за завтраком. – Поживу, если

вы не против, ещё денька три-четыре, окрепну маленько – и, как говорится, пора и честь знать. Стесняю я вас, да и постоялец небезопасный – человек пришлый, документов никаких…

– Вот именно, что никаких, – Арсений Петрович протянул руку за чайником и, остановив её на половине пути, опустил ладонь на скатерть. Привычно потарабанил пальцами по столешнице, потом взглянул в глаза Мишукову. – Понимаете, Володя, какая штука… То, что я дал вам приют в своём доме, накладывает на меня опреде-лённую ответственность за вашу дальнейшую судьбу. Но зато я и вправе спросить, что вы намерены делать дальше: остаться в Барнауле и жить как простой обыватель, попытаться найти дорожку к своим товарищам по партии или вовсе пробраться по другую сторону Урала, обиходно говоря, в Совдепию?

41

– Не знаю я, – после непродолжительной паузы ответил Володя. – Нужно с чего-то начинать, а я даже на улицу без документов выйти опасаюсь.

– Строгого контроля в этом отношении в городе пока нет, и видеть патрули, которые проверяли бы документы, мне лично не приходилось. Но без нужды лучше, конечно, не рисковать. Но дело не в этом. Я вот тут подумал, – тут присяжный поверенный взял со стола чайник и, долив в свой стакан кипятку, принялся позвякивать по стеклу ложечкой. – Не начать ли вам, пока поправляетесь, брать уроки немецкого языка?

– Что? – поперхнулся куском калача Мишуков. – Вы что, смеётесь надо мной, что ли?

– Почему смеюсь? Вовсе я над вами не смеюсь. Но, скажите, разве не хочется вам Европу посмотреть, в больших событиях поучаствовать. В Германии сейчас, как вы сами знаете, очень неспокойно. Она, возможно, стоит на самом пороге пере-ворота, подобного нашему октябрьскому, и тогда местным большевикам русские специалисты с опытом и знанием языка очень даже потребуются.

– Точно смеётесь! – Володя поставил стакан с недопитым чаем на стол, отодвинул от себя тарелку с калачами. – Не можете помочь, так и скажите. Обижаться мне тут нечего. А насмехаться зачем?

– Ну, виноват, виноват!.. – поднял руки вверх Сухотский. – Действительно, хотел над вами немного подшутить, но, видать, не получилось. Хотя говорят, что в каждой шутке есть доля правды, а в этой тем более. Дело тут вот в чём. У меня есть одна знакомая дама, не особенно скрывающая свои левые убеждения. Она несколько месяцев назад приехала к нам из Новониколаевска после смерти мужа, служит в земстве, зовут её Ольга Наумовна Линник.

– И что с того? – недоумённо поинтересовался Володя. – Мне-то с неё какой прок?– Дойдём и до прока, не перебивайте, пожалуйста. Так вот, недавно побывал

у меня один знакомый коллега из Новониколаевска, случайно увидел эту даму и сказал мне, что её муж занимал там какой-то не последний пост при большевиках и был убит во время выступления чехов. Я об этом распространяться, естественно, не стал, а вам сообщаю вот почему. Думаю, если вы с ней познакомитесь и найдёте общий язык, она сведёт вас с оставшимися в Барнауле большевиками. Если же это попробую напрямую сделать я, по вашим понятиям, недорезанный буржуй… Не надо морщиться, именно таковым вы меня и считаете. Такой шаг может только всё испортить. Линник – другое дело. Получится – хорошо. Нет – будем думать над другим вариантом.

– Я вас буржуем недорезанным не считаю, – буркнул Мишуков. – Это вы зря. И, скажите, при чём тут немецкий язык?

– Тут всё просто. Она делает переводы с немецкого, на почве чего мы с ней и познакомились. Я знаю этот язык, но весьма поверхностно. Без специалиста было не обойтись – предложили обратиться к ней. К тому же она даёт уроки немецкого. Вот ваш шанс. Что вы по этому поводу думаете?

– Ничего, – пожал плечами Володя. – Я вообще с женщинами как-то мало об-щался. Честно говоря, даже робею перед ними маленько. Но деваться-то некуда. Давайте попробуем.

– Тут ещё немаловажно и то, что она – еврейка. Это очень могло бы вам помочь, если соберётесь вернуться в свой Питер или Москву.

– А это при чём?.. – насупился Мишуков. – Не думал о вас, вы ж университет закончили, образованный человек, и такое…

– Знаете что, мой юный друг, давайте хотя бы сейчас не будем фарисейски за-крывать глаза на действительность, – оборвал его Сухотский. – Среди моих знако-



мых, людей, мною уважаемых, иудеев немало, но это вовсе не значит, что я должен закрывать глаза на факт их многочисленного, если не поголовного присутствия в ряду приверженцев вашей идеи. И объяснение этому весьма простое. Притесняе-мая нация хочет изменить своё положение в стране проживания, сделав его по возможности доминирующим. И потом, большинство национальных революций осуществлялось при активной помощи, а то и под руководством инородцев. Нагляд-нейший пример – корсиканец Наполеон Бонапарт. Да что далеко ходить – главной военной силой большевиков в Барнауле были вооружённые ими пленные мадьяры. Напротив их недавние сослуживцы по Австро-Венгерской армии – чехи. Такие вот парадоксы в истории бывают. А объяснение этому тоже простое. Революция – это прежде всего ломка. А чужое ломать не жалко. Не своё же. Как поётся в вашем гимне, до основанья, а затем не наше дело. Ваша страна – вы и стройте.

Но мы с вами отошли от дела. А дело в том, что евреи в абсолютной массе своей сегодня большевики, к тому же очень часто занимающие высокие посты, и отно-шение к ним в вашей среде особенно доверительное. Что вам на данный момент и требуется. Сумеете найти с ней общий язык, доказать Ольге Наумовне, что вы свой, и она вам наверняка поможет.

– Не знаю, – пожал плечами Володя. – Насчёт женщин я не силён. В том смысле, что опыта общения с ними у меня, считай, и нет. Стыдно сказать, робею я как-то перед ними, а почему и сам не знаю.

– И это говорит военный моряк?.. О-о-о!..– Да бросьте вы, а? – покраснел Мишуков. – Раз военмор, так обязательно бабник,

что ли?.. И потом, я же не отказываюсь, – после паузы добавил он. – Попробую. Деваться-то всё равно некуда.

***Это была смуглая молодая женщина с короткими, вьющимися на кончиках чёр-

ными волосами и такими же чёрными любопытными кошачьими глазами. Крупно-ватый нос мешал лицу стать кукольно хорошеньким, зато делал его более ярким и выразительным. И это Володя оценил сразу. Под чёрным шерстяным платьем без труда угадывалась довольно ладная крепкая фигура.

Обратил он внимание и на полную, тяжёлую грудь своей учительницы и сколько потом ни старался не глядеть на неё, выходило это у него очень плохо, и самым досадным было то, что она это тоже заметила. Иначе с чего бы так насмешливо и, как казалось Мишукову, презрительно улыбалась.

– Их наме Володя! – попугайски твердил Володя. – Их бин… Что-то не полу-чается у меня.

– Не у всех сразу получается, – опять улыбалась она, хозяйским взглядом рас-сматривая Володю и заставляя его в очередной раз краснеть. – Изучение языков – дело непростое. Здесь главное – терпение и усердие. Ну-ка, попробуйте ещё раз.

После чая он провожал её у дверей и даже подал Ольге пальто, неуклюже и не-нужно поправив его затем на женских плечах, буквально на мгновение задержав на них свои ладони. Попрощался с улыбкой, которую, едва закрылась дверь, счёл неуместной и гадливой, и долго тёр ладонями щёки, словно пытаясь согнать её следы.

Ждать нового прихода Ольги Линник он стал тут же, и два последующих дня не были для него заполнены ничем, кроме ожидания и предчувствия новой встречи с этой женщиной. Он не замечал насмешливых взглядов пытавшегося завязать с ним беседу присяжного поверенного, недоумённо-озабоченных глаз подающей на стол обед Настасьи Карповны. Мишуков был занят. Он ждал. И дождался.


Урок уже заканчивался, когда она очень буднично попросила Володю проводить её домой.

– С детства боюсь темноты, – неловко улыбнулась она. – А с вами мне не страшно будет. Хорошо?

Соглашаться путешествовать по Барнаулу потемну и без документов было не-разумно. Но Мишуков согласился. Впрочем, в тот момент патрулей и налётчиков он боялся несравненно меньше, чем того, что может произойти между ним и этой женщиной. Он и желал, и страшился этого одновременно. Однако страх этот был таким сладостным, что не только не мог заставить повернуть назад, но будто бы подталкивал его, заставляя торопливо надевать подаренное адвокатом пальто, а затем так же торопливо искать ключ от входной двери. Будь дома Сухотский, он, наверное, удержал бы Мишукова от столь неразумного шага, но присяжный поверенный как раз отсутствовал. Да и потом, кто знает, стал бы он это делать…

Среди кристально-белого снега встречались большие чёрные пятна на местах дотла выгоревших домов, одна из улиц была уничтожена едва ли не полностью, и приходилось только удивляться разборчивости огненной стихии, пощадившей одни и испепелившей другие строения. Даже сейчас, когда после постигшего Барнаул несчастья прошло поч-ти полтора года, воздух города, казалось, так и не утратил горького, тяжёлого запаха сгоревшего крова, прошедшей, но не ставшей от этого меньше беды.

– Досталось Барнаулу, – подумал Мишуков и припомнил, как в одной из пред-ложенных ему Сухотским старых газет прочёл статью под заголовком «Гибель Барнаула». В ней рассказывалось о том, что во время майского пожара 1917 года в городе было уничтожено огнём более семисот усадеб. Пожар унёс множество жиз-ней и оставил без крова десятки тысяч людей. Но уже скоро появились оптимисты, которые посчитали, что на месте пепелища барнаульцам вполне по силам создать город-сад. В центре города – большая круглая площадь, от неё, словно солнечные лучи, девять утопающих летом в зелени бульваров…

– А вот и мой дом, – сказала Ольга. – Зайдёте погреться? У меня отдельный вход, так что хозяевам не помешаете. В тот же момент Володю перестали интересовать какие бы то ни было пожары, а вдыхаемый им морозный воздух стал просто обжи-гающим. Он молча кивнул.

В комнате всё было строго и как-то безлично, будто здесь жил редко в ней бы-вающий деловой, абсолютно не думающий о домашнем уюте мужчина. У окна стоял небольшой, закапанный чернилами стол, рядом – железная кровать с шишечками, покрытая стёганым одеялом. На стуле женское платье, длинный темный халат, на столике будильник. Привыкшего на флоте к почти идеальному порядку, внедрённому в плоть и кровь Мишукова с помощью кондукторских и боцманских зуботычин, его особенно поразили валяющиеся на полу окурки. На столе стояла лампа с обгоревшим бумажным абажуром, лежали растрёпанные книги.

– Как вы только сумели такую комнату найти? В городе, говорят, от беженцев не протолкнёшься, да ещё пожар скольких людей жилья лишил, в одной конуре по несколько человек живут, а тут вон как просторно.

– И вполне хватит места для двоих, – отметила она, заставив Мишукова мгновенно покраснеть. – Я, Володенька, много чего умею, но об этом потом. Давай целуй меня быстренько я уже заждалась.

– Как это?– Ну, для начала в губы. И не будь ханжой. Отбрось своё пуританское воспитание,

если у тебя такое есть, и не будем больше тратить слов.


– Так ты что, влюбилась в меня, что ли? – недоумённо спросил Мишуков. – Так сразу?Ольга улыбнулась.– Видишь ли, чтобы влюбиться, нужно время, затем любовь сама начинает

требовать времени. Для революционера это непозволительная роскошь. Когда тебе хочется пить, ты выпиваешь стакан воды, точно так же нужно поступать и здесь. Мне хочется быть с тобой, и я не намерена отказывать себе в этом. Сойтись, дать друг другу что имеешь и разойтись. Когда нужно, без всяких сантиментов. Всё про-сто, и хватит об этом. На штурм, мой альбатрос. И давай уж я тебя сама поцелую, от вас, похоже, этого не скоро дождёшься.

Она глубоко вздохнула, мягким ласкающим движением закинула руки ему на шею. Володя почувствовал на своих губах её полные губы, затем она скользнула ему в рот быстрым язычком, и Мишуков понял, что сопротивляться желаниям этой женщины он больше не будет. Не прошедшая ещё после болезни слабость отступила мгновенно. Он легко поднял Ольгу на руки и, чувствуя, как её пальцы скользнули за воротник его рубахи, задохнулся от болезненно острого желания.

– У тебя что, никогда не было женщины? – спросила Ольга полчаса спустя.– Была, – буркнул Володя, поворачиваясь к ней спиной. – Плохо помню, пьяный был.– Ничего не помнишь? – Ольга прижалась грудью к его спине, потёрлась щекой

о его шею.– Помню, гадко мне потом было, – повернулся к ней Мишуков, – сильно гадко.– А со мной как?– С тобой пока не знаю. Не понял ещё. Дышится вот как-то легче, словно нарыв

какой выпустили.– Это хорошо, очень хорошо!.. – довольно улыбнулась она и принялась погла-

живать Мишукова ладошкой по груди. – Ты такой красивый, просто греческий бог! У тебя сильные руки! У меня никогда не было такого мужчины!..

– А какие были? – спросил уязвлённый наличием предшественников и обрадо-ванный своими преимуществами перед ними Володя.

– Ну какая тебе, право, разница? – Она легонько ущипнула Мишукова за грудь, затем быстро поцеловала его несколько раз в губы и шею. – Кто, сколько!.. Были и нет их, а значит, и не было никогда. А мы с тобой есть, сейчас, в эту минуту. И это самое главное. Поцелуй меня в грудь, Володенька. Тебе же нравится?..

– Да, – прошептал Володя и через несколько мгновений вновь услышал тихий, лишающий его всякого рассудка стон…

Он рассказал ей всё: о том, как уезжал с товарищами из голодного, набитого серым расквашенным снегом Питера в самом начале весны нынешнего года, о продувае-мом насквозь степном городке под названием Славгород, о своих путешествиях за хлебом по кулундинским просторам, о скользком и липком страхе, пронизывающем всё естество при посвисте уже миновавших пуль, о накатывающем, словно балтий-ский прибой, мерном и безжалостном стуке конских копыт за спиной, о бескрайнем снежном поле и тонкой нити полузанесённой бураном дороги, по которой идёт к далёкому городу одинокий, замерзающий на ходу человек, идёт, не зная, что встретит здесь свою по-настоящему первую и самую желанную женщину…

– Страшно и красиво! – сказала Ольга и перегнулась через Володю, чтобы взять с тумбочки папиросу. Чиркнула спичкой и, потянув на грудь одеяло, спросила: – И что ты думаешь делать дальше?

– Не знаю, – пожал плечами Мишуков. – Если честно, вся надежда на тебя. Сухотский сказал, что ты могла бы познакомить меня с товарищами. Без тебя не знаю, что и делать.


– И вы с этим адвокатишкой решили, что ты должен меня для пользы дела со-блазнить. Так?

– Глупости, – покраснел Володя. – Я и делать-то этого не умею.– Не наговаривай на себя, – усмехнулась она. – Всё правильно. Без меня ты, чего

доброго, и вправду пропадёшь, а я тебе помогу, но… – женщина затушила папиросу о спинку кровати и бросила её на пол. – Не просто так. Понимаешь, о чём я?

– Не понимаю, – сухо ответил Мишуков. – У меня и нет ничего.– Какой-ты всё-таки телёночек, Володенька! – ласково сказала она. – То, что мне

нужно, у тебя с избытком имеется, и я своё сейчас возьму, – проговорила Ольга уже сквозь зубы и заскользила по его груди своими твёрдыми коричневыми сосками. – Моё, моё, моё!.. Заберу всё, никому ничего не оставлю!..

– Я поговорю с одним человеком в губернской управе, – деловито говорила Ольга, надевая платье и охорашиваясь. – Он помог мне и тебе поможет.

– Точно? – с сомнением спросил Мишуков.– Поможет, – сказала она, и Володя подумал, что внутри этой мягкой и податливой

женщины спрятан стальной стержень. – Сделает он это и потому, что я попрошу, и потому, что наших здесь мало. Люди, можно сказать, наперечёт. Очень многие товарищи как, прошу прощения, летом в штаны напрудили, так никак их высушить не могут. Хорошо бы, конечно, если бы у тебя был хоть какой-нибудь документ, какая-то бумажка – им сейчас веры больше, чем людям. Впрочем, как и всегда.

– Есть у меня одна бумага. Товарищ Цюрупа перед нашим отъездом из Петро-града дал. Сухотский говорит, прочёл в газете, что Александр Дмитриевич теперь в Москве – нарком продовольствия республики.

– Покажи, – оживилась Ольга.– Дай ножницы или ножик острый. – Володя осторожно отпорол шов на поясе

своих брюк, вынул гильзу от крупнокалиберной французской винтовки «Гра». По-стукав донышком о ладонь, извлёк из неё сложенный вчетверо листочек бумаги. – Вот мой единственный документ. С лета в ней ношу, как из Славгорода от чеха уходили, спрятал. Трое штанов сменил, а всё ж сохранил, – довольно усмехнулся он.

***Новый 1919 год Володя встречал вместе с Ольгой Линник. В весёлый мороз-

ный день в небольшом, жарко натопленном доме собрались несколько мужчин и женщин, решивших отметить этот праздник вместе. Большинство из них пере-брались в Барнаул недавно из Томска и Новониколаевска, где им после падения Советской власти оставаться было небезопасно. В углу, словно дань уходящему старому времени, стояла украшенная разноцветными бумажными гирляндами и старыми ватными ангелочками ёлка, на столе дымящиеся пирожки с рисом и яй-цами, винегрет, большой тёмно-красный запечённый окорок с привязанной к нему кокетливой бумажной манжеткой, несколько бутылок вина и украшение праздника, изобретение 1918 года, – салат со странным названием «Шуба». На вопрос Володи Ольга пояснила, что рецепт этого салата неведомо какими путями добрался недавно из Советской России в Барнаул, а «Шуба» означает не что иное, как «шовинизму и упадку – бойкот и анафема». Красный цвет свёклы символизирует красное знамя революции, а входящие в состав сельдь и картофель являются классической про-летарской закуской.

– По-простому – селёдка «под шубой», – улыбнулась она, явно довольная тем, что её спутник является объектом внимания сразу нескольких из присутствующих на празднике дам.


Подошёл невысокий парень лет тридцати с большеватым для его худого лица носом, резко ткнул Володе руку, окинул Мишукова быстрым оценивающе-подозрительным взглядом. Отрекомендовался, немного заикаясь: «Ан-н-атолий». Постоял немного рядом с ними, коротко отвечая на пустяшные вопросы и всё так же внимательно изучая Мишукова, и отошёл, очевидно, сделав для себя неизвестные Володе выводы.

Другой, среднего роста крепыш с высоким лбом, широким утиным носом и весёлыми глазами, чем-то очень похожий на Егора Нефёдова, представился по фамилии: «Терещенко».

Было там ещё несколько совершенно не запомнившихся Мишукову мужчин, а также, по мнению Мишукова, значительно уступавших Ольге во всех отношениях женщин. Именно по этой причине они тоже не сохранились в его памяти.

Ольга почти сразу отозвала в сторону Терещенко и принялась с ним о чём-то разговаривать, а затем, судя по резким взмахам рук, и в чём-то убеждать. Подойти к ним поближе Мишукову было неловко. Препятствием к этому служил и изрядно подпитой мужчина, настойчиво предлагающий Володе выпить ещё по одной, а затем идти «душить гадов». «По одной не помешает, – убеждал он Мишукова. – А потом вперёд! Всех гадов передавим!..» От необходимости давить-душить зловредных гадов Володю избавила Ольга, точнее, подошедший вслед за ней Терещенко.

– Слушай, Николаев, – устало-презрительно сказал он подвыпившему мужчине. – Шёл бы ты проспался, а?

– А ты чего мне указываешь? – насупился тот.– Ты чего? Мы сейчас не в Томске, и ты не предсовета, чтобы мне указывать. Ты теперь по одёжке протягивай ножки.

– Смотри, как бы тебе свои не протянуть,– тихо сказал Терещенко, и собеседник его на глазах Мишукова протрезвел.

– Ладно, – буркнул он и отправился к вешалке за своим пальто. – Пойду посплю малость, – и, повернувшись в Терещенко, многозначительно добавил: – Потом по-говорим.

Тот, не обращая на это внимания, уже изучал цепким взглядом Володю.– С Балтики, говоришь? – спросил он. – И документ имеется?– Найдём, если надо, – в унисон ему коротко ответил Мишуков.– Ну, приходи тогда. Посмотрим, подумаем. Адресок записать или так запомнишь?– Запомню, – улыбнулся Володя, – и приду.

На квартире у Терещенко Володя побывал через пару дней. Он уже немного привык путешествовать по Барнаулу без документов, хотя и понимал, что это может добром не кончиться. Но другого выхода не было, приходилось рисковать.

Проходя через разместившийся на одном из барнаульских пустырей небольшой базарчик, Мишуков невольно задержал шаг. Худенькая сестра милосердия, с вы-глядывающим из-под платка красным крестиком на белоснежной косынке, меняла лакированные туфли на сахарин, пожилая дама предлагала шляпу с павлиньим пером, мужчина с бородкой «гвоздём» выменивал офицерские бриджи на жареную курицу. Горластые бабы в тулупах и валенках нахваливали свой товар – птицу, масло, яйца, сало и прочая, прочая, прочая… Видимую конкуренцию им в плане саморекламы представляли разместившиеся неподалёку польские легионеры в добротных шинелях и четырёхугольных фуражках-конфедератках. Перед ними на расстеленных на снегу пёстрых домотканых ковриках стояли полуведёрные и ведёрные самовары, поношенные и совсем новые сапоги, калоши, лежали брюки и гимнастёрки, платки и шали, рубашки и кальсоны.


Вислоусый, изрядно подвыпивший жолнеж держал в одной руке кашемировую женскую юбку, а в другой зелёный шёлковый платок и мешал в одну кучу польские, украинские и русские слова.

– Проше, проше пана! – заорал он почти в лицо низкорослому деревенскому му-жичку в пошитых из рядна штанах и заношенной кацевейке, так что тот шарахнулся в сторону. – Пусть пан покупит для свой пани. Пани будет есче красче. Недрого, почти за так! – и весьма довольный собой захохотал.

– Награбили по сёлам, а теперь нам же продают, – сказал с нескрываемой злобой мужской голос за Володиной спиной. – Из грязи в князи. Были пленными у нас, кланялись, теперь ровно хозяева, сволота такая!..

Мишуков повернулся, чтобы посмотреть на говорившего, но того на месте уже не оказалось. Вместо него он увидел между рыночными рядами трёх желтолицых раскосых солдат в меховых шапках, ботинках с обмотками и винтовками на ремне.

«Упаси бог попасть в китайскую комендатуру, – вспомнил он напутствие очень недовольного его прогулками Сухотского, – говорят, что невредимым оттуда ещё никто не выходил».

Китайцы шли неспешно и размеренно. Дожидаться, пока они подойдут поближе, Мишуков не стал. Инстинктивным движением надвинул на глаза шапку и, неза-метно для самого себя убыстряя шаг, двинулся от греха подальше.

***Если бы Мишукову сказали, что этот парень в недавнем прошлом был городским

главой в Томске – на новый лад председателем горисполкома, – он бы, наверное, не поверил. Очень уж молод был этот человек, представившийся Володе на празд-новании Нового года как Терещенко, тогда как на самом деле фамилия его была Тиунов. Тиунов Виктор Фотиевич – бывший солдат Томского гарнизона, а затем видный советский работник.

Однако подумав немного, матрос с таким утверждением, пожалуй бы, согласился. Сильный характер, ум и природная сметка чувствовались в нём сразу, а что касается молодости, то в те годы она была не редкостью среди лидеров всех уровней, как одной, так и другой противоборствующих сторон.

Володя вновь распорол потайной карманчик штанов и выудил оттуда уже демон-стрируемую им Ольге Линник длинную гильзу от французской винтовки. Осторожно извлек из неё листок бумаги, бережно его развернул.

– Это я ещё летом, когда от чехов из Славгорода уходили, спрятал, – похвастался он. – На, читай. Других документов у меня нет.

– «Мандат, – в растяжку прочёл Тиунов-Терещенко. – Сим удостоверяется, что военмор Владимир Мишуков направляется в составе продотряда в Алтайскую губернию для получения излишков хлеба голодающим Петрограда. Всем органам Советской власти на местах необходимо оказывать указанному товарищу любое необходимое содействие.

Товарищ наркома продовольствия республики А. Цюрупа.12 февраля 1918 года».– Всем органам Советской власти оказывать содействие. Понял? – пихнул локтем

в бок Терещенко Володя и тут же смутился. – Извини, это я от радости, что своих нашёл. А ты ведь хоть и в подполье, но всё Советская власть. Так что давай, оказывай.

– Документ, конечно, хороший, – поскрёб ногтями гладко выбритый подбородок Терещенко. – Конечно, если он твой и ты сам за это время кем был, тем и остался. Ну да сейчас не проверишь.


– А ты на деле попробуй.– Так ничего другого и не остаётся. Если ты из колчаковского контроля, то мы

у вас по-всякому на крючке, и если тебя даже в расход списать, всё равно на нём останемся, только увязнем сильнее. Ладно. Ольга сказала, вы с ней хотите за линию фронта перебраться. Считаешь, что тут революции никакой пользы принести нельзя?

– Не знаю, не решил пока, – пожал плечами Мишуков. – От мужиков, как я убе-дился, толку мало. Если и поднимаются, так только за своё, от хаты на версту не отойдут. Ну а как в городе, я не знаю.

– Пока не очень хорошо, – цыкнул зубом подпольщик. – Впрочем, об этом после. Расскажи пока, как ты к Сухотскому попал.

– Да вот с помощью Цюрупы и попал. Он мне сказал, что в Барнауле его товарищ по ссылке должен жить, что коли будет случай, можно его повидать. Попросил передать привет и сказать, что Советской власти честные и порядочные люди нужны более, чем какой-нибудь другой, и о России она думает побольше прочих. Ну а тут такой «случай» выпал, что и тыкаться-то было больше некуда. Вот я, считай, от самого Славгорода до этого Сухотского пёхом и добирался. Хорошо хоть не зря.

– Передал, что просили?– Передал.– И что Сухотский?– Ничего. Улыбнулся только.– И ничего не сказал?– Почему? Он сказал: «Хм-хм».– Интересная личность, – усмехнулся Терещенко. – С одной стороны, пере-

рожденец, отошёл от революции. К тому же либерал. Самая большая слякоть какая есть. Нас узурпаторами называют, душителями демократии, а сами тираны каких поискать. Кто с ними не согласен, тот либо свободе враг, либо тупой. Понаслушался я их, было время. Свобода по-ихнему – это воля капиталистам-кровососам давить работяг до предела, спекулировать чужим трудом. На народ глядят как на дерьмо – для них только те люди, что в Парижах живут. Ну и они сами, конечно, избранные. Говорю, слякоть, балласт в чистом виде, таких, как с колчаками управимся, в первую очередь вычистить надо будет, чтоб не мешали делом заниматься. А Сухотский вроде бы и такой, а вроде и нет. Я тут недавно в Барнауле, но не раз уже слышал, что он людям, нам сочувствующим, помогал. Вот и с тобой тоже.

– Он человек порядочный, – убеждённо сказал Володя. – Просто политики сто-ронится, хочет в стороне от всего остаться.

– Так у баррикады всего две стороны, и каждый либо на той, либо на другой. Тре-тьего не дано. Пока не припёрло – ещё туда-сюда, а припрёт – выберешь, никуда не денешься, коль ты не жвачное животное, а человеком себя считаешь. Большинству-то пока лишь бы брюхо набить, до сознания не скоро ещё достучимся, им что белые, что красные – хороший хозяин тот, при ком кормушка полная, с таким и в клетке можно жить, и по морде получать. Главное, брюхо сытое, остальное – пустяки. Ничего, научим их ещё людьми быть. Не их, так детей их научим.

Это когда ещё будет, да и будет ли? – в свою очередь усмехнулся Володя. – Давай лучше скажи, как сегодня дела тут обстоят? На что нацеливаетесь? Как местной контре палки в колёса до прихода наших вставлять собираетесь? Или так вас шу-ганули, что теперь сиднем будете сидеть?

– Есть такие, что и не против, – нахмурился Терещенко. – А ты-то чего геройского совершил, чтоб других судить?


– Я, пока те, что не против, по домам борщ хлебали, с казаками Анненкова воевал, с зверьём каких поискать, и коль к своим выберусь, опять винтовку попро-шу. Товарищ Энгельс знаешь что про революцию писал? Что на ней, как на войне. Коль нужно, надо всё на карту ставить, пусть и шансов немного. Нельзя покориться ярму, не обнажив меча!

– Ладно. Не кипятись, морячок. Знаем ваших, народ грамотный, да горячий. В общем, сам знаешь, пока петушок не клюнет, все в героев рядятся, от хорошей пайки не отказываются, а вот когда припечёт…

Когда чехи с беляками переворот устроили и в Сибири, как они думают, крепко обосновались, некоторые из наших, прямо скажем, в пораженческие настроения впали. В Сибири, дескать, нет достаточного количества рабочих, которые прошли школу революционной борьбы. Республика находится в кольце фронтов, и, воз-можно, Советы не будут вести наступательной политики на Восточном фронте, а будут только сдерживать наступление врага, а посему подпольным большевистским организациям стоит, наверное, частично отступить. Надо, мол, установить единый фронт с эсерами и меньшевиками, войти в органы земского и городского управления, усиливать свои позиции в профсоюзах и так далее.

Есть кто и дальше пошёл. Эти говорят, что мы сделать всё равно ничего не смо-жем, что только ценные для революции кадры – то есть их самих – погубим. Надо ждать Красную Армию, а до того всячески беречь себя любимых.

– Вот сволота! – не выдержал Мишуков– А кто ж ещё, – охотно согласился Терещенко. – Хорошо, что среди рабочих мы

пока поддержку имеем. Когда в железнодорожных мастерских узнали о расстреле Присягина, Цаплина, Казакова и Фомина – лучших наших товарищей и вожаков, – никто к работе не приступил. Собрали митинг в паровозном цехе и выставили требования: прекратить расстрелы, немедленно освободить всех политических заключённых, восстановить свободные профсоюзы и восьмичасовой рабочий день. Правда, властям забастовку удалось сорвать, но народ всё равно накалён. Я видел нашу томскую газету «Заря», так они сами пишут, что в толще рабочих вера в Советскую власть не разрушена и большинство настроено большевистски.

Ну, для поддержки такого настроения буржуи и сами вовсю стараются – цены на всё как на дрожжах растут, а зарплата на месте стоит, сверхурочно людей без оплаты заставляют работать. Зато в земстве да разных коммерческих учреждениях дело со-всем другое. Кроме своих со всех краёв «политических эмигрантов» из России столько наползло. И всем оклады хорошие, да и повышают ещё всё время. Я в губернском земстве мелкая сошка, но хорошо знаком, можно сказать в приятельских отношениях, с одним из членов управы – Дещенко. Кого ж там только не пригрели из «беженцев-интеллигентов», и у всех оклады не меньше полутора тыщ. С рабочими заработками не сравнишь. Так рабочему каждая копейка непосильным трудом достаётся, каждая по десять раз отработана… – Терещенко ненадолго замолчал, потом продолжил: – Я, знаешь, парнишкой два года в батраках был и хорошо знаю, как гроши достаются, и всю эту праздную лощёную сволочь, трутней этих ненавижу. И с классовой точки зрения, и по-человечески. Ну ладно с этим. Общую картинку я тебе нарисовал, теперь давай подумаем, что нам с тобой делать. Ты твёрдо решил за Урал пробираться?

– Чего о том говорить, пока документов надёжных нету, – махнул рукой Володя. – Будут бумаги хорошие – другое дело, а пока вам помогу, чем сумею.

– А чем сумеешь-то? Чего ты знаешь, кроме своего корабля?– Это вот ты зря, – похлопал его по плечу Володя. – Если хочешь знать, я до

службы почти два года наборщиком в типографии работал. Как это тебе?


– Точно наборщиком?– А то кем? – он протянул к Терещенко руки с потемневшими ладонями и паль-

цами. – Знаешь, что это? Это свинцовая пыль и краска типографская. Въедается так, что за всю жизнь потом не отмоешь.

– А вот это уже серьёзный документ, браток, – тихо сказал Терещенко. – По-лучше наркомовского мандата будет. Эх, родной ты мой! Теперь мы тебя на всю катушку используем. Будешь вместе с одним студентом подпольную типографию нам налаживать. Мы пока листовки на гектографе делаем, но получается не очень хорошо, да и много их на этой машинке не сделаешь.

– А документы как же?– И документы сам себе изготовишь, Гдалий поможет.– Кто?– Да студента нашего так чудно зовут, медика, – Гдалий Шергов. С ним работать

будешь.

***– Всё это хорошо, – сказала Ольга Линник, когда Володя поведал ей о своём

разговоре с Терещенко. – Только всё равно нужно будет быстрее делать надёжные документы и отправляться нам с тобой в Москву.

– Что так?– А то, что, может быть, и правы те товарищи, которые говорят, что наши, может

быть, и не станут на Сибирь пока наступать. Сил у республики действительно мало-вато. Пока. И главное дело сейчас не на Востоке, а на Западе. Германия на порохо-вой бочке, революция в любой момент может начаться, а там и дальше по Европе пойдёт. Лев Давидович учит, что революционный пожар вот-вот готов вспыхнуть в истощённых войной империалистических центрах. Революция в отсталой России – это только толчок, а там… Мы ещё поживём в Соединённых Штатах Европы.

– Кто это, Лев Давидович? – поинтересовался Мишуков– Как это кто? – изумилась она. – Ну ты и темнота, а ещё матрос! Наш вождь,

создатель Красной Армии Лев Давидович Троцкий-Бройнштейн. Такие имена в сердце носить надо.

– Ну ладно, ладно, – буркнул Володя и ткнулся губами ей в щёку.– Сказала бы просто – Троцкий, я бы понял. Я же не знал, что его Лев Давидович зовут. Да ещё Троцкий-Бронштейн.

– Вот знай теперь, – она потеребила маленькой ладошкой густую шевелюру Ми-шукова. – Эх, Володенька, зря мы с тобой, наверное, перестали немецким заниматься, на другое занятие его поменяли. Тоже, конечно, дело хорошее, но и главного, для чего жизнь дана, забывать никак нельзя. А главное у нас с тобой, Владимир, – ми-ровая революция. Повезло нам родиться. Весь старый мир трещит по швам, нужно помочь ему рассыпаться. Другие будут новый строить, а наше дело – этот взорвать.

А Сибирь эта – захолустье, и больше ничего, – зевнула она и, повернувшись набок, положила Мишукову руку на грудь. – Купеческое да мужицкое дремотное царство. Медведи. Получится на Западе, вся эта Колчакия, как спелый орех, сама к нашим ногам упадёт. С немецкими рабочими, с их силой и оружием такую можно будет революционную армию создать – никто в мире не устоит.

– Но здесь-то я тоже нужен, – попробовал возразить матрос. – Пригодился бы.– Я говорю, в Москву, – твёрдо ответила она, и Володе опять показалось, что

внутри этой мягкой и податливой под его ласками женщины скрыт стальной стер-жень, согнуть который попросту невозможно. Разве что сломать.


– Тут и без тебя управятся, – уже мягче сказала Ольга. – Поможешь им немного, подучишь – и в Москву. Там большие, серьёзные люди, есть и немного знакомые, помогут в действительно большое дело свою долю внести.

***Гдалий Шергов оказался высоким худым парнем с потёртыми дужками старо-

модного пенсне на крупном, южного образца носу. На первый взгляд он производил впечатление человека весьма медлительного и даже ленивого, но это только каза-лось. Любознательный ум и природная интуиция помогали ему быстро познавать практически любое дело, за какое бы он не брался. Будь то изучение хирургии и фармакологии либо наука смывки паспортов, изготовление печатей и штампов и печатание текстов на гектографе. Он быстро обучил Мишукова технике смывания старых паспортов, изготовлению поддельных свидетельств об освобождении от воинской повинности, другим весьма полезным для живущего на нелегальном по-ложении человека вещам.

Володя в свою очередь помог Шергину освоить основы типографского дела. Шрифт и кассу, а также другие необходимые для работы материалы принёс Те-рещенко и в ответ на вопрос, как ему это удалось, сказал, что большого труда не составило, помогли рабочие типографии кредитного союза. Не мудрствуя лукаво, разместили подпольную типографию прямо по месту работы Терещенко – в подвале здания губернской земской управы. В скором времени отпечатанные в ней листовки можно было увидеть в разных местах Барнаула расклеенными по заборам и столбам. Поздно вечером и рано утром у них обычно толпились кучки любопытных, читаю-щих и пересказывающих друг другу прочитанное. Довольный таким оборотом дела, Терещенко в разговоре с Володей обмолвился, что массовая расклейка листовок стала возможной только потому, что ей занимались те, кто, по сути, должен был ловить расклейщиков, – сочувствующие большевикам колчаковские милиционеры.

Всё складывалось более чем хорошо, и именно это обстоятельство особенно тревожило Ольгу Линник, заставляя её торопить Мишукова с отъездом. Столь «комфортная» работа большевистского подполья в городе, по её мнению, была воз-можной только потому, что в отделении военного контроля, то бишь колчаковской контрразведке, пока работали одни дилетанты. И стоило новой власти найти хорошо знакомых с этой службой людей, как обстановка могла перемениться кардинально.

Наконец к середине февраля 1919-го паспорта новоявленных супругов Цыбулько были готовы. На такой фамилии настояла Ольга, внешне очень похожая на гарную украинскую жинку и решившая при необходимости выдавать себя за таковую. Кро-ме освобождения от воинской повинности по душевному заболеванию вследствие тяжёлой контузии, полученной на Австро-Венгерском фронте, имелось у Володи выписанное доктором Поляковым направление в Петроградский психоневрологи-ческий институт профессора Бехтерева для установления точного диагноза болезни с последующим её лечением.

– Может, передумаешь? – спросил его Терещенко, когда Володя пришёл сообщить ему о своём решении ехать на днях вместе с Ольгой за Урал.

– Нет. Не передумаю, – отрицательно мотнул головой Мишуков. – Ты на меня зла не держи. Всё, что нужно, я Шергову рассказал-показал, больше ему от меня помощь не требуется. А вот от самого меня тут толку мало, надо ехать в центр, там мне настоящее дело найдут.

– А тут что, ненастоящее? – словно ребёнок, обиделся Терещенко. – Правда, с восстанием во всей Сибири не получилось у нас сразу, силёнок не хватило. Недавно


приезжали товарищи из областного комитета, Сируль и Рабинович. Был разговор, упрекали нас за выжидательную позицию в вопросе о вооружённом восстании. Но я и сейчас считаю, что поднимать нынче восстание в городе равносильно самоу-бийству. Задавят моментально. Другое дело – мужик, на него нужно опору делать, партизанское движение налаживать, на правильный путь всех бунтарей выводить. Вот смотри, что кадеты в своей «Сибирской речи» пишут. – Он взял со стола сло-женную вчетверо газету, ткнул пальцем в заметку. – Вот: «… Межведомственная комиссия (при Министерстве финансов), изыскивая новые объекты обложения, дабы пополнить скудные средства государственного казначейства, высказалась за обложение подоходным налогом имеющегося у крестьянского населения зерново-го хлеба, кроме того, комиссия высказалась за обложение подоходным налогом и денежных средств крестьян». Это вот! – потряс газетой Терещенко. – Посильнее десятка наших прокламаций будет. По сути – прямой призыв мужика к восстанию против нынешней власти. Плюс мобилизация. От неё даже интеллигенция и та бежит, а что уж о крестьянине говорить.

– Знаю, повидал, – кивнул головой Володя.– А раз знаешь, должен понимать, что к весне нужно ждать мощных крестьянских

выступлений, и наше дело – этот момент на всю катушку использовать. Мы уже под-готовили первую группу людей для отправки в повстанческие районы Причумышья. Но мало, мало у нас большевиков и сочувствующих для такого дела подходящих. Ты вот уезжать собрался, – с явным упрёком бросил он Мишукову.

– Да пойми ты, я-то как раз и есть неподходящий! – начал злиться матрос. – Про-бовал уже. Прямо скажем, не очень хорошо получилось. К мужику особый подход нужен, а я на него, видать, не мастак.

– Большевик всему научиться должен! – гнул своё Терещенко.– Да не дави ты на меня, всё равно ничего не выдавишь, – хлопнул шапкой по

столу Володя и, желая смягчить обстановку, предложил: – К партизанам такого надо посылать, как ваш Анатолий. Я его пару раз видел, но взгляд запомнил. Такой спуску никому не даст, если надо – шлёпнет, не задумается.

– Этот такой, – подтвердил Терещенко. – Проверено уже. Тут один наш бывший товарищ, некто Коваленко, решил партийные деньги прикарманить, так Толя ему быстро объяснил, что он не прав. Сразу гроши отдал как миленький. Тесно Анатолию в подполье. Его душа живого дела, простора требует. Он вообще предлагал всему барнаульскому подполью город оставить и идти в партизаны, еле объяснили, что это, по меньшей мере, неразумно. Он парень грамотный, понял. Погоди, придёт тепло, думаю, о нём ещё в этой губернии колчаки узнают. Конечно, одной твёрдостью с мужиком контакта не наладишь, тут дипломатия требуется, по крайней мере по первому времени, но ничего, по ходу будем учиться, другого выхода-то всё равно нет. Так что ты подумай ещё…

– Уже подумал. Стрелять из берданок я уже пробовал. Моё дело – из пушек палить. А пушек-то у вас нету.

– Пушек нет.– Вот и поеду туда, где они есть. И всё, не бычься, буду совсем уезжать, зайду

попрощаться. Бывай пока.– Что значит зайду попрощаться? – с напускной строгостью поинтересовался

Терещенко. Ты ещё должен мандат получить от нашей подпольной организации, доклад о проделанной работе. Ты что, как частное лицо, что ли, барином в Москву поедешь? Ты будешь нашим посланцем и представителем, со всеми вытекающими. А вот теперь бывай.

53

***Спасли Мишукова лишь нетерпение да малый опыт в таких делах молодых

офицеров, волею судьбы вынужденных переквалифицироваться из пехотинцев и артиллеристов в контрразведчиков. Уже войдя во двор дома, где жил Терещенко, он решил не заходить сразу в маленькую и тёмную комнатку товарища, а подышать немного морозным февральским воздухом. Остановился в нескольких шагах от входа и принялся рассматривать выполненные каким-то умельцем деревянные узоры на козырьке дома. От этого занятия его оторвал хлопнувший дверью молодой человек с короткими щегольскими усиками, в чёрном пальто, сидевшем на нём, как хорошо пошитая шинель, и такой же чёрной шапке. Он остановился в нескольких шагах от Мишукова и, внимательно разглядывая матроса, принялся закуривать, делая вид, что ему это плохо удаётся.

«Плохо дело, – подумал Мишуков. – Кажись, амба». Он виновато улыбнулся усатому и направился было к выходу из двора, но молодой человек был тут как тут. В спину Володи неприятно ткнулось револьверное дуло, тихий голос властно потребовал:

– Не шевелись.В контрразведке его провели прямиком в кабинет начальника, офицера, немно-

гим старше того, что тыкал в Мишукова револьвером. Он сидел на краешке стола и живо спорил с одним из своих сослуживцев, пытаясь убедить его в том, что необдуманными репрессиями можно только возбудить население и привлечь его на сторону большевиков. Собеседник его с таким утверждением не соглашался и в свою очередь запальчиво говорил о необходимости выжечь всю большевистскую заразу калёным железом. А если при этом и пострадает какое-то количество невиновных, так что ж, не нами придумано – лес рубят, щепки летят.

– Какая же это щепочка – человеческая судьба? – возражал ему начальник, и Ми-шуков невольно подумал, что с такими взглядами этот парень на своём нынешнем месте недолго задержится.

– Вот привели, – сопровождающий Володю солдат пихнул его прикладом вин-товки к столу. – Задержан во дворе дома Терещенко.

– Вы давайте поаккуратнее с задержанными, – сделал ему замечание начальник и перевёл взгляд на Мишукова. – Тэк-с, и что вы делали во дворе дома арестованного нами большевика? Потрудитесь не врать! – и, не дав Володе рта открыть, подсыпал ещё вопросов: – Кто таков? Откуда? Где служите? Из мещан?..

Хорошо сшитое добротное пальто присяжного поверенного Сухотского было Володе тесновато, и это порой раздражало его так, что, с трудом освободившись от этой одежды, он злобно швырял её в угол, но сейчас и это пальто, и хорошая стрижка, и, как выражался Егор Нефёдов, барская физиономия моряка работали в его пользу.

– Я служу делопроизводителем в земстве, – стараясь говорить как можно спо-койнее и увереннее, начал он. – Вот мой паспорт. Беженец из Петербурга, бывший прапорщик. Освобождён от военной службы по причине контузии.

– Где получили контузию? – быстро спросил второй офицер.– В Карпатах, – ответил Мишуков. – Нас только доставили на позиции вместе с

новым пополнением и, представляете, в первый же день… – Мишуков сморщился и полез за платком. – Извините, нервное…

– Что там представлять? Знаю, – офицер повернулся к товарищу. – Привезут десятка полтора таких вот свежеиспечённых прапоров из гимназистов, а то и са-пожников на позиции, а через месяц двое-трое в строю остаётся. Остальные кто в госпитале, кого подчистую.



Тот кивнул головой и вновь обратился к Володе:–Так что всё-таки делали во дворе дома, где вас задержали?– Прочёл объявление в газете, что там берут в стирку бельё. Ну и зашёл узнать,

когда можно занести узелок.– Думаю, не врёт, тем более что это легко можно будет проверить, – повернулся

начальник к своему товарищу. – Вот видите, совершенно порядочный человек, а был задержан, и хорошо, что не избит. Вот так люди и делаются большевиками. Вы свободны, – вновь взглянул он на Мишукова. – Можете идти.

– Но меня же не выпустят без пропуска, – не веря собственному счастью, про-говорил Мишуков.

– Да, действительно, – офицер взял со стола бумагу, написал на ней – будто раз-решение на дальнейшую жизнь выдал – одно-единственное слово «пропустить», поставил печать и расписался.

***– Ведь могут подумать, что это я, – обхватил голову Мишуков. – Что это я Тере-

щенко контрразведке выдал. Вот же чёрт!– Могут, – подтвердила Ольга. – Ты человек пришлый, раньше тебя никто не

знал. Мало ли за кого себя можешь выдать. Втёрся в доверие и человека загубил.– Но ты-то мне веришь,– схватил её за руки Мишуков, так что женщина смор-

щилась от боли.– Я верю, Володенька. Ещё и потому верю, что знаю, кто действительно Тере-

щенко выдал. Это Николаев. Помнишь, который к тебе на праздновании Нового года пьяный цеплялся.

– Тот, что набрался до чёртиков? Помню. Так какой из него шпион, обычный пьяница.

– Он и не шпион. Он просто сволочь, – с ненавистью сказала Ольга. – Он тоже томич, как и Терещенко. Они друг друга хорошо знают. Николаев даже жил у него одно время. По-моему, он – левый эсер. Здесь ничего толком не делал, стал воло-читься за женщинами, за мной тоже пробовал приударить, да не вышло.

– А как же «стакан воды»?– не удержался, чтобы не съязвить, затравленный Володя.

– Я тухлую воду не пью, – спокойно парировала женщина. – И не напрашивайся на ссору, сейчас не до этого. Этот Николаев сошёлся с Клеппер, её мужа, как и моего, расстреляли в Новониколаевске во время выступления чехов. Ты про это знаешь.

Володя кивнул.– Её сюда тоже Терещенко перевёз и даже на работу устроил. Он вообще муж-

чина настоящий и на баб не такой падкий, как некоторые. Ну не куксись, – Ольга взъерошила волосы низко опустившему голову Мишукову. – Это я, чтоб тебя отвлечь немного. Так вот, этот Николаев с ней сошёлся и запил чего-то сильно. Уехал затем куда-то, говорили, что он устроился на работу по хлебозаготовкам, потом вроде бы крупно растратился. И теперь вот, видать, решил денежки другим способом зара-батывать. От слабости до предательства дорожка недалёкая.

– Так мне-то что делать? – поднял голову Мишуков. – Надо же как-то объясниться перед товарищами. Я же не предатель, не враг. Надо же!..

– Бежать надо отсюда. Вот что надо же, – вздохнула Ольга.– И бежать немедленно. Если это Николаев, то он теперь всех, кого знает, на кого думает, кого просто вместе видел – всех, чтобы себе очки у них заработать, начнёт выдавать. Уезжать надо из города, как решили. А оправдываться потом станешь, если такая нужда возникнет.


Ехать решили в тот же день на любом, идущем в западном направлении поезде. Но как ни спешили, не попрощаться с Сухотским Володя просто не мог. На его счастье, Арсений Петрович оказался дома.

– Времени у меня немного совсем, – извинился перед ним Мишуков. – Уезжаю. Хотел поблагодарить за всё, что вы для меня сделали и сказать всё-таки, что всю жизнь в думах не проведёшь. Надо вам выбирать, прислоняться к кому-то. Думаю, самая вам дорога к нам. Не зря об этом и Цюрупа говорил.

– А чем вы лучше других?– За нами правда. За неё лучшие люди России сейчас свои жизни отдают. Вон

на столе газетка у вас. Почитайте, как в Перми беляки председателя Уральского Со-вета, комиссара народного просвещения и других постреляли. В вашей же газетке пишут. Не больно на сердце?

– Больно, Володя, – вздохнул Сухотский. – Но не только от этого. Заходил ко мне не так давно знакомый офицер из третьего Барнаульского полка, который тоже во взятии Перми участие принимал. Был здесь по служебной надобности, так рас-сказывал – и я ему верю, человек честный, – что в городе, о котором вы сейчас упомянули, после бегства большевиков весь семинарский сад был завален трупами расстрелянных там чека «буржуев», священников и офицеров, и жители бродили среди трупов, разыскивая тела своих родных и близких. Это вам как? Что тут с сердцем делать?.. Страшные такие две буквы – ЧК, чрезвычайная комиссия значит. А народ их знаете, как себе понимает? Человеку капут. Вот так.

– Не народ, а…– Ну?.. Что замолчали?.. Не народ, а такие отбросы и враги, как я? Правильно?– Да ну вас, Арсений Петрович, – натужно выдохнул Володя. – Зашёл, хотел

попрощаться по-хорошему, а вы…– А я?.. Ладно, Володя, оставим это. Спасибо, что зашли, право слово, – сказал

Сухотский, и Мишуков впервые увидел, каким серьёзным и печальным может быть его лицо. – Трудная и непростая жизнь сейчас, особенно на той дороге, что вы себе выбрали. Постарайтесь всё-таки и на ней обойтись без откровенных подлостей.

– Это как? – сощурился Мишуков– Просто. Не ходи никогда против совести, – присяжный поверенный неожиданно

перешёл на «ты», легонько взяв Володю за плечо. – Даже если этого так называемая партийная дисциплина потребует. Можешь мне не верить, и вижу, что не веришь, но знай – пожалеешь потом. Если, конечно, хотя бы до моих лет доживёшь.

– Опять вы со своими поповскими штучками, – нахмурился Мишуков, освобож-даясь от руки Сухотского.

– Какие есть. Засим желаю здравствовать! – он протянул Володе тёплую ладонь. После рукопожатия молча повернулся и ушёл в дом. Больше они не встречались.

56

П О Э З И ЯБорис

БУРМИСТОВВЕЧНАЯЗАБОТА

Борис Васильевич БУРМИСТОВ родился 8 августа 1946 года

в г. Кемерово. Член Союза писателей России,

председатель Правления Союза писателей Кузбасса,

секретарь Правления Союза писателей России,

автор поэтических книг: «Не разлюби», «Душа», «Поклонись

земле русской», «Лирика», «Песочные часы», «Живу, и радуюсь, и плачу»,

«День зимнего солнцестояния», «О чём не сказано ещё» и других.Лауреат всероссийских премий:

имени В. Фёдорова (1995 г.), Благоверного Великого князя

А. Невского (2006 г.), Г. Гребенщикова «Белуха» (2008 г.),

Н. Клюева (2009 г.) и других. Многократный участник

Шукшинских чтений в Алтайском крае.

Живёт в Кемерово.

Уважаемый Борис Васильевич, поздравляем Вас с 65-летием!

Желаем Вам крепкого здоровья, житейского и творческого счастья!

Всегда рады видеть вас в гостях и на совместных

литературных форумах!

***Всё пройдёт, но останутся вечноНаши думы на этой земле,И тропинки в созвездии Млечном,И нетронутый чай на столе.

Всё пройдёт, но забыться не сможетБелый иней в морозном окне.Каждый день, что бессмысленно прожит,Проживать будем позже – во сне.

Всё пройдёт, только горечь утратыНавсегда будет болью земной.Никакой не потребую платы –Всё бесценно, что было со мной.

Будет вечной забота о хлебе,Будут длиться, сменяться века…Всё пройдёт, но останутся в небе –Облака, облака, облака…

Будут плыть они в синем туманеКруг за кругом, смыкая года.И в конце наших долгих скитанийХлынет вдруг дождевая вода

И омоет, отмоет наc, грешных,И спасёт от мирской суеты,И любимых, хороших, нездешнихВстретим мы у незримой черты.

***Как больно рождается слово,В нём сила бунтует и страсть.Слезой это слово готовоНа лист белоснежный упасть.

Как больно рождается слово,Минуя безмолвья запрет.Как больно… Но снова и сноваСловам появляться на свет.

Из донных глубин мирозданья,Из памяти вечной живой –Слова любованья, страданьяИ грусти обычной людской.

57Вечная забота

На лист белоснежной бумагиЛожатся средь линий косыхЗемные печали и страхиИ радость от чувств неземных…

Под сенью небесного кроваВ предутренней летней тишиРождается новое словоЗагадочной русской души.

***Вот и прошла эта странная ночь.Слов было сказано сколько!..Что теперь воду в ступе толочь –Брызги в лицо, да и только.

Что теперь новое в старом искать,Молью «почиканы» платья.Лучше б друг друга нам вовсе не знать,Чем разрывать объятья.

Слов бесполезных ушла суета,Звуки всё дальше и глуше.Вот и расстались – в душе пустота,И пустота снаружи.

И не понять мне – где я, а где тыВ этом пространном мире?Время не терпит нигде пустоты,Даже в пустой квартире.

Чем-то заполнить мне надо её,Чтоб после долгих странствийСлышать, как дышит имя твоёВ этом глухом пространстве.

***Загляделся в прозрачный ручейИ над жизнью задумался снова:Отдохнуть бы от мутных речейВ ожидании светлого слова.

Как прекрасен родимый язык,Как он в строчки, созвучья ложится,Словно к чистой водице приник –До конца моих дней не напиться…

***Жизнь, будто поезд, проносится мимо…Женщина эта лишь мною любима –Только понять она это не хочетИ над моею любовью хохочет.

Весело ей в этой жизни живётся,Сердце её без страдания бьётся –Видно, живёт на земле и не знает,Что от любви иногда умирают.

Вот и смеётся, не ведая боли,Мне же страдать неизвестно доколе.Лето, зима – время мчится и мчится…Женщина эта ночами мне снится.

Звонко смеётся, меня провожая,Женщина эта – родная, чужая.

***О чём не сказано ещё,О чём не спето.Моё молчание не в счёт,Есть счёт на это.

Когда, о глупом говоря,Вдруг судят строго,Я понимаю, что не зря Молчал до срока.

Я понимаю, что года –Лишь вешки круга,Когда случайно навсегдаТеряешь друга!..

Когда на новом виражеПотери множишь,О чём неведано ужеСказать не сможешь.

Везло тебе иль не везло –Всё там, в помине.Добро и зло, добро и зло –Ты между ними…

***Никнут в оврагах осенние травы,Листья рябины горят.Вот я и дожил до уличной славы –«Здрасьте» мне все говорят.

58 Борис Бурмистов

«Здрасьте» в ответ я с почтеньем киваю,Дальше иду вдоль села.Жаль, что на родине редко бываю,Вы уж простите – дела…

Жизнь проживаем не так, как мечталось.Многих друзей уже нет.Вот и на плечи присела усталостьТяжестью прожитых лет.

Здравствуй, сосед и соседушка Дарья,Не был у вас я давно.Встретились вот. И опять – до свиданья.Скоро ли будет оно?

Всё здесь как прежде: обычаи, нравы,Говор мне близких людей…Нет ничего лучше уличной славыВ милой отчизне моей.

РУССКОМУ МУЖИКУ

«О, русская земля,уже ты за холмом».«Слово о полку Игореве»

Ты пьёшь вино, вины не зная,Грустишь о чём-то о былом…Живёшь в аду, но жаждешь рая –Россия где-то за «бугром». Там, за «бугром», – бугры и ямы,Там роют пропасть нам с тобой.И не хватает, видно, «тямы»Нам повернуть на путь другой.Очнись, мужик, взгляни воочью –Россия-матушка во мгле.И днём и ночью, днём и ночьюГуляют бесы по земле.…Ты пьёшь вино.Что ж, пей, но в меру –Пей, чтоб не двинуться умом,Не потерять отцову веру!..Россия, где ты?За холмом.

***Сушёный виноград – уже не виноград.И лук сухой нас плакать не заставит.И если этой жизни ты не рад,То, значит, кто-то этой жизнью правит.

В сухие дни так хочется дождя,И он приходит с грозовою тучей,И ты резвишься, времени дитя,Как хорошо, что повод есть и случай.

Хвалу лозе я воспою стократИ всё ж закончу на минорной ноте:Сушеный виноград – уже не виноград,Он для вина ни капли не пригоден.

РОДИТЕЛЬСКИЙ ДЕНЬ

В этот день я с вами, вы со мной –Двери потаённые открыты,Здесь какой-то шёпот неземнойИ цвета закатные разлиты.

Здесь любовь, как синева, чистаИ разлуки ничего не значат.Здесь, по эту сторону крестаИ по ту, бесслёзно тихо плачут.

В этот день встречаемся мы вновь –Память наша, наша боль и радость.Неземная вечная любовьНам от Бога каждому досталась.

59Вечная забота

БОЖЬЯ ВОЛЯ

То свобода, то темница,То дорога, то тропа,То божественные лица,То безликая толпа,То заснеженное поле,То тумана пелена…И над всем над этим – Воля,Воля властвует одна.

***Вновь за окошком слякоть,В сенях тоскует пёс.Во сне не стыдно плакать,Во сне не видно слёз.

Когда душе тревожно,Когда душа болит,Во сне поплакать можно,Укрывшись от обид.

ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР С ПЕТЕРБУРГОМ

Я слышу, как в Питере лает собака,А здесь под окошком собачая драка.

Я слышу, как в Питере дождь шелестит,А здесь белый ливень по крыше стучит.

Я слышу, как в Питере друг мой вздыхает,И слышу, как дождь за окном затихает.

Всё в мире по кругу – дожди, снегопады,И мы с моим другом общению рады…

Я слышу, как в Питере лает собака…В квартире у друга тепло ей, однако.

***Я пил вино – душа болела,Жена белугою ревела.Я бросил пить – жена поёт,Душа белугою ревёт.

***Доверившись судьбе,Обманут был судьбой.Я преданный тебе,Я преданный тобой.

В моих годах зима –Разлуки тайный знак.Давно б сошёл с ума,Да вот не знаю как.

В тумане путь незримИ даль не разглядеть.И от любви лишь дымПлетёт неслышно сеть,

В которую опятьЯ попаду легко.Мне ночь не угадать,И к свету далеко.

***За тем за облачным пределомЯ новых звёзд не открывал.Живу на этом свете белом –Господь мне радость даровал.

Гляжу в распахнутое небо,Где синь сгущается во мгле.Нет ничего дороже хлебаНа этой праведной земле.

Господь отмерил меру знанийНа всех, что б каждый был умён,Ведь человек из всех созданийБессмертным духом наделён.

Так отчего ж в земных скитаньяхМы боязливы и глупы,Ведь нам в пределах мирозданьяНе избежать своей судьбы.

Судьба дарована нам свыше,Живи свободно и легко…И пусть Господь нас всех услышит!И нам услышать бы Его!

60

СТИХИ ДЛЯ РОМАНСА

Рвануть бы… Да сил уже нету.Заплакать… Да сухость в глазах.Бродил я по белому светуИ свет тот искал в небесах.

Земные глухие дорогиЯ тысячу раз исходил…Я всуе не думал о Боге,Со мною незримо он был.

Иначе сгорел бы от боли,Бесчисленных бед и обид.В холодном заснеженном полеЯ был бы друзьями забыт.

Смеяться и плакать от счастья,Что нужно нам в мире ещё,И ликом светлеть от причастья,И знать, что ты Богом прощён! К СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

Отступили на шаг, отступили на два,Так и дальше идём – в отступленье.И уже чернотой отдаёт синева,И ума, и безумья смешенье.

Вот уже над Россией темны облакаИ в просветах лишь хмурые лица,Но сквозь дым баррикад проступают века,Где Россия светла – как царица.

РОДОВА Сыну Сергею

Это дерево вечно растёт –Его корни в глубинах пространства.В кроне, в листике каждом течётКровь язычества и христианства.

Перемешана, смешана кровь,И от буйства к спокойствию духаПрорастала и крепла ЛюбовьИ коснулась дыханием слуха.

О, далёкие предки мои,Россияне – сыны вольнодумства!В моём сердце доныне горитВаш огонь доброты и безумства.

Я – листочек на ветке любви.Все мы в мире и вечны, и тленны.Дай-то Бог, чтобы в нашей кровиНе пропали великие гены.

Горе сгинет. И смута пройдёт.Даст нам Бог высоты и простора.Покаянное время грядёт…Русь, Россия – судьба и опора.

Борис Бурмистов

61

Оксана ИВАНОВА

ПРОЗА

РОДНЕНЬКИЕ МОИ

ИЗ ЦИКЛА «МАЛЕНЬКИЕ РАССКАЗЫ О САМОМ ГЛАВНОМ»

Самая счастливая

Слушайте, я вот совсем недавно подумала: а ведь было, было в моей жизни ощущение самого всамделишного и, главное, абсолютно бескрайнего, полнёхонь-кого счастья.

Было это в пору моего детства.Частенько родители отправляли меня погостить в соседнюю деревню к дедушке-

бабушке. Ясно дело, в каникулы, особенно в летние, – это уж вообще как закон.Не знаю, откуда это повелось, но, приезжая в Краснознаменку (так называлась,

да и сейчас называется та деревня, в которую я на каникулы ездила), я чувствовала себя… сродни горожанки, что ли. Вроде семь километров от райцентра всего, и разница в укладе жизни не такая уж большая. Однако ж райцентр – это се-ло. А Краснознаменка? Вот именно – деревня, и даже – де-рёв-ня (через «ё»).

Ощущение это если и рождало чувство превосходства, то совсем уж мимолётное, мелкое какое-то, малозначимое. А вот волю духу давало бескрайнюю. Эта воля, может, и стала фундаментом для того самого ощущения настоящей счастливости.

Краснознаменка окружена со всех сторон сопками, перемежающимися с бескрай-ними возделываемыми полями. (Вот тут и не преминуть вставить «была», потому что разница в том, что было тогда, в конце семидесятых – начале восьмидесятых, и сейчас – большая.)

В промежутках между сопками и полями – рощицы. Берёза, черёмуха, боярышник, ива, тополь и клён, само собой… Вся эта зелень с весны до осени дурманит таким запахом цветов и трав, так стрекочет, кукует, щебечет – матушки мои! Душа ликует!.. И речка вдоль края деревни – чистая, песчаная, тогда ещё полноводная… Красота!

Те сопки, что повыше, с одной стороны деревни, местные прозвали Верблю-жьими горами. Верблюжьи – потому что парой, а горы – потому что по местным меркам высокие.

В тот день мы, правда, съезжали не с них, а с тех, что с другой стороны деревни, пониже и поположе. Однако ж ощущения от этого мельче не стали…

Вот представьте: отец, знающий каждую излучинку вокруг Краснознаменки (до двадцати с гаком лет жил в этой деревне, поля на комбайне вдоль и поперёк избороз-дил), берёт двух девчушек лет одиннадцати, сажает их в новёхонький «Москвич» и мчит с ними за село, бесцельно, весело, с ветерком мчит. Девчушки – это, понятно, я и моя подружка Лариска, краснознаменка, то есть местная девчонка. А «Москвич» – наша первая в семье машина, небывалая роскошь по тем временам, приобретённая отцом по очерёдности в качестве неоднократного победителя соцсоревнований.

Мы едем вверх по сопке, по полям, всё дальше и дальше… Я привычно пялюсь в боковое окно, настежь теперь опущенное, – там, по обочине, я знаю, внутри быстрого мелькания стоящей стеной колосящейся пшеницы, я непременно увижу таинственную серо-зелёную яму, всегда как магнит притягивающую мой взгляд. Она будет постоянно вровень с нашей машиной – огромная, неподвижная, бездонная.

62 Оксана Иванова

Но сейчас есть дела поважнее. После разворота назад начинается спуск – затяжной, пологий.Папка – добрая душа – молчит и только улыбается, когда мы, разбойницы, са-

димся в проём задних окон, в которых уже давно опущены стёкла – ноги в салоне, верх тулова – наружу.

Дух захватывает от неописуемого чувства полёта. Дыхание сбивается от напо-ристого, мощного воздушного потока, и вытянутая рука явственно ощущает его упругость и силу, ударяющую в растопыренные пальцы, ладонь…

– Я трогаю ветер!..– Я – ветер!..– Я-а-а-а-а!..Мы орём как безумные, не понимая что. Да это и неважно. Мы – счастливы. До

самого-самого донышка, всем существом своим, слившимся в унисон и с дорогой этой, и полем, и мчащим нас маленьким жёлтым «Москвичом».

И не надо больше ничего. Только эта дорога пусть будет подлиннее и подольше спуск… Ни одного тенёчка в мыслях, ни одного больше хотения.

Дела, дела…

Дела – штука постоянная. У всех есть и, кажется, всегда. У взрослых – точно есть. И у детей – не подумайте иначе – дела тоже есть.

Вот и у меня, пацанки тех самых озвученных одиннадцати лет, при прибытии в Краснознаменку тоже были дела.

Наипервейшее из них – облазить с «экспедицией» берега огромного ручья, что тёк-звенел прямо за бабушки-дедушкиным двором. Уж и не объяснишь теперь, как притягивали таинственные, загадочные находки, сделанные у подножия двух противоположных крутых берегов, плотно покрытых ивняком и разномастной травой с островками дикой бледно-розовой мальвы…

Второе – вдоволь накачаться на высоченных самодельных качелях. На толстен-ной ветке старого мощного тополя, высоко-превысоко, как может быть превысоко именно в детстве, – гибкий тёмно-серый комбайновый ремень, что двумя петлями доходит почти до земли, и там, внизу, в петлях, – широкая обструганная доска, за-креплённая заботливыми дедушкиными руками, – «сидушка». Ах, как сладко ухало в груди при каждом раскачивании!

Третье, уж конечно, – вдоволь наесться жёлто-солнечных, как подсвеченных изнутри, прямо брызжущих медовым соком дедовых яблочек. А ещё – мака, вы-трясаемого из огромных головок в рот тут же, не отходя от грядки, и паслёна – ряс-ного, налитого – хоть и не сажали его специально, а рос, рос везде по огороду вот именно что усыпной, крупнющий, сладчайший! Бог мой! Где нынче поесть таких яблок и такого паслёна, не говорю уж о маке, в одночасье изведённом с деревенских огородов в пору объявленной войны с наркотиками…

Остальные мои дела не такие уж каждодневные: ну, отправиться в местный клуб в кино, ну, поиграть с Лариской и соседскими ребятами, сходить с дедом встретить из стада корову или с бабушкой – в единственный на деревне «универ-сальный» магазин, где в основном покупались только спички, соль, сахар, крупа и – это уж в честь моего приезда – конфеты. Остальное бабушка варила-пекла-изготовляла сама, и такой жёлто-яичной лапши-паутинки, или тонких мясных колбасок, жаренных в масле, или штруделей – пышных, тающих во рту, – я после нигде не видела и не едала.

63Родненькие мои

Дед с бабушкой – поволжские немцы, некогда «под метёлку» вывезенные в двад-цать четыре часа в Сибирь, – без конца толклись по своим делам. Давным-давно на пенсии, домашнее хозяйство вели образцовое. Двор, выметенный толстенной, дедовыми руками связанной метёлкой, сад, ухоженный до того, что ни червячка, ни соринки. Дед с ручной маслобойкой на завалинке у дома. Методично сбивает сливки в узкой деревянной кадушке специальной длинной палочкой с широким крестом-наконечником, вставленной в закрывающуюся плотно крышку. Долгий процесс, утомительный. По деду, правда, этого не понять: он, зажав бочонок ногами, «снуёт» палкой-битушкой размеренно, не спеша, как заведённый. Потом бабушка будет делить плотную, изжелта-белую сливочную массу на небольшике колобки и кидать их в глубокий таз с ледяной водой из колодца, чтоб «маслице подоспело»…

А пока дед сбивает масло, баба Мария, тоже вроде не торопясь, управляется по хозяйству: топит печь в летней кухне, на которой уже кипит в алюминиевом тазу варенье из крыжовника, кормит кур, с достоинством выхаживающих по двору…

У всех свои дела. Кто сказал, что у взрослых они важнее?.. Давно уже нет в живых ни бабушки моей, ни дедушки. Вымирает и Краснозна-

менка. Уж не работает ни кузница, ни ремонтная мастерская. Не стоят, как раньше, у кромки поля в шеренгу важные, сверкающие на солнце металлическими боками огромные комбайны, на жатках которых мы с Лариской, воображая себя певицами, пели про миллион алых роз… Да и полей, зарастающих сорняком, всё больше. Давно закрыли здесь начальную школу, не работает киноустановка, стоят нежилыми две единственные в селе двухэтажки…

Как ни странно, чем дальше уходят, отстраняются в памяти детские годы, тем важнее кажутся те мои, смешные вроде, детские дела.

Кто сказал, что у взрослых они важнее?

Букет для мамы

Отец и мать оба родились и выросли в Краснознаменке. Это значительно позже, уже поженившись, через несколько лет после моего рождения, они переехали в райцентр.

Отец ещё до армии окончил курсы механизаторов и пошёл работать в поле. Есть чёрно-белое, большого формата фото в семейном альбоме: отец стоит у своего комбайна, на нижних ступеньках в кабину которого – и это хорошо видно на сним-ке – застрявшие колоски пшеницы. Серьёзный стоит, в засаленной тужурке, кепке какой-то смешной… И при этом красивый – страшно как: высокий, тёмноволосый, брови широкие, чёрные, близко сходятся к переносице. Черты лица правильные, как рисованные. Мама говорит, что вышла замуж за папку только потому, что был он самым красивым парнем в Краснознаменке. Лукавит, конечно. Но что самый красивый – я охотно верю.

А лукавство мамы продиктовано вечным женским недовольством: дескать, ни ухаживать папа никогда не умел красиво, ни ласковых слов говорить. Однако у меня в памяти всегда есть доказательство противного. И я в случае чего маме о нём напоминаю.

В мае, как известно, вовсю начинают цвести степные цветы. Жарки полыхают ярко-оранжево в полях за Краснознаменкой, ещё раньше их на пушистых ножках поднимают свои хрупкие головки к небу подснежники – так окрестили в наших краях сон-траву, а самым первым несмело колыхается на ветру на тонкой ножке снежноголовый кандык, который ещё называют первоцветом.

64 Оксана Иванова

После подснежников и до жарков по склонам начинают цвести марьины ко-ренья. Старинные степные «розы», которые тогда ещё не додумались приручить, окультурить и, обозвав пионами, развести у себя дома…

Не было года, чтоб отец, выехав в поле на посевную, не привёз маме большой букет этих крупнобутонистых духмяных цветов. Он заносил их в дом поспешно-неловко, головками вниз и аккуратно оставлял где-нибудь на кухне у мамы на виду. И она, тут же отрываясь от кухарских дел, улыбаясь, всегда спрашивала притворно-удивлённо:

– Неужели это мне?..Марьины коренья долго-долго стояли потом в обычной трёхлитровой банке с

водой, среди остролистой пышной зелени – ярко-малиновые огоньки, постепенно открывающие нежную свою жёлто-пушистую сердцевинку. И не было краше этого сочного, роскошного букета, пахнущего неприхотливой зеленью просыпающейся, мо-лодящейся на глазах весенней степи. И трогательнее подарка для мамы тоже не было.

Дочь, а давай нашу…

Приезжаю к маме и папе в гости часто. Может, потому, что оторвалась от родимого села не так давно и сердце, еще толком не пообвыкнувшись на чуж-бине, просит частых свиданий. Каждый раз при въезде в родной район стучит и щемит, волнуется внутри. Я чувствую себя предателем, бросившим то, что давало мне жизнь…

Приезжаю часто. Многое хочется успеть – и родителям помочь, и свои дела какие-то порешать, и отдохнуть на природе. Может, от скученности этой, деловитости вечной становлюсь раздражённой. Мама тоже становится неприветливой, будто гонит всё время куда-то. Ни посидеть, ни поговорить. Где уж там душу открыть…

И вдруг вечером, уже поздно, присаживаемся на скамейку у дома. На минутку вроде, попутно, просто передохнуть. И оказываемся рядом – мама и я. И я даже не вижу – чувствую уже, как постепенно разглаживается, слабеет мамино лицо, теплеет взгляд. Я знаю, что будет дальше, и уже замираю в предвкушении, и хочется, чтобы мама предложила, произнесла наконец побыстрее:

– Дочь, а давай нашу…И я смело запеваю первой – знаю, что мама подхватит вторым голосом, она может

и первым, и подладится запросто под кого угодно, моя мама – певунья. И я выво-жу смело ту партию, которая кажется мне легче, привычнее. И знакомая мелодия льется вольно, широко:

Куда-куда, тропинка милая,Куда бежишь, куда зовёшь…Кого ждала, кого любила я –Уж не догонишь, не вернёшь…

Голоса наши крепнут и в конце каждого куплета, когда я заканчиваю строчку го-лосом выше, а мама ниже, сливаются ровно и чисто, как два ручейка в полноводную, красивую реку. Я с удовольствием замечаю, как мама, переполненная гордостью, чуть скашивает глаза и незаметно указывает мне взглядом на улицу за двор: там замирают, отставив дела, ближайшие мамины соседки. Кто-то, не таясь, даже под-ходит к нашей калитке, и доносится еле слышное, легко угадываемое, восторженное:

– Как поют! Как поют!..На волне этого пьянящего восхищения я добираюсь наконец до любимой строчки,

где с разгону беру горестное, рвущее душу «Ох!», и голос мчится куда-то ввысь, и слёзы готовы брызнуть из глаз:

65Родненькие мои

…Ох ты, печаль моя безмерная,Кому пожалуюсь пойду…

И остаётся тогда на всём белом свете только самое главное: я, мама и наша песня…

Далёкое – близкое

…А ещё я думаю: как соединить воедино то, что уже прошло, но забыть нельзя и очень хочется сохранить, сберечь, с тем, что есть?

Я по случаю захватила своего восьмилетнего сына в поездку в Краснознаменку. Кое-как продрались сквозь репейник и кленовник на место, где раньше был дом дедушки-бабушки. Остался один остов – бесформенные остатки стен, фундамента. Глина с ощерившейся деревянной дранкой, холмики земли, затянутые сильным, живучим сорняком – всё, что осталось от некогда ухоженного островка чистоты, уюта, щедрости…

Больно стало внутри, нестерпимо больно. Краем глаза уловила недоумённый взгляд остановившегося ещё на подходе к развалинам сына: чего она мечется там, в этих зарослях, что надеется найти?

И вдруг под ногой хрустнуло. Наклонилась и глазам не поверила: чудо какое! Кусок, отколовшийся от керамической фигуры баяниста на привале. Сколько ж лет он пролежал здесь! Помню, всё время стоял у бабушки в коридоре на подоконнике этот баянист. Устало присел на камень, баян на коленях, сам папироску скручивает, чуб, вьющийся из-под шапки-ушанки, на лоб небрежно падает… Большая была фигурка, тяжёлая. Как сейчас помню задумчивый взгляд того баяниста, даже позу его, положение рук отчётливо помню.

В этот момент я вдруг пожалела, что взяла с собой сына. Так хотелось завыть-зареветь, вытолкнуть на свет божий из груди эту муку невозвратности, сожаления, утраты…

Что он понял из этой поездки, мой сын? – мой самый близкий на свете человек, которого я привела к тому, что тоже было и есть – родное до боли, до ломоты в груди? Как объяснить ему и эти несдержанные слёзы, и кусок глиняного осколка с почти обсыпавшейся, выгоревшей краской, который везла домой как нечто бес-конечно ценное…

А надо ли – объяснять? Рассказать, не забыть – разумеется, а объяснять? Ведь и в его жизни будет то, что сердце понесёт через годы как нетронутое, святое самое, родненькое… И это будет только ему одному ведомое и открытое – до самой глу-бинной, самой настоящей остроты и близкости открытое…

66 П О Э З И ЯМария

РАЙНЕРПОТУСТОРОННЕЕНАЧАЛО

Мария Сергеевна РАЙНЕР родилась и выросла

в г. Рубцовске Алтайского края.

Окончила факультет иностранных языков

Барнаульского государственного педагогического института…

Её стихи публикуются в краевой периодике

и коллективных сборниках более десяти лет.

В течение нескольких лет посещала занятия краевой

школы-студии «Обские волны» (руководитель – Иван Мордовин)

при Алтайской краевой организации

Союза писателей России. Участвовала в работе

двух краевых совещаний молодых литераторов

(2009 г. и 2011 г.). Победитель краевого

литературного конкурса «Я выбираю жизнь» (2010 г.).

Живёт в Барнауле.

***Явись мне, нежный полумрак,Окно и сдвинутые шторы,Неровный свет – что тени врагИ друг стареющей Авроры.

Печальный месяц свет прольётНа длинноносую иголку.Шепча молитву, что-то шьётАврора золотом по шёлку.

На серебристо-белый шёлкСпадут сиреневые тени.Авроре чёрно-бурый волкПоложит морду на колени.

В камин Аврора бросит шёлк,И треснут золотые нити.Сгорят Аврора, месяц, волк...И вы их правильно поймите!

***Я так бессмысленно сгораю –Свеча, поставленная в торт.Иду по кремовому краюИ норовлю скользнуть за борт.

Я ненароком воскресаю,Из кокона проход ищу.И траектория косаяМеня пластает по плащу.

Передвижение расцветокТы файлом в памяти хранишь.Но лишь апрель стекает с веток –Ты ночи целые не спишь.

***Дождь – как этюды Паганини –Назойлив и предельно прост.Я для тебя надела мини,Чтоб подчеркнуть твой низкий рост.

67Потустороннее начало

Волос неправильные прядкиСкрепляет для причёски воск.Я не люблю твои порядкиИ твой блестящий светский лоск.

Но ты один читаешь книгуМоих расстроенных мозгов.И знаешь ты, как тесно бригуДуши в режиме берегов.

Ты от проблем меня уводишьКак легендарный крысолов.Но только ты в тумане бродишь,Во тьме невысказанных слов.

Зачем ты хочешь знать, что рана Тобой была нанесена?Иначе пустота экранаЛишит тебя дневного сна?

***Никто не подарил мне верыВ предназначение поэта,Я, может быть, не знала меры,Но пережить смогла и это.

Чего боялась – то случилось.И даже вылилось сверх меры.На что мне сердце? Чтобы билось?Мне без него хватает веры.

Адепты неземных страданийСкучны, как ум рационала.Я не приемлю тех преданий,Где нет хорошего начала.

Трагедия – не полюбили!Подумаешь, бином Ньютона!Всё дело в некой тайной силеИ скрытой власти полутона.

***Я кружилась в безудержном вальсеВ лёгком облаке белой фаты.И чужих увлажняющих пальцевСловно не было. Был только ты.

Приглашённых солидные лицаСлились в яркость большого пятна.Я сегодня должна веселиться,Хоть лицо и белей полотна.

Ты старался не видеть упрямо,Что я выбилась в танце из сил.Мальчик с детской улыбкою: «Мама,Почему она плачет?» – спросил.

Вальс разлился тягучей волною,Превращаясь из боли в цветы.И чужого лица предо мноюСловно не было. Был только ты.

***Руки раскинув, я слепо бредуВ поле пшеницы, что зреет в аду.

Пыльные ноги натёр ремешок,Сложена пища в дырявый мешок.

Вечно я вниз опускаю лицо,В жёлтых колосьях ищу я кольцо.

«Господи, сжалься, прости мою душу,Больше запретов твоих не нарушу».

Тихо в ответ колоски шелестят:«Каяться поздно, тебя не простят.

Вспомни утраченный шёпот сердец,Вспомни того, с кем ты шла под венец».

Шелест колосьев всё глуше и тише:«Бог никогда тебя не услышит».

Падаю в землю, не видно лица, Не сберегла твоего я кольца...

***Мне хочется смотреть на снегИ повторять его движенья.Пусть даже чьё-то отраженьеНе оглянётся мне в ответ.

Он трепетно неуловимИ отстранённо непечален.И он беззвёздными ночамиСо мной. А я, конечно, с ним.

68 Мария Райнер

ПРО КУЗЮ

Кузе жёлтая синица по ночам всё время снится.Кузя делает: «Мяв! Мяв!», толстый зад с земли подняв.

А противная синица клюнуть котика стремится.Кузя вынужден рычать, бой с синицею начать.

А синица веселится так, что Кузя очень злится.Кузя делает: «Ши! Ши!», все угрозы хороши!

А синица – что за птица! – дразнится и не боится.Кузя дёргает хвостом: он сожрёт её потом.

***Как много дерзости в поклонеИ много страсти – напоказ.А разве ты к тому не склонен –Малейший выполнять приказ?

Сиди у ног, как посадили.Ты сам обрёк себя на ад.И разве так тебя судили,Когда вернулся ты назад?

Не проклинай меня ночами,Рыча, как тигр, из бытия.Не ты ли пожимал плечами,Когда тебе молилась я?

***Твоя печаль – моя вдвойне,Твоя любовь – моя подавно.Но не хочу, как на войне,Погибнуть страшно и бесславно.

Я, слёзы горькие лия,Лицо не прячу перед миром,Нас разделила колея,Но сблизила сестра Шекспира.

Я разделю свои мечтыС высоким напряженьем тока.И никогда не вспомнишь ты,За что я так с тобой жестока.

***Глаза закрою я руками,Чтоб не читалось в них стыда.А после этот миг строкáмиУвековечу навсегда.

Я напишу, что есть минута,Когда сплошная рана – взгляд.И сердце, нежностью проткнуто,Так любит!.. Любит всё подряд!..

И ты узнаешь, что другаяЕсть грань души, где свет и мракСвоё дитя оберегают.И ты ему – заклятый враг.

И оттого я непонятнаТебе, когда, заплакав вдруг,Я с болью в голосе невнятно,Шепчу: «Люблю тебя, мой друг!»

***Горит под елями костёр,И мой язык, как нож, остёр.Тебя поклялся рассмешить –Не рассмешу, и мне не жить.

Но взор твой честен, чист и прям,В нём нет подводных лживых ям.И раздвоился бедный ум Под тяжестью серьёзных дум.

Ты смотришь молча на меняИ не краснеешь от огня.И говоришь – как в сердце нож,Что умирать со мной пойдёшь.

***Придумывая голосаДля бесконечной колыбельной,Я притворяюсь, как оса:Не сгину в суете кисельной!


И всё, что гибельно манит,Страдает бешеным весельем.Я выгляжу как динамит,Лежащий в тёмном подземелье.

Но нет испуганных страстейИ свежести прибрежных лилий.Нет ломкости и спазма линий.И даже в теле нет костей.

***Я пропущу тебя вперёдПод неприступный плач гитары.Какой же ты ужасно старый…Но смерть поэта не берёт!

Ты никогда меня не звал.Ты за меня никак не брался.Но ты так молодо старался,Что я пришла на карнавал.

Чтоб только знать, что твой покойНе сгнил под толстым слоем маски.Ты говоришь, что я из сказки!И даже знаешь – из какой!

***Весенним днём вослед зимеНеслись проклятья и упрёки.В последний раз открылись мне –И отдались бесстрастно – строки.

Весенним днём неслось ручьёмВсё наше бешеное время! Горело солнце кирпичомИ било громким светом в темя!

И перед смертью вечный страхПриобретал другие формы,Когда сожгли мы на кострахДуши бескрайние платформы.

…Сгорев, мы возродились вновь.И души чистые оделиВ ту обоюдную любовь,Что мы когда-то проглядели.

*** Краснели яблоки и падалиВ густую сочную траву.Скрывали брошенные пагодыОдну чудесную главу

Из книги, мною не написанной,О том, как я тебя ждала:Под вечеряющими тисами,В красивом платье из стекла.

Я ела яблоко познанияИ съела вместе с червяком.И ты без всякого старанияМне показался дураком.

***А ты идёшь такой больнойИ, без сомнения, голодный –За толстой каменной стеной,Где может жить лишь дух бесплотный.

Тебя я буду навещать,Ну а потом – реветь как трактор.Я буду многое прощатьИ жить как атомный реактор.

Я так обманчиво нежна –На нежность нынче мораторий.Мне снился белый крематорий,Где я тебе была нужна.

***Хочешь, я буду твоею совою?Буду ловить в твоём доме мышей.Буду потешно крутить головоюИ не ломать твоих карандашей.

Хочешь, я буду твоею волчицей?Жёсткая, злая, а с виду – овца.И никогда у тебя не случится,Чтобы твой зверь побежал на ловца.

Буду я самой короткой длиноюВремени для залечения ран.Хочешь, я буду твоею женою?Буду кофей тебе греть по утрам.

70 Мария Райнер

***Увядший лепесток умеет жить,Как не умеет лепесток расцветший.Нельзя цветок на лацкане пришить,И невозможно день понять прошедший.

И мёртвый взгляд нервозности рукиНе причиняет даже беспокойства.И гений всем законам вопрекиПриветствует душевное расстройство.

***Потустороннее началоГрозит терзанием сердец.Я в дверь тихонько постучала,И мне открыли наконец.

Мне ничего сейчас не надо.Я изыском утомлена.Я тренируюсь муки адаТерпеть без помощи вина.

Я перед всеми виновата.И ни один – передо мной.Мне надо мужество солдата,Чтоб годы измерять длиной.

И мне твоих бессмертных песенНе нужен грустный перебор.С тобою мир мне был бы тесен,Хоть я люблю тебя в упор.

***Сегодня ночью выпал снег.И капельки стекают с меха.Здесь умирает человекПод звуки бесовского смеха.

Как пуля движется зимаИ застревает в тусклой хмари.А я опять схожу с ума –Хвостатые мне снятся твари.

Ты – дух чернильной вязкой тьмы,Твоё дыханье серой пышет.Мы никогда не будем МЫ!И пусть Господь меня услышит!

***Зашить колготки и купить перчатки,Убрать подальше прозу и тетрадки.Обрадоваться дулу пистолетаИ зарядить его осколком лета.

Впаять себе бессмертную улыбку,За золотую заступиться рыбку.Любить, как будто с самого начала,Когда душа стыдилась и молчала.

И затупить все лезвия у бритвы.И выиграть все умственные битвы.И волосы остричь, как у солдата.И стать – как в детстве, но без автомата.

***Я ужасно по тебе скучаю…По уюту, по глоточку чаю…По твоей шутливо-скромной речи…Я сама перечеркнула встречи…

Мне тебя безумно не хватает…Всё во мне необратимо тает…Я с тобою в прятки не играю…Я, наверно, просто умираю…

Мои думы угасают тихо…С чувствами опять неразбериха…Умирает сорванная роза…Просто от какого-то психоза…

***Поэт напишет, я рыдаюВ слепой и скользкой мути дня.Кому сказать, что пропадаю?Что кто-то погубил меня?

Тебе, Господь, свои признаньяЯ не скажу. Ты знаешь их.Душа мертва без наказанья.А душу дал ты на двоих.

Я никому не обещаю,Что не умру в кошмарном сне…Прости поэта! Я прощаю,Что пишет он не обо мне.


***Есть судьбы, что судьбы моей страшнее.Деревья, что под солнцем не растут.И поцелуй становится нежнее,Когда в него душевный вложен труд.

Есть зеркало придуманных сомнений,Что отражает только сердца шум.И сосчитать количество биенийНе может даже самый светлый ум.

***Зажечь свечу и тосковать о том,Что замолчал испорченный мобильник.Что кошка оказалась не котомИ осквернила новый холодильник.

Свеча погаснет, и наступит тьма.И бездна будет мне дышать в затылок.И я, как ты, опять сойду с умаВ безмолвном окружении бутылок.

Как трудно быть оставшимся в живыхИ продолжать решать твои загадки.В мирах нечеловечески иныхПриму я все абсурдные порядки.

Но в мире, где оплачиваешь тыСвоим ребром стареющую скуку,Я вырву все прошедшие цветыИ в будущее брошу как науку.

*** Оле Каспер

Что с тобой? Как ты живёшь, Оля?У тебя – Екатерина.У меня – Маргарита.Я помню тебя, листая CosmopolitanИ бродя по лабиринтам острова Крита.

Мы с тобой дразнили вишенкой Минотавра,Выбрались живыми и больше не играли.Ты сплела мне венок из бессмертного лавра.Но и его – высушенный – украли.

***Зачем пишу я круглый год?Наверное, больная…Я жду стихи, как дождь ждалаКрасивая Даная.

Они приходят. Но взаменВыкачивают кровь из венИ сердце рвут на части…Зову я это счастьем.

***Смотри, как красиво лежат Бриллианты дождя на дороге!А там, где фонарь, искрятся топаз и рубин.И мы, как всегда, не стесняясь не думать о Боге,Трясём свою душу до самых ничтожных глубин.

И время познать, что настала пора униженийИ нет никого, кто бы душу опять сохранил.И нет никого, кто бы понял без лишних движений,Что жизни не будет без слёз, красоты и чернил.

72

Игорь ТОПОРОВ

ПАМЯТЬ

МОЙ ДЕД АДРИАН МИТРОФАНОВИЧ ТОПОРОВ

К 120-летию писателя и просветителя

Адриан МитрофановичТо-поров – просветитель, писатель и публицист. Его жизнь и твор-чество охватывают почти весь ХХ век. Он родился в 1891 году в селе Стойло, что на терри-тории современной Белгород-ской области. Здесь же окон-чил учительскую церковно-приходскую школу…

Культурно-просветительная работа этого незаурядного чело-века началась до Октябрьской революции – в Курской губер-нии, далее в городе Барнауле, а затем в алтайском селе Верх-Жилино, в котором он органи-зовал сельскохозяйственную коммуну «Майское утро». В местной школе в течение почти 20 лет он учил грамоте не толь-ко детишек, но и их родителей, дедушек, бабушек. А. Топоров создал в этом глухом краю богатейшую библиотеку, на-

родный театр, небольшой краеведческий музей, хор и оркестр, виртуозно исполнявшие сложные классические произведения. А еще он организовал уникальные читки художественной литературы. Коммунары не только слу-шали произведения классиков и советских писателей, но и высказывали о каждой книге свои замечания, в которых скрывались зачастую глубокие мысли. Со временем накопленный материал составил книгу «Крестьяне о писателях», которая сделала имя автора известным не только в нашей стране, но и далеко за её пределами.

А. Топоров прошёл через лагеря и тюрьмы ГУЛАГа. Но не сломался – вновь занялся литературной и общественной деятельностью, писал учебники в разных областях знаний: игра на скрипке, язык эсперанто, русский язык. В 1961 году в космосе побывал Г. Титов, родители которого были любимыми учениками А. Топорова (в коммуне «Майское утро»). Тогда начался новый – «космический» – виток топоровской биографии.

Адриан Топоров – автор книг «Я – учитель», «Однажды – и на всю жизнь» (1980 г.), «Воспоминания» (1970 г.), «Мозаика» (1985 г.) и др.

73Мой дед Адриан Митрофанович Топоров

АДРИАН ТОПОРОВ И ЕГО РОЛЬ В РУССКОЙ КУЛЬТУРЕ

Судите сами об его талантах: учитель, писатель, музыкант, музыковед, театраль-ный режиссёр, чтец, оратор, журналист, эсперантист, книговед, общественный деятель и т. д.

В двенадцатитомное издание «Истории СССР» (т. 8, стр. 353, издательство «Наука», 1967 г.) А. Топоров вошёл как селькор*. В 1924 г. таковых насчитывалось в стране 57 тысяч человек, в 1925 г. – 190 тысяч человек. Это население целого города, равного, скажем, Бийску или Рубцовску. А выделен авторами знаменитого издания оказался лишь один – А.Топоров.

В «Краткой литературной энциклопедии» (т. 7, стр. 579, изд-во «Советская энци-клопедия», 1972 г.) А.Топоров отмечен как писатель, публицист и педагог. И статья о нём располагается там на одной странице со статьей о гениальном Льве Толстом. Кто-то скажет, что это по прихоти алфавита. Да и статья там совсем коротенькая. Таковым посоветую посмотреть старый художественный фильм «Доживём до по-недельника» С. Ростоцкого. И когда учитель Мельников, которого сыграл великий киноартист В. Тихонов, на уроке истории рассказывает о лейтенанте П. Шмидте, он произносит такие слова: «Одиннадцать строк в учебнике. Мало?! Но ведь от большинства людей после смерти остаётся только тире между двумя датами!»

Скажу ещё и то, что не раз слышал о Топорове от его знакомых и друзей: наш украинский Солженицын! Эти люди крепко и навсегда связали имя скромного педа-гога и писателя с именем всемирно известного писателя не случайно, имея в виду и литературный дар А. Топорова, и определённые черты его характера, а также годы, проведённые им в ГУЛАГе.

Для Алтайского края личность А. Топорова значительная. Подтверждением тому – мемориальная доска в Барнауле на доме на улице Никитина, 145 (рядом с Покровским кафедральным собором), улица его имени в селе Косиха, памятный знак у села Верх-Жилино, фонды в местных архивах и музеях, многочисленные статьи о нём в СМИ, энциклопедиях, словарях и пр.

Губернатор Алтайского края А. Б. Карлин в своих выступлениях не раз упо-минал имя А. М. Топорова, например, на торжествах по поводу столетия великого алтайского педагога С. П. Титова в апреле 2010 года.

«Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты» – гласит известная всем поговор-

ка. Среди людей, знавших и друживших с А. Топоровым – писатели М. Горький, К. Чуковский, В. Вересаев, Е. Пермитин, Г. Вяткин, В. Зазубрин, С. Залыгин, Б. Горбатов, А. Твардовский, М. Исаковский, А. Новиков-Прибой, скульптор С. Надольский, педагоги В. Сухомлинский, С. Титов, космонавт Г. Титов и многие другие великие люди.

А. Топорову посвящали свои книги разные авторы. Есть книги, написанные о самом Адриане Митрофановиче. О нём сняты фильмы: «Незримый пассажир» (на Украине в начале 60-х годов прошлого века), «Майское утро» – в Москве (в конце 80-х годов). Автор последнего – Р. Сергиенко, прославленный украинский кинодоку-менталист, ученик великого А. Довженко, создатель фильма «Колокола Чернобыля».

Адриан Топоров – это, прежде всего, Учитель с большой буквы. Иначе не полетел бы в свой знаменитый полёт космонавт-2 Герман Титов, а книги

писателя А. Топорова утонули бы в безбрежном океане чужих литературных трудов.

74 Игорь Топоров

В. Глотов, публицист: «Мы можем с уверенностью сказать: в лице А. М. Топорова мы имели по существу первого советского просветителя, причём такого масштаба, превзойти который не удалось никому… Идея приобщения народа к мировой культу-ре была воплощена Топоровым на небольшом пространстве, но столь блистательно и глубоко, что до сих пор поражаешься тому, чего может достигнуть один человек!»*

Со слов самого А. Топорова, девизом всей его учительской работы было – «Кто ищет, тот всегда найдёт». И он искал, искал…

К примеру, в 20-х годах по всей молодой советской стране гремел «американский» метод обучения детей речи целыми словами. Кто не был согласен с ним, попадал в разряд врагов страны и контрреволюционеров. Казалось бы, промолчи и делай по-своему, а ещё лучше – делай как все. Не таков был А. Топоров. Он усовершен-ствовал предыдущий «звуковой» метод, существовавший ещё в царской России, и его правильность до хрипоты отстаивал на различных учительских конференциях, называя «американку» не иначе как шарлатанством. Свою правоту он доказал – районная комиссия с изумлением обнаружила, что дети у Топорова учатся читать и писать намного быстрее, и делают это на порядок лучше. Зато сам он на много лет вперед получил ярлык «КР», что, как раз, и означало – контрреволюционер.

А. Топоров так писал о своем учительском кредо: «В школе «Майского утра»… теоретическая учёба ребят связывалась с трудом, играми и физкультурой. Труд был основой учёбы и воспитания… Ребятам выделили особое многоотраслевое сельское хозяйство с подсобными мастерскими… Преподавание основ наук, соединённое с по-стоянным воспитывающим (а не батрацким!) трудом, просто и естественно приучало молодёжь к порядку, аккуратности и исполнительности. И для меня, и для взрослых коммунаров в то время показалось бы чрезвычайным происшествием нарушение школьниками учебной или трудовой дисциплины. За 12 лет моей работы в коммуне я не знал ни одного случая нарушения этой дисциплины моими воспитанниками».

А. Топоров где-то вычитал, что наименьшее количество уголовных преступле-ний совершают люди из мира искусств: «Школа без искусств – мёртвый дом... Мои ученики рисовали, лепили, моделировали, делали аппликации, изучали ноты, пели в хоре, в дуэтах, трио, соло; играли на разных струнных музыкальных инструмен-тах…; вышивали, инсценировали рассказы, декламировали… ставили спектакли… выступали с публичными докладами, устраивали конкурсы на лучшего чтеца и декламатора, литературные суды и споры, читки художественных произведений и критику их; выпускали школьные стенгазеты и журналы... Я и сам охотно лепил в классе вместе с учениками. Это подзадоривало их. Лепке учил школьников и долго гостивший у меня в 1929 году скульптор С. Надольский, автор знаменитого памят-ника «Героям 1812 года», поставленного в Кутузовском сквере города Смоленска…»

По свидетельству С. Титова, А. Топоров был «следопытом детских душ, постоян-но искал, на что может отозваться детская душа, и ради этого делал всё возможное».

Нельзя сказать, что учитель А.Топоров всё тогда делал образцово, не совершал ошибок. Однажды он написал полемическую статью, в которой доказывал, что пора заменить школьные учебники школьной газетой!.. Он был сыном своего времени, порой был излишне самонадеян, категоричен, скор на выводы, но в главном он оставался убеждённым просветителем, народным учителем. У него и сегодня есть чему поучиться. Не случайно в наши дни во многих учебных заведениях России изучается методика учительской деятельности А. Топорова, его имя нередко упо-минается в одном ряду с именами К. Ушинского, А. Макаренко и В. Сухомлинского, а школу коммуны «Майское утро» иногда сравнивают с яснополянской школой Льва Толстого.


Вершин в самых разных сферах человеческой деятельности А. Топоров добился, будучи выходцем из беднейших слоёв общества. И это – принципиальный в наши дни момент, ибо многие ребята, родившиеся в небогатых семьях, зачастую заранее ставят крест на своих юношеских мечтах и амбициях. Они говорят при этом, что в жизни им никогда не удастся добиться ничего путного, ибо у родителей нет денег на их дальнейшее образование, компьютер, книги, оплату Интернета и т. д. Вот и для таких ребят весьма поучительным будет мой рассказ о детстве писателя.

А. Топоров – выходец из крестьян-бедняков. На одну комнатушку с земляным полом – 15 душ. Зимой к её обитателям добавлялись ягнята, утята, цыплята и т. д. Уже восьми лет от роду Адрияша плёл лапти, в девять – начал работать в поле. Учился в церковно-приходской школе в шести верстах от дома, а затем в селе Каплино, окончил учительскую школу.

А. Топоров писал об этом периоде жизни: «Мечтал ли я тогда об учительском поприще? Вряд ли. Тянуло ли меня к знаниям? Пожалуй, и этого нельзя сказать. Любознательность, конечно, была, но наставники наши делали всё, чтобы убить её на корню. «Светских» книг мы почти не читали, о газетах и журналах понятия не имели. Нас не учили думать, а учили верить, воображение преследовалось, поощрялась только память. Даже арифметические правила надо было запоминать без рассуждений, как молитву…»

Откуда же взялись у А.Топорова его поистине энциклопедические знания? При-веду слова замечательного писателя Ю. Олеши: «Блажен, кто, начиная мыслить, охранён наставником». Таким человеком для А. Топорова оказался Л. Ешин. Они познакомились в 1910 году в тогдашней Курской губернии. Главной ценностью не-богатой дворянской семьи Ешиных была старинная фамильная библиотека – тысячи томов художественной и научной литературы. Отец Л. Ешина – майор русской армии, боевой товарищ писателя Льва Толстого по Крымской войне, состоявший с ним в переписке. Сам Леонид Петрович был эрудитом. Он хорошо знал В. Короленко, Н. Михайловского, П. Лаврова и многих других знаменитых литераторов. Будучи юристом, блистал красноречием, изумительно декламировал, играл на сцене, пел, танцевал, писал картины акварелью и маслом. В этой семье было принято читать книги вслух и затем обсуждать их. Вот что писал А. Топоров: «Есть семьи, которые притягивают к себе окружающих… Приняли они и меня, как родного, и я увидел, какая чистая может быть жизнь, какие бывают споры без ругани и веселье без водки… Только в этой семье я понял, для чего на свете писались и пишутся книги. Здесь начали меня по-настоящему просвещать, очищая мою голову от того мусо-ра, которым набили ее две церковно-приходские школы… Книги, беседы, чтения, игры, вся атмосфера этого дома сослужили мне в будущем великую службу. Я ведь и сам учил впоследствии не только детей, но и взрослых, тоже читал книги вслух, тоже ставил с крестьянами спектакли... Заботясь о моём дальнейшем образовании, Леонид Петрович говорил: «Ты бедняк. Средств у тебя нет для продолжения учёбы в гимназии, реальном или городском училище… в духовные семинарии путь тебе тоже закрыт. Да и возраст не тот. Остаётся для тебя один путь – самообразование…»

И Адриан Топоров учился всю жизнь, а жизнь, в свою очередь, учила его. При-ведём очередную выдержку из его воспоминаний: «Мы иногда недооцениваем возможностей самообразования, хотя всякое образование прежде всего «само», ибо научить человека ничему нельзя, он может только научиться, научить себя. Никто не гнал меня, надо мною не висели оценки, зачёты, экзамены, а мне трудно даже перечислить труды учёных и мыслителей, которые не просто прочитал я, но про-


штудировал самым добросовестным образом. Среди них были сочинения Дарвина, Тимирязева, Костомарова, Ключевского, Мечникова, Пирогова, Сеченова, Спенсера, Плеханова, Михайловского, Лаврова, Бебеля, Песталоцци, Ушинского, Руссо, Белин-ского, Чернышевского, Добролюбова, Писарева и десятки иных. О художественных произведениях уже и не говорю: я «проглотил» их без счёта!..

Учитель – это отчасти артист, по самому роду профессии он оратор и должен пра-вильно, живо, красиво говорить и читать… И я, сколько позволяли силы и способности, начал учиться ораторскому искусству. Добыл книгу «Школа чтеца», изучал сборники речей знаменитых адвокатов и политических деятелей – Кони, Плевако, Жореса… Сам себе давал уроки выразительного чтения, запираясь часами в своей комнате…»

Л. Ешин уговорил А. Топорова на переезд в Сибирь, что круто изменило его судьбу. Он же ввёл его в интеллигентские круги г. Барнаула, одного из крупных культурных центров этого края, и пристрастил его к литературе, журналистике, театру, музыке...

Был в жизни Адриана Митрофановича и второй замечательный человек – свя-щенник Иннокентий Серышев. С ним А. Топоров познакомился в алтайском селе Верх-Жилино, куда он вызвался по собственному почину ехать из Барнаула, чтобы «сеять разумное, доброе, вечное». Оригинал был этот батюшка. На воротах, заборах, наличниках его дома и даже на церковной стене, на берёзах и соснах висели стран-ного вида плакаты, призывающие изучать «международный вспомогательный язык эсперанто, самый лёгкий язык мира, дружбы и братства народов». В молодости он окончил реальное училище и Томский политехнический институт. Владел шестью языками, играл на фортепиано, пел, много читал. Его дом был поистине музеем: на полках, в шкафах, на этажерках лежали археологические, ботанические, энтомоло-гические, минералогические коллекции. Богатейшая библиотека содержала и дары эсперантистов со всего мира. Батюшка был труженик, трезвенник, одарённейший человек. Он способствовал продолжению самообразования А. Топорова, пристрастил его к изучению эсперанто. И тот мог, живя в глухом селе, переписываться с людьми, живущими по всей планете. Был даже принят в члены международной организации эсперантистов с центром в Женеве.

Судьба забросила И. Серышева после октября 1917 года в Японию и дальше в Австралию, откуда он написал А. Топорову уже в 1961 году письмо на языке эспе-ранто. Они переписывались до самой смерти И.Серышева. Труды этого замечатель-ного человека хранятся в Российской национальной библиотеке, в Колумбийском университете Нью-Йорка. Чего там только нет! Ведь он объездил всю Европу, всю Азию, говорил речи в лондонском Гайд-парке, был рикшей в Пекине, уличным торговцем в Токио, обошёл с посохом всю Австралию. Есть в его книгах и главы о старом знакомце – А. Топорове.

Конечно, А. Топоров никогда бы не состоялся как личность без таких качеств его характера, как природное трудолюбие, фанатическая увлечённость своим делом и стремление отдать всего себя людям. Так, в 1919 году А. Топоров отказался ехать в Мо-скву учиться в знаменитом институте красной профессуры – не захотел оставить своих учеников-коммунаров, впоследствии принесших всесоюзную славу своему учителю.

О работоспособности же Адриана Митрофановича ходили легенды, поскольку он работал по 14 часов в день и больше вплоть до самой смерти, без единого вы-ходного дня (чему я не раз бывал непосредственным свидетелем). Таким образом, у А. Топорова набралось целых 85 лет трудового стажа (в восемь лет он плёл лапти), 76 лет учительского стажа (ведь настоящий учитель никогда, по большому счёту, не выходит на пенсию!) и 72 года журналистского стажа.


Разумеется, сложно добиться в жизни чего-либо стоящего, не имея крепкого тыла. Жена А. Топорова – Мария Игнатьевна – была родом из богатой купеческой барнаульской семьи. Обладая приятной внешностью, она могла рассчитывать на прекрасную партию, но влюбилась в бедняка учителя и уехала за ним в алтайскую глушь, не закончив обучение в гимназии и несмотря на отчаянные протесты роди-телей. Позже они помирились. Но вскоре Мария осталась без родных. Те из них, кто не сгорел в огне бесконечных революций и войн того времени, были сосланы в период сталинских репрессий на Соловецкие острова и умерли в ссылке или ещё раньше – по дороге туда.

Она с двумя малышами на руках могла выдержать такого мужа, как Адриан Ми-трофанович. Ведь он работал даже не в две, а в три смены без выходных, без отпусков (получая зарплату как за одну смену). И была она ему при этом не только женой, матерью его сыновей, хозяйкой, но и личным литературным секретарём, помощницей в коммунарских и других делах. Вот что об этом писал сам А. Топоров: «Моя жена научила коммунарок шить на машинке, вышивать по художественным рисункам, делать аппликации, выращивать цветы в комнатах и палисадниках, готовить вкус-ные блюда и кондитерские изделия, правильно ухаживать за новорождёнными… Разруха, причинённая войнами и колчаковщиной, привела к тому, что по народу пошли и разные болезни, укоренилась чесотка. Косихинская больница не имела лекарств. Иван Алексеевич Носов и моя жена, руководствуясь лечебником доктора Рахманова, варили в котле противочесоточную мазь из смеси сала, серы и дёгтя».

Кроме того, Мария Игнатьевна прекрасно рисовала, вела уроки рисования в школе. В семье Топоровых и сейчас есть рисунок «Берёзки», выполненный рукой

Супруги Топоровы.


С. Титова в 60-е годы прошлого столетия. Послав его супругам Топоровым, он сопро-водил его письмом. Из него получалось, что в коммуне мальчонка Степан не выполнил по каким-то причинам задания Марии Игнатьевны – нарисовать берёзку. Но, будучи благодарен ей за уроки живописи, прислал невыполненный урок 40 лет спустя!..

После войны между Адрианом и Марией Топоровыми произошла ужасная раз-молвка. А. Топоров, выйдя из сталинских лагерей, вернулся на родину – в Старый Оскол. Здесь он обнаружил пропажу всего своего литературного архива, уникальной скрипки итальянской работы и библиотеки в полторы тысячи томов – всё это было уничтожено фашистами в период оккупации Белгородщины. Но, со слов своей се-стры Екатерины, А. Топоров обвинил в произошедшем жену. Он не знал всех под-робностей: Мария Игнатьевна имела всего лишь 15 минут на сборы, когда уходила из Старого Оскола с нашими отступающими войсками. Останься она дома – верная смерть. Ведь два её сына с первых дней войны находились в рядах Советской Ар-мии. Со своим батальоном М. Топорова прошла дорогами войны Россию, Украину, Прагу, Вену, Берлин… Но А. Топоров не прощал её. Тогда вмешались сыновья. Они передали матери в армию, что их отца от жесточайшей депрессии может спа-сти только… музыка. И она по случаю приобрела в Вене скрипку. Через сыновей передала её в Старый Оскол. И – о чудо! Оказалось, что эта скрипка работы самого великого Амати!

Некоторое время спустя сыновья рассказали отцу, что на самом деле было с по-терей его имущества в годы войны и откуда взялась та скрипка. Вся эта романти-ческая история описана Г. Топоровым* в увлекательной повести «О чём рассказал архив». А супруги Топоровы с тех пор – до самой смерти Марии Игнатьевны – не ссорились и не расставались уже больше никогда.

В характере А. Топорова были такие черты, как мужество, несгибаемая воля, умение идти в спорах и критике до конца, невзирая на лица. Он был настоящим бойцом до самой смерти. Отсюда его селькорство в молодые годы. Именно тогда окреп и закалился его характер! Ведь писать в газету о недостатках на селе в те годы было далеко не безопасно для жизни.

Он был неудобен власть имущим. Во время читок литературных произведений крестьянам А. Топоров запросто мог сказать, что в основной своей массе молодая советская литература «в подмётки не годится» литературе классической. Только он мог в 20-е годы читать детям на уроках и заучивать с ними наизусть стихотворения Мережковского, Есенина, превозносить им – как бессмертные – творения будущего Нобелевского лауреата Ивана Бунина, а в те годы политэмигранта из Франции.

Не боялся А. Топоров вступаться за людей, находящихся на подозрении у органов госбезопасности. Так, в Алтайском крае до сих пор вспоминается история, имевшая место в 20-е годы прошлого века. Тогда именно его яростное заступничество спасло от смерти известного публициста и учителя Кравцова, арестованного чекистами и обвинённого ими в государственной измене.

Будучи в начале 30-х годов на отдыхе в Феодосии, А. Топоров не удержался и всту-пил в борьбу с тамошними бюрократами, едва не погубившими многое из наследия великого художника И. Айвазовского. Именно после его гневной статьи под назва-нием «Толстокожие» в газете «Комсомольская правда» городские власти Феодосии вынуждены были восстановить знаменитый фонтан «Доброму гению», увеличили пенсионное содержание вдове художника-мариниста Анне Никитичне и т. д.

Во многом из-за этих черт характера А. Топоров вынужден был в 1932 году под давлением районных и краевых властей покинуть столь любимый им Алтай. Гонени-


ям и преследованиям он подвергался и дальше, работая в уральском городке Очер и в подмосковном Раменском. В 1937-1943 годах А. М. Топоров прошёл и «сталинские университеты» – шесть пересыльных тюрем и два исправительно-трудовых лагеря.

Чудом выжил, но остался верен себе. Приведу пример, связанный с именем пи-сателя А. И. Солженицына. В доказательство – рукопись топоровских мемуаров, на-писанная в 1970 году и тогда же предложенная им ряду советских издательств. В них А. Топоров назвал писателя А. Солженицына «продолжателем заветов Льва Толстого и Фёдора Достоевского в благородной борьбе за торжество правды, справедливости, совести и человечности» и с негодованием обрушился на литературных критиков, которые «беспардонно извратили его произведения, будящие разум и совесть чита-теля, и предали на «распятие» этого «рыцаря без страха и упрёка». Нужно ли было для этого недюжинное мужество? Вопрос риторический! Это был, повторюсь, 1970 год – время самой оголтелой травли А. Солженицына со стороны властей.

В архиве семьи Топоровых имеется уникальная книга – поэма А. Твардовского «Василий Тёркин» с его автографом на титульном листе: «Адриану Митрофано-вичу Топорову – с глубоким уважением и признательностью за добрые слова его дарственной надписи на книге «Крестьяне о писателях». А. Твардовский».

Это ответный дар крупнейшего советского поэта нашему земляку. В 1963 году в Новосибирске были переизданы «Крестьяне о писателях». Сотни надписей на собственных книгах сочинил А. Топоров тогда, но один из первых автографов от-правился в Москву – в адрес главного редактора журнала «Новый мир»: «…Наша страна, – писал Топоров, – пережила две величайшие трагедии: Отечественную войну и сталинщину. Первая трагедия достаточно полно отражена в науке, худо-жественной литературе и изобразительном искусстве, мимо второй они трусливо прошли. И только Вы оказались истинным рыцарем без страха и упрёка, давшим на страницах «Нового мира» слово Солженицыну, Горбатову и др., чтобы заклеймить тиранию великого инквизитора… В знак моего благоговейного преклонения перед Вашей личностью примите в дар этот простодушный труд – опыт крестьянской критики художественной литературы. А. Топоров».

В Государственном архиве Николаевской области хранится переписка А. Топо-рова и Г. Титова начала 60-х годов. В этих письмах Адриан Митрофанович горячо доказывал космонавту и члену Комитета по присуждению Ленинских и Государ-ственных премий, что книга А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» достойна высшей литературной премии страны. Но тогдашним вершителям лите-ратурных судеб не хватило прозорливости и мужества. Награда досталось другому. А предсказания мудрого старика сбылись – с поправкой на то, что А. Солженицын стал лауреатом не Ленинской, а Нобелевской литературной премии, и слава его давно уже перешагнула границы Советского Союза.* И теперь становится понятно, почему при жизни и А. Топоров практически не был отмечен государственными на-градами и регалиями, а в Союз писателей СССР его приняли в возрасте… 88 лет (!).

Ещё одна черта его склада ума всегда поражала – умение мыслить нетривиально, предвидеть и находить новое, особенное.

Его опыт чтения произведений отечественной и зарубежной литературы в крестьянской аудитории с последующей записью критических высказываний (нашедший своё воплощение в книге «Крестьяне о писателях») был и остаётся единственным в мире.

То же самое можно сказать ещё об одном многолетнем труде – хрестоматии «Настольная книга скрипача». В ней на 567 страницах машинописного текста


были собраны выдержки из высказываний почти 200 авторитетов в мире музыки о технических и психофизиологических приёмах игры на скрипке. Уникальность этой книги признавали такие великие музыканты, как Д. Ойстрах. К сожалению, по воле издательских бюрократов она так и не увидела свет, «отправившись на пир архивным грызунам», по выражению самого А. Топорова. Увы, такая же участь постигла и уникальные учебники по русскому языку и международному вспомога-тельному языку эсперанто.

О ВСТРЕЧАХ А. ТОПОРОВА И Г. ТИТОВА

В 1943 году А. Топорова освободили из заключения в сталинских лагерях. Он, едва выйдя за ворота, по совету одного из лагерных старожилов сломал деревянную ложку, прослужившую ему верой и правдой шесть ужасных лет, – для того чтобы никогда не возвращаться в этот ад.

Далее его направили в ссылку в одно из татарских сёл. В 1944 году власти сми-лостивились, отпустив А. Топорова на малую родину – в только что освободившееся из-под оккупации село Стойло. Но в 1947 году он снова оказывается в ссылке – в Казахстане, в городе Талды-Кургане. И только через два года закончились его мытар-ства и бесконечные переезды. В 1949 году А. Топоров окончательно воссоединяется с семьёй в украинском Николаеве, по месту службы старшего сына-связиста.

И, наверное, он уже никогда не оправился бы от перенесённых потрясений, даже несмотря на реабилитацию, последовавшую в 1958 году, если бы не упоминавшийся выше полёт в космос Германа Титова. Сам А. Топоров относился к переменам в жизни с иронией: «С этого момента моё незаметное имя прочно прилипло к космо-навту-2 Герману Степановичу Титову. На 70-м году жизни я сразу стал «умным», нужным человеком»!

Но не к факту самого полёта и личности космонавта, которого боготворил. И вновь откроем рукопись его воспоминаний: «…Понёс пакет на почтамт утром в воскресенье 6-го августа 1961 года. Было тепло, солнечно. Иду обратно. Из рас-крытого окна одного дома до меня донёсся чёткий голос радиодиктора Левитана: в космос полетел корабль «Восток-2» на борту с лётчиком-космонавтом Германом Степановичем Титовым…Я остолбенел: имя, фамилия и возраст нового космонавта были мне знакомы.

Я и все члены моей семьи с волнением спрашивали друг друга:– Неужели это – сын наших Стёпы и Саши Титовых?! Может быть, в СССР

есть второй Герман Степанович Титов?!Сидя у репродуктора, мы сгорали от нетерпения, ожидали сообщения краткой

биографии героя. Минуты тянулись мучительно долго. Наконец мы услышали: это – он! Да, он – наш Герман! Сын моих славных воспитанников из «Майского утра» Стёпы и Саши Титовых! Волна неизъяснимой радости облила моё сердце. Ликовала и семья...

…И при личном свидании в Москве, и в печати Герман Степанович обещал посе-тить «духовного деда» в Николаеве. Приезд его тоже был как снег на голову. Летом 1963 года космонавт проводил отпуск с семьёй на киевском курорте Пуща-Водица. Под вечер 20 августа он на своей автомашине и подкатил ко мне. Один, без шофера. Без всяких регалий, без фуражки, в рубашке-безрукавке и в расхоженьких штанишках.В то время я сидел у соседа на втором этаже дома. Поэтому я не видел перво-

го появления космонавта в нашей квартире. Передаю слово очевидице – невестке Марии Михайловне:


– Юрий (муж) пришёл с работы и лежал на кровати, читая книгу. Я была в ванной… Стук в дверь. Юрий крикнул «да»! Кто-то вошёл в комнату. Я оделась и тоже вошла туда. На краешке стула сидит небольшого роста человек и поигрыва-ет ключиком от автомашины. Спрашивает Адриана Митрофановича. Я смотрю на человека и думаю: к нашему деду всегда приходят учителя, артисты, писа-тели, музыканты, а зачем же к нему какой-то шофёр?! Всматриваюсь в лицо: знакомое! Где-то я его видела, но не могу вспомнить – где! Говорю: «Адриан Митрофанович наверху, у соседа. Позвать?» – «Позовите». – «А как сказать, кто спрашивает?» – «Герман». – «Какой Герман?» – «Титов»… Батюшки! Я – брык на стул. Юрий спрыгнул с кровати и заорал: «Гера!» И давай тискать его, обнимать-целовать! Я – наверх за дедом…Марья Михайловна ворвалась к соседу и как угорелая завопила:– Дед! Домой! Скорей! Космонавт приехал!..Я опрометью кинулся вниз – и в коридоре обнял долгожданного «внука». Как

полагается, пропустили его через «санобработку», а дальше пошла суматоха под-готовки к «приёму». Когда космонавт въезжал во двор и выходил из автомашины, детвора узнала

его в лицо. И через несколько минут по городу полетело:– Космонавт Герман Титов приехал к Топорову!… А вскоре весь наш двор, весь квартал улицы Свердлова, вся наша квартира

были запружены толпой.Герман Степанович не хотел никаких фото- и телесъёмок: они ему надоели. Но

я упросил его «потерпеть». Он сдался, и телестудийцы, и фотографы «Южной правды» засняли некоторые моменты его приезда…

Г. Титов и А. Топоров.


Как, вероятно, всюду, в Николаеве о космонавтах почему-то ходили всякие до-мыслы, порой нелепые. Скажу только о самом чудовищном.Мой приятель и партнёр по игре в симфоническом оркестре инженер В. Шен-

фельд как-то на репетиции шептал мне: – Адриан Митрофанович! Ведь Герман Титов давно уже умер от космической

радиации, но об этом молчат, чтобы не огорчать народ, не сеять паники. А вы-то уж, конечно, знаете всё. Скажите по строжайшему секрету, умер или жив? Клянусь здоровьем: никому не передам!Я расхохотался: – Вот что, Витя, космонавт намеревался навестить меня в Николаеве. Если в

самом деле он приедет, я тебе сейчас же позвоню, позову.И позвонил, и позвал. Нарочно посадил Фому неверующего рядом с космонавтом: – Садись, Витя, пей с «покойником» шампанское и жуй жареных бычков!Чья-то злоумышленная брехня была убита.Во время последнего обеда к открытому окну подошли дети из детского садика.

Они читали стихи и кидали космонавту цветы.Герман Степанович много и увлекательно рассказывал о своих зарубежных по-

ездках, типах, нравах и обычаях иноземцев. 21 августа на закате солнца, написав сотни автографов и выдержав атаки

фотографов и телеоператоров, он отбыл в Одессу...»Позже Г. Титову было присвоено звание почётного гражданина г. Николаева.

О ЛИТЕРАТУРНЫХ ТРУДАХ А. М. ТОПОРОВА

К великому сожалению, осталось не так много документов, рукописей, других архивных материалов, связанных с именем А. Топорова (но на Алтае они имеются в краевом государственном архиве, Государственном музее истории литературы,

искусства и культуры Алтая, в ме-мориальном музее Г. С. Титова в с. Полковниково).

Переезды с Белгородщины в Сибирь, с Алтая на Урал, с Урала в Подмосковье, тюремная эпопея, война, ссылка… Все эти события по-влияли на А.Топорова. Он стал аске-том. Минимум обстановки, одежды, книги уже не покупались, а брались в библиотеке. Он не признавал юби-лейных дат и всегда отказывался от подарков.

Но остались его литературные труды.

«Крестьяне о писателях». Эта кни-га впервые была издана в 1930 году. В те годы многие писатели и критики отзывались о работе Топорова очень высоко.

М. Горький в письме к В. За-зубрину: «Пошлите мне Вашу книгу


«Два мира»; интереснейшую беседу слушателей о ней я читал, захлёбываясь от удовольствия» *.

В. Зазубрин, который первым должен был решить, печатать в «Сибирских огнях» записи и статьи А. Топорова или нет, писал Адриану Митрофановичу 8 ноября 1927 года: «Я только на праздниках смог как следует посмотреть Вашу работу. Конечно, она необычайно ценна. Читал я её как самую увлекательную повесть или роман».

Но именно в это время над головою А. Топорова начали сгущаться тучи. Его книга «Крестьяне о писателях» расценивалась уже как хитрая вылазка замаскировавше-гося классового врага, который «тонко ведёт свою линию и умело… протаскивает от имени крестьян свои «чистосердечные взгляды»*. Она была вещественным до-казательством во время суда над А. Топоровым в 1937 году. Её наличие в личной библиотеке в годы сталинских репрессий было вполне достаточным основанием для ареста владельца. Ныне она – большая библиографическая редкость.

«Воспоминания». Эта книга была издана в г. Барнауле в 1970 году. Переиздана там же в 2010 году. В ней рассказывается о встречах А. Топорова со знаменитыми деятелями литературы, культуры и искусства Сибири, с которыми его свела жизнь.

«Я – учитель». Это небольшая часть из 900-страничной рукописи мемуаров писателя, выпущенная издательством «Детская литература» в г. Москве в 1980 году.

«Мозаика». Это последняя книга писателя. Вышла она после смерти А. Топорова в 1985 году в киевском издательстве «Дніпро». Это сборник курьёзных фактов и историй из жизни великих людей прошлого – писателей, музыкантов, учёных, арти-стов. Сам А. Топоров говорил, что многие люди что-то коллекционируют – марки, монеты, открытки, спичечные этикетки и т. д. Он же всю жизнь собирал эти забав-ные эпизоды, перечитав для этого гору разнообразной литературы. Любопытно, что факты из «Мозаики» активно используются в наши дни при проведении турниров по интеллектуальным играм «Брейн-ринг» и «Что? Где? Когда?» в России, Украине, США, Израиле, Германии…

«Я – из Стойла». Так, по месту рождения А. М. Топорова, называется громад-ная в двух томах 900-страничная полная рукопись его воспоминаний. О ней в 1973 году знаменитый советский журналист и литератор А. Аграновский писал: Чита-ется книга с огромным интересом, познавательного в ней тьма, есть главы просто блистательные… Она полезна будет читателям, особенно молодёжи… Описания Стойла, семьи, детства, родни, школы и т. д. – это всё хорошая, в лучших русских традициях проза».

Отдельными частями она публиковалась в газетах и журналах России, Украины и Казахстана. Очень жаль, что настоящего интереса к ней пока не проявил ни один издатель.

Таким остался в памяти мой дед Адриан Митрофанович Топоров – один из ве-ликих рыцарей культуры ХХ столетия!

84

П О Э З И ЯЕвгений

ЕРМАКОВДОБРЫЙ АНГЕЛ

Евгений Анатольевич ЕРМАКОВ родился 3 августа 1948 года в Республике Башкортостан.

В 1967 году окончил вечернюю

школу рабочей молодёжи № 1 г. Павлодара.

Учился в институте, отслужил в армии,

работал на заводах… Автор шести книг стихотворений,

изданных в Кемерово и Барнауле.

Публикуется в краевой периодике

и коллективных сборниках. Активно участвует в работе

краевых литобъединений («Спектр», «Беловодье»,

«Литкафе»). Участник двух краевых

совещаний молодых литераторов.

Живёт в Барнауле.

ВИДЕНИЕ

Я сяду на краешек ночи,Когда чуть забрезжит заря.И «Клермонт»* турбиной клокочет,И медлит, и жжёт якоря!..

И я выбегаю из домаПо зову неведомых чувств:На крыше простая соломаЦветёт, словно манговый куст!

И дом мой на волнах качает,И ноги мне лижет прилив…И сердце моё уплываетВ страну под названьем Наив…

Не ходят туда пароходы,Машины туда не везут.Счастливые детские годыОкликнут во сне… И уйдут.

НЕОБЫЧНЫЙ ПАССАЖИР

Билетёр, задержите туман!Он один безбилетный и мутный,Посекундно являя обман,Липнет к каждой машине попутной.

Встал автобус. Не видно ни зги.Чу! Шофёр покидает кабину…И туман, как по зову тайги,Из салона выходит в долину.

Билетёр! Вам не выполнить план:Вы глядите с таким интересом,Как неспешно бродяга туман,Удаляясь, сливается с лесом.

* «Клермонт» – первый колёсный пароход, построенный Р. Фултоном в 1807 году.

85Добрый ангел

ТОСТ

Я пью за здравие полей,За наши реки, горы, долы,За синий зов родных очейИ сердце жгущие глаголы,За храбрость нашего полка,За дух, что стал сильней металла,За то, чтоб многие векаДержава Русская стояла!

ВО ДВОРЕ

Он летит светло, крылато,Мягкий, как пушок.Не ленись, моя лопата,Нагребай снежок!

Слепим бабу круглой, тучной,Руки – на бока!А чтоб не было ей скучно,Слепим мужика!

Пусть несут два идеалаРадость детворе.Будут добрые началаИ в моём дворе!

ГВОЗДЬ

Всё, к чему прикасался Господь,стало нетленным. Из христианской практики

Я – вечный гвоздь с распятья Иисуса!Мой грех велик. И мне прощенья нет.Зачем меня ковал кузнец искусный,Чтоб я Христа пронзил во цвете лет?

Я на Голгофе брошен был под ноги.И за века навиделся всего.Вчера пилатов правнук, на дорогеПодняв меня, сказал: «Мы ждём Его!»

КАЗАК

Опять вдали сверкают грозы.Качает ветер дерева.А на поляне под берёзойЛежит сражённая трава.

Косарь не плачет, не страдает,Не восхищается красой.Он так умеючи играетСтальной прирученной косой!И на коне – он воин меткий!Владеет саблей мастерски!И как прославленные предкиГотов чужие бить полки!Но вместо службы – косы, грабли…И жизнь – постылая стерня!..

Зачем ружьё забрали, саблю,Свели в колхоз его коня?

КОЛЬЦОВО

Верба ХристоваЗа нашим селомСнова и сноваМне машет крылом.

Речка РановаУ старой межиСловно подковаСверкает во ржи.

Святостью полнится Купол небес.С детства мне помнятсяИзбы и лес…

Долго я не былВ родимых краях.Прибыл – и небоУвидел в слезах:

Высохла речка.И вербу смело.С пальца колечкомПропало село.

Дикое поле!Бьёт ветер как плеть!Взвыть бы от боли…Но надо терпеть.

86

СОВЕСТЬ

Белый снег мой! Не в чёрные ль ночиЛюди выгнали совесть свою,Чтоб страдания стали корочеВ нашем русском суровом краю?Только всякая встречная скука,Утомясь от угрюмых идей,Будет вслед ей теперь улюлюкатьИ толкать на пороки людей.И она, обезумев от боли,Перестанет людей пониматьИ затихнет в заснеженном поле,Как тепла не нашедшая мать.

ФИТИЛЁЧКИ СЕРДЕЦ

Хилый скот здесь и пастбища,Вдоль дороги столбы…От роддома до кладбищаПолминуты ходьбы.

Кое-кто умудряетсяЖить по семьдесят лет.Видно, не похмеляется.Только счастья всё нет.

И опять разгораютсяФитилёчки сердец.Думы жалят, сплетаются, Как терновый венец!

Неужель сгинут пастбища,И дома, и столбы…От роддома до кладбищаПолминуты ходьбы.

***Россия! – молитва моя,Прибежище дум и сомненья,Да будут пресветлы края,И дух твой, и день воскресенья!Не жаль положить на алтарьТалант и могучие силы.И верить, как пращуры встарь,Что выживут дети России!

СТИГМАТ

Ивану Мордовину

Я давно сединой забинтован.И раненье уже не пройдёт.Этот выстрел судьбой уготован:Точно выбраны место и год.Но торопится жизнь ошибиться:Никогда я забыть не смогуЭти светлые умные лица,Рождество и Россию в снегуИ весеннего чувства разливы,Бесконечных дорог колею,Полновесные тихие нивы,И моих городов толчею,И немеркнущий свет Материнства,И мою золотую тайгу,И всерусскую доблесть. Единство.И прощение злому врагу.

ЭХО

Мой злейший друг вчера уехал,И стала комната пуста.Но настороженное эхоСо мной осталось неспроста.О стены кухни не разбилось,Где двое громче слов молчат,Оно в квартиру просочилось,В затылок дышит по ночам.За мной следит, всему внимаетИ, добавляя в звуки яд,Всегда, шипя, напоминает,О чём те двое говорят. БЕЗ ТЕБЯ

Дышит комната окнами чёрными,И уходит, и пятится вглубь.И тоска ядовитыми зёрнамиОсыпается в чёрном углу.Половицы кидают мне с силоюЗаржавелый, скрипучий упрёк:«Как же ты ненаглядную, милуюОт завистливых глаз не сберёг?»А в ответ только эхо бетонноеНервно пляшет под каждой плитой.И влетевшая тьма заоконная,Словно пулей, разит пустотой.

Евгений Ермаков

87Добрый ангел

БАРНАУЛ

Владимиру КоржовуВалерию Тихонову

1Солнечной улыбкой БарнаулаРаспахнулся Ленинский проспект.И душа нечаянно шагнулаИз груди на этот яркий свет.И пошла, и сразу засияла,Набирая ширь и высоту,И навек восторженно впиталаМузыку, людей, и красоту,И дома, и парки, и заводы,Дол и Обь и лес во цвете сил.И в порыве счастья и свободыЯ в тот миг над городом парил. И с небес спустился я не скоро.Приземляясь, бережно шепнул:«Ты – моя надежда и опора!Ты – мой добрый ангел, Барнаул!» 2Барнаул. Речпорт. Песок.Снег с дождём наискосок.И за Обью мутно-серойЗаштрихованный лесок.Здесь на левом берегуХлопья падают в шугу...Ветер резко их вздымает –И срывается в пургу!Шквал утих, став пеленой…А из пасти ледянойМне навстречу выбегает –Гордость сердца – город мой!

3 Город мой онебесен туманом.На дорогах размяк гололёд.По Горе в этом мареве странномТо ль звезда, то ли ангел плывёт…Побледнели рекламы услуги…Пешеходы бредут в облаках…И теперь в нашей звёздной округеМожно небо носить на руках.

*** Это был неуёмный апрель!Всё сплеталось, сплывалось, сходилось.И, вдохнув вешний пагубный хмель,Ты в меня ненароком влюбилась.

И противиться не было сил!Я-то знал до признанья за сутки,Что невольно и сам полюбилГлаз твоих озорных незабудки.

И рассвет, и трамваев звонки,И раскрытой души трепетанье…И летели, летели деньки!Расставанья. Страданья. Свиданья…

Той любви отзвенели года.И восторженность глаз потускнела.Я не знаю, не знаю, кудаИ когда это всё улетело.

88ПАМЯТЬ

ПЛАНЕТА РОБЕРТА РОЖДЕСТВЕНСКОГО

В этом году первый день V Рождественских чтений прошёл в Государственном музее истории литературы, искусства и культуры Алтая (ГМИЛИКА: Барнаул, ул. Л. Н. Толстого, 2). Вниманию гостей и участников была представлена выставка, на которой экспонирова-лись личные вещи поэта, его книги, фотографии и афиши его авторских поэтических выступлений. А подго-товили её сотрудники мемориальной районной библиотеки имени Ро-берта Ивановича Рождественского. В своём выступлении директор Светлана Бутырских отметила, что в мемориальном фонде библиотеки 46 экземпляров книг поэта, 118 его лич-ных вещей, приличный фонд теле- и аудиозаписей (грампластинки совет-ских времён и современные диски с записями песен на его стихи).

В Белом зале ГМИЛИКА с праздником поклонников поэзии Р. И. Рождественского поздравили

заместитель начальника управления администрации Алтайского края по культуре и архивному делу Елена Безрукова, депутат Алтайского краевого законодательного собрания Виктор Красилов, глава администрации Косихинского района Константин Татарников, директор краевого автономного учреждения «Алтайский дом литера-торов» (КАУ «АДЛ») Юлия Нифонтова и главный редактор журнала «Барнаул» Валерий Тихонов. Приветствие и поклон от семьи Р. И. Рождественского передала жителям Алтайского края председатель комитета по культуре администрации Ко-сихинского района Татьяна Аверина (на фото стр. 89). «Алла Борисовна Киреева, вдова Роберта Ивановича, узнав, что в этом году Рождественские чтения пройдут в краевом статусе, сердечно благодарит администрацию Алтайского края и лично губернатора Александра Богдановича Карлина за доброжелательное внимание к творчеству и личности её мужа – поэта Роберта Рождественского», – сказала она.

После торжественного открытия состоялась презентация книги «Орфей великой эпохи» (авторы – учёные-филологи Хакасского госуниверситета В. Прищепа и Н. Сипкина), посвящённой раннему творчеству поэта.

Затем преподаватель Алтайской государственной педагогической академии (АлтГПА) кандидат культурологии Елена Балакина представила сборник стихотво-рений Р. И. Рождественского «Твоя и моя земля», изданный специально к нынеш-ним чтениям. Вошедшие в него произведения прозвучали в исполнении студентов филфака АлтГПА и актрисы Молодёжного театра Татьяны Лопатиной.

89Планета Роберта Рождественского

Далее на «круглом столе» под названием «Поэзия Рождественского. Радиус действия» замечательный доклад сделала кандидат педагогических наук, декан филологического факультета АлтГПА, профессор Эмилия Хомич. Интересны были и работы студентов филфака АлтГПА, в которых они литературоведчески анализи-ровали стихотворения Р. И. Рождественского (см. далее тексты).

В с. Косиха прошёл второй день Рождественских чтений, которые, сохраняя и развивая свои традиции, в этом году были украшены церемонией вручения краевой премии имени Р. И. Рождественского, учреждённой администрацией Косихинского района, общественным советом по развитию предпринимательства при главе Коси-хинского района, Алтайской краевой организацией Союза писателей России и КАУ «АДЛ». Глава Косихинского района Константин Татарников (на фото) и директор КАУ «АДЛ» Юлия Нифонтова торжественно вручили Диплом первого лауреата краевой премии имени Р. И. Рождественского соавтору литературоведческой книги «Орфей великой эпохи» Н. Сипкиной (г. Улан-Удэ).

Накануне этой церемонии в районной библиотеке имени Р. И. Рождественского была представлена выставка «Роберт Рождественский – поэт земли Косихинской», где в книге отзывов оставили свои отклики гости из разных уголков России – Но-вокузнецка, Курильска, Томска, Южно-Сахалинска, Омска, многих городов и сёл Алтайского края.

Кстати, отныне в библиотеке имени Р. И. Рождественского есть выход в Интернет (дело за созданием собственного сайта!).

В следующем году мы отметим 80-летие со дня рождения замечательного поэта Р. И. Рождественского. Гостей будет немало. И именно благодаря Интернету многие его поклонники узнают о Рождественских чтениях на Алтае.

Радует многое: и краевой статус чтений, и учреждение премии имени Р. И. Рож-дественского, и появившаяся «научная составляющая»… А ещё приятен такой факт: лю-бопытствующие уже не задают (как в прежние годы) вопрос: «А почему Рождественские чтения и вдруг летом?..»…

На сценах берёзовой рощи Яр Любви успешно прошли выступления участников фе-стиваля – творческих коллек-тивов из районов Алтайского края – «Песни главные есть в судьбе любой» и праздника поэзии «Надо собственною жизнью доказать свои стихи» с участием делегации Алтайской краевой организации Союза писателей России.

Театрализованно были представлены коммунары «Майского утра» и фольклор-ная группа из с. Украинского… Под открытым небом проходи-

90 Память

ла и выставка-ярмарка, в которой участвовали районный Дом детского творчества и профессиональное училище № 74…

У каждого свой поэт Роберт Рождественский. У каждого и свои воспомина-ния о Рождественских чтениях. Чувство сопричастности останется у Натальи Шнайдмиллер-Никоновой из Прокопьевска: «Мама моя сорок лет литературу и русский язык преподавала. Роберта Рождественского мы очень любим. Его книги в нашей семье – настольные…»

Не забудут солнечный Яр Любви двое – девушка с забавными хвостиками и молоденький курсантик в «парадке». Они вальсировали среди берёз, а в это время в исполнении гостьи из Прокопьевска над Яром Любви лилась песня: «И вся планета распахнулась для меня, / И эта радость, будто солнце, не остынет…»…

Светлана Тирская,газета «Алтайская правда».

ДВА МЕСТОИМЕНИЯ ОДНОГО ПОКОЛЕНИЯФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ

К СТИХОТВОРЕНИЯМ РОБЕРТА РОЖДЕСТВЕНСКОГО

В суждениях о феномене Роберта Ивановича Рождественского, как правило, называют три фактора, повлиявших на его формирование: поэт-шестидесятник («он жил жизнью шестидесятника»), классик песенной лирики, постоянство на-туры. Да, человек одной идеи, он сохранял равновесие не только в оттепель, когда романтику можно было расправить крылья, как призывал это сделать Н. С. Хрущёв, но и в «нелётную погоду» (выражение Р. И. Рождественского). Вошёл в сознание современников как поэт, не знать которого считалось верхом неприличия. Он был настолько популярен и всенародно любим, что это стало предметом пародийного освещения. Так, например, Леонид Филатов написал пародию от первого лица, имитируя интонацию Рождественского:

Можно Лермонтова знать плохо.Можно Фета пролистать вкратце.Можно вовсе не читать Блока…Но – всему же есть предел, братцы!

Надо сказать, что обыкновенно восприятие поэта в движении эпох меняется, и это нормально. Однако, что касается Рождественского, критика не всегда была к нему благосклонна (упрекая в декларативности и однообразии ритмической струк-туры стиха), но читательская оценка в этом движении позитивна и направлена на укрепление пиетета. Траектория писательского успеха зависит в немалой степени от читательского спроса. Это тоже нормально. Литературоведы, рассматривая фигуру Роберта Рождественского в первой четвёрке поэтов – «первых весенних птиц после тяжёлой зимы», ставили его, как правило, четвёртым после Андрея Вознесенского, Евгения Евтушенко и Беллы Ахмадулиной, по формуле: 3 + 1. Время действительно всё ставит по местам. Раньше искушенный читатель недоумевал по поводу бедности ритмики и метафоры каких-то конкретных строчек (не будем лукавить, таковые имелись), например:

91

Был он рыжим, как из рыжиков рагу.Рыжим, словно апельсины на снегу. («Баллада о красках», 3, 100)*

Раздражала читателя «юношеская спесь», раздражало всё, что «на злобу дня». Предмет раздражения остроумно обыгран Л. Филатовым:

В мире нет ещё такой стройки,В мире нет ещё такой плавки,Чтоб я ей не посвятил строчки,Чтоб я ей не уделил главки!

То, что раньше вызывало раздражение у взыскательного читателя, сегодня вызы-вает уважение. Критики третьего тысячелетия единодушны в том, что Рождествен-ский со своими стихами гораздо современнее и актуальнее той эпохи, в которую он жил. Так что в каком-то смысле Рождественский – поэт «возвращённый».

Филологический дискурс поэзии Рождественского, заявленный нами, имеет как прямые, так и косвенные мотивировки. Во-первых, филологическое образование – факт биографии поэта. Однако это не просто анкетные данные: Роберт Рождественский – фило-лог в значении любитель слова. Ему нравится работать со словом, «в рифму радоваться и тужить, слову доверять и ритму». Само слово «слово» нравственно и творчески экви-валентно: главное, быть не буквой, а словом. Тексты его стихов – пример филологически грамотного оформления русской речи, бережного и уважительного отношения к языку. В контексте современной действительности их пафос нельзя не признать уместным, ибо он, воспринимаемый в 60-е годы как гражданский, остаётся таковым и сегодня:

На размашистом рассветеИ в дождях косыхГоворите по-советски – правильный язык!Или:Явысокие слова,как сына, вырастил.Я ихс собственной судьбою связал.Я их,каждое в отдельности,выстрадал!Даже больше – я придумал ихсам! («Письмо в тридцатый век», 2, 105)

*Здесь и далее текст цитируется по: Р. И. Рождественский. Собрание сочинений Т.1.1985 г. (курсив авт. - Э. Х.); Шайтанов И. Не требовать шедевров (беседу вела На-дежда Горлова//Литературная газета. 2004. № 5. 4-10 февраля).

Планета Роберта Рождественского

92 Память

Эти стихи чрезвычайно важны для понимания феномена писателя. «Я» Рожде-ственского – «я» «СОТВОРЁННОЕ» (термин М. Пришвина), выстраданное и при-думанное поэтом, и потому близкое ему. «Сотворённое» «я» позволяет отследить биографического героя, а это само по себе предполагает движение. Вектор движения поэта – от юношеского фрондёрства к легитимизму зрелости.

Характер движения «выдают» филологические приёмы. В поэтических текстах «следы» от филологии обозначились визуально в акцентном выделении (запись лесенкой) концептуально значимого слова. Такой способ оформления как раз и делает стихи «рвущимися» («Я не понимаю стихов льющихся, стихи должны быть рвущимися»), что в целом создаёт эффект вызова времени. В этом некоторые ис-следователи видят влияние Маяковского. На наш взгляд, графика рифмовки, визу-альный ряд стихов обозначили филологический тип мышления поэта, то есть то, что имманентно поэту присуще. Филологические понятия в его стихах взяли на себя не только функцию жанра, но и функцию поэтической образности:

Мы в Истории – буквы.Лишь немногие – слово. (2, 368)

Причастность поэта к филологии, как по названию, так и содержательно, обна-руживается в стихотворении «Упражнение по фонетике»:

«Звуки делятся на…»Вереницасогласных и гласных…Какова им цена?Что подвластно им?Что не подвластно?Что понять им данов человеческихпредназначениях?.. (2, 238)

Первая строчка здесь – «филологическая цитата», точнее тезис учебника. Кроме того, в стихах есть отсылки к функциональному толкованию восклицательных и вопросительных знаков. Лирика поэта раскрыта для читателя в поиске им необхо-димого слова, в желании найти точное слово:

Хочу найти слова – весомейотечественного урожая!

Движение в лирике поэта определено авторским поиском слова, самого точного, самого ёмкого.

Хочу найти слова – огромней,чем Млечные путигалактик!Хочу найти слова – нежнее,чем темечко у новорожденного! («Хочу»)

К поэтическому языку, в его терминологическом значении, у поэта профессио-нально филологический подход:


Мы – почти наверняка,вопреки любой печали – верим,что ещё в началенашаглавная строка.

Среди существующих многочисленных определений поэзии Рождественского, пожалуй, самое популярное – песенная лирика. Сочетание слов «песенная» и «ли-рика» уже само по себе означает повышенный лиризм. И если лиризм есть свойство авторской субъективности, то формула «песенная лирика» – формула удвоенного лиризма или повышенной авторской субъективности. А за этим стоит не только музыкальность как свойство стиха, но и открытость, искренность, откровенный диалог с читателем и собеседность как личное качество авторской интонации. И стоит за этим также биография поколения. В этом движении «я» – «мы» – слова одного поколения. Поколения первых и лучших.

Если вы есть – будьте первыми,Первыми, кем бы вы ни были.Из песен – лучшими песнями,Из книг – настоящими книгами.

Знак первенства в текстах сборников Рождественского – местоимения «я» и «мы». В этих строчках выражено мировоззрение шестидесятников и нравственное правило Рождественского. Не более, но и не менее того.

Песенная лирика Рождественского, бесспорно, яркое и самобытное явление. Одна-ко говорить о нём, на наш взгляд, следует в контексте характерной для всего творчества Рождественского лирической публицистики. Главный её тезис – призыв к единению. Или к объединению. Слово «поколение» в этом контексте – его эквивалент, концепт, единица измерения, единица возраста, биоритм которого продиктован культуре всей эпохи. У «шестидесятнической» культуры возраст всегда молодости.

В полном объёме с единением личного и общественного справляются местоиме-ния «я» и «мы». «Я», заметим, эквивалентный знак субъективности. Главное назна-чение местоимения «я» – семантическая функция, указывающая на лицо говорящего:

Родился яв селе Косиха.Дождливым летом.На Алтае.А за селом синело поле и пахлоливнем переспелым… («Дни рождений», 2, 216)

Я родился – нескладным и длинным – в одну из влажных ночей. Грибные июньские ливни звенели как связки ключей. (1, 286)

94 Память

Филология как «лирическое обстоятельство» в какой-то мере объясняет частотное употребление местоимения «я», явно превышающее в количественном отношении другие местоимения в сборниках Рождественского. Конкуренцию «я» может соста-вить только местоимение «мы», но в поэзии Рождественского они не соревнуются. «Я» – это часть целого (часть речи). Часть от «мы», один из «мы». Или его пред-ставительство. Поэтому о себе – как о каждом, или о себе – как о некоторых и о многих. А о каждом – как о себе. В таких случаях чаще всего стихотворение имеет посвящение. В сборниках шестидесятников посвящений достаточно много. Это, что называется, знак повышенной коммуникабельности.

Я богат.Повезло мне и родом и племенем.У меня есть Арбат.И немножко свободного времени… (2, 405)

Адресат этого стихотворения – известный художник и поэт Савва Бродский. Сре-ди адресатов лирики Роберта Рождественского Владимир Соколов, Мусса Джалиль, Евгений Урбанский, Эдуард Межелайтис, Михаил Луконин и другие современники поэта, жившие, как и он, жизнью шестидесятника. Обращает на себя внимание ти-пология адресата в поэзии шестидесятников. Это типологическое качество можно объяснить в какой-то мере антисталинской оттепелью, давшей возможность об-щаться, обмениваться мнениями. Коммуникабельность, живое общение, диспуты и дискуссии, «эстрадность» поэзии – эти приметы времени получили своё отражение в лирике Рождственского.

В рамках одного стихотворения переход от «я» к «мы» и наоборот органичен и уместен (см., например, «Голос африканского поэта»). «Я» в таком контексте – часть коллективного сознания, точнее «я» приобретает обобщённое значение.

Мыс планетой своейговорили на «ты». («Письмо в тридцатый век», 2, 107)

«Мы» – собирательное значение, указывающее на совокупность лиц:Не один,не двое, а множество! («Письмо в тридцатый век», 2, 121)

«Мы» обозначает общность, но может употребляться для указания на одно лицо, т. е. «мы» вместо «я»:

Поэтам – что!Поэты жили раньше.Мы не поэты.Мы – поводыри. («Поэты», 2, 263)

В стихотворении «Я и мы» уже в названии, программном и концептуальном, за-явлены взаимоотношения между значимыми для поэта местоимениями. И – союз соединительный и «работает» на объединение. Не традиционное «я» и «они», а «я» и «мы». «И» здесь – принципиальный знак для понимания авторской концепции поколения. Содержательно стихотворение играет всеми смысловыми оттенками. Примечательно и то, как «я» закрепляется за темой любви. «Я» в этом случае от-нюдь не последняя буква в алфавите поэта – первая!:


Начинается любовь с буквы «Я»!И только с «Я».С «Я» – до ревности слепой.С «Я» – и до небытия.Понимаешь?Я – влюблён.Понимаешь?Я – люблю.Я! Не ты, не вы, не он – обжигаюсь и терплю. (2, 157)

Есть и другие примеры, когда «мы» употребляется в значениях «я», «ты», а также в значении

Вы, которые на «мы».

Семантика местоимения связана ещё с одной филологической подробностью лирики Рождественского – морфологией памяти, в которой оба местоимения со-впадают по настроению, функциям, по сущности:

Знаешь, понял я, что на светемы не существуем отдельно.Мы уже – продолженье друг друга.Мы совпали с тобой, совпали в день, запомнившийся навсегда.Мы – память,Мы – память.Мы – звёздная память друг друга.

«Я» Рождественского – биографическое «я». Однако этим его содержательность не исчерпывается. «Я» лирического героя, «я» автора – поэта, авторский голос и голос лирического персонажа – все оттенки и функции.

Я поведаю печально,что вторую ночь не сплю. Что тоскую и скучаю.Что тоскую и люблю.

При этом «я» поэта лишено эгоцентризма, но экспрессивно, заряжено общим альтруизмом эпохи 60-х годов:

Я знаю, я вижу, я чувствую кожей.Написал: «Живу себе…»Как это: живу себе?!Я сперва тебе живу. Вам живу. Потом себе. (2, 418)

Текст Рождественского имеет достаточное количество примет и знаков времени:Мы – политики.Да!Политики.

96 Память

Каждой мелочью.Всеми фибрами.И за будничными кефирами.И за праздничными пол-литрами.Собираемся мы нечаянно, – Дым табачный стелется низко.Каждый вечер как чрезвычайноеЗаседанье Совета Министров.Здесь становится близким – дальнее.Здесь чужое становится – личным! («Мы – политики», 2, 30)

Вновь меня заполняет утро,как улыбка Женьки Урбанского. («Другу, которому я не успел написать стихов», 2, 132)

Стихи, выделенные нами, выражают нравственное кредо шестидесятников, следующих в этом за кинематографическим персонажем Урбанского, актёром, чьё имя и улыбка становятся, в свою очередь, тоже знаковыми, как, например, «бабья грусть Людмилы Зыкиной». Знаковое содержание, как и импульс эпохи, «напол-няет» рассматриваемые нами местоимения, столь часто повторяемые, они как раз и создают эффект пульсирующей современности. Местоимения, повторяясь в ана-форе, заряжают текст энергетикой, усиливают «боевой» пафос письма. Поднимают поэзию «в атаку, отметая словоблудие и лесть…». «Я» решительное, бесстрашное и бескомпромиссное.

«Я» в стихах Рождественского – не только биографический персонаж, но и ав-тобиографическая нота поэта конкретной эпохи:

Я не ангел и не святой.У меня характер крутой – может, я не раз ошибусь. (1, 68)

«Я» и «мы» в стихах Рождественского хронотопны по назначению и содержа-нию. В движении времени и восприятии эпох, обретая новые смыслы, они придают стихам пророческое звучание:

Я приду,перешагнув через разницу во времени. («Разница во времени», 2, 249)

Случилось. Перешагнул через авторитеты, императивы. Вернулся песней. Музыкой стиха. «Я» – лирическое переосмысление и любимое слово поэта Рожде-ственского. Оно может быть выражением обыкновенности, которая сама по себе есть открытость поэтического мировосприятия:

Я обыкновенно жил.Я с любовью не играл.Я писал тебе стихи,ничего взамен не требуя.

«Я» – многогранно: помимо единичности и обыкновенности, оно может быть философским:

Может, самый главный стимул жизнив горькой истине, что смертны мы.


«Я» в текстах Рождественского часто игровое, расположенное к перевоплощению или к мистификации:

Я себя пошлю по почте на Кутузовский проспект. (2, 288)

Я – кинодублёр.А сегодня я пью и тоскую.Давайте за дублёров,которые жизнью рискуют!Я – кинодублёр.а дублерамнужна одержимость! («Признание кинодублёра», 2, 375-376).

Я, как блиндаж партизанский, травою пророс. («Давнее», 2, 243)

Комментируя эти стихи, следует заметить, что по большому счёту лирику Рожде-ственского нельзя назвать ролевой. Поэтика имени, называние лирического «я» – при-вычная вещь для любого другого поэта. Рождественский играет местоимениями – это главный его приём – приём замены имени. В лингвистике есть специальный термин, обозначающий это явление, – дейксис, «указание на что-нибудь без имени».

«Я» иногда имеет полемичное значение, оно может быть противопоставлено другим, обозначенным как «они», «вы» или «кто-то»:

Я пахну порохомнеслышной буквенной войны. («Воюют надписи», 2, 181)

Я действительно подкуплен.Я подкуплен.Без остатка.И во сне.И наяву.Уверяют советологи:«Погублен».Улыбаются товарищи:«Живу!..». («Подкупленный)

Я не царь.А на Вы иду! (2, 244)

Я завидую им. И горжусь.Может, кто-то стыдится.А я не стыжусь.

Как видим, местоимениям текста Рождественского присуща смысловая полифо-ния. Все (или почти все) смысловые и функциональные значения «я» находят своё

98 Память

воплощение в субъективной окрашенности стихов. А это значит, что рассматривае-мые нами местоимения в поэзии Рождественского являются способами выражения авторского сознания.

Местоимение «я», открывающее текст и предполагающее его изложение в моно-логической форме, на самом деле этот текст «диалогизирует, раскрывает, распахивает его к разговору. В нём без труда угадывается диалог со временем, эпохой, читателем и современником. «Я» в стихах Рождественского – это и способ представиться чи-тателям («разрешите представиться»). Ведь «я» – местоимение личное, а потому в текстах Рождественского «я» – личность.

Итак, очевидно, что поэзия Р. Рождественского нагружена местоимениями «я» и «мы». В графике её текстов местоимения занимают две ее трети. (см.: «Сын Веры»). Для поэта-шестидесятника характерно осознание собственной значимости и индивидуальности. С фактором времени связаны также такие качества поэта, как саморефлексия и самодостаточность. Это с одной стороны. А с другой – в поэзии 60-х нет одиночек, есть поколение. Всё, что было интроспективно, вырвалось из множества «я» наружу. Вырвалось с бесстрашием и искренностью, чтобы стать «мы». В результате происходят удивительные метаморфозы: «я», интроспективное и глубоко личное, обретает качества публичности и пафосное гражданское звучание, а «мы» меняет статус множественной значимости на исключительность, и в нём уже проявляется индивидуальное достоинство. Поэтому так много в текстах «я» и «мы». В некотором смысле личные местоимения создали мажор времени, называемого временем шестидесятников.

«Я» и «мы», сами по себе такие разные, у Рождественского и функционально, и по значению, и по назначению такие близкие. Эта близость – результат филоло-гических упражнений и игр поэта со словом. Результат продуктивный: он спасает стихи от авторитарности авторских суждений.

«Депо метафор» – так отозвался о поэзии А. Вознесенского В. Катаев. О поэзии Р. Рождественского можно сказать, что это поэтический словарь по функционально-семантическим свой-ствам местоимений. Словарь дейсиков или дейтиков. Так ли это и насколько это важно – это из области лингвисти-ки. Любителям слова дороги откры-тость, гласность, собеседность стихов Рождественского, «артикулируемых» личными местоимениями.

Уважаемые читатели, далее пред-лагаем вашему вниманию работы на-ших студентов – филологического фа-культета Алтайской государственной педагогической академии, которые были представлены ими 17 июня – в первый день V Рождественских чте-ний в Белом зале Государственного музея истории литературы, искусства и культуры Алтая.

Эмилия Хомич,декан филфака АлтГПА.


«ПЕСНЯ О ДАЛЁКОЙ РОДИНЕ»

Песен на стихи Р. И. Рождественского более 600, и все они остаются популяр-ными. Песни, написанные на его стихи – «Погоня» из кинофильма «Неуловимые мстители», «Позвони мне, позвони», «Мы – эхо», – разнообразны по тематике и стилистике. Его стихи посвящены очень важным ценностям – честь, честность, любовь, семья, Родина. Поэт видит мир крупно и обобщённо: психологические от-тенки, точные предметные детали быта, пейзажа встречаются в его творчестве, но решающей роли не играют. Конкретное готово раствориться в понятии.

Рождественский обладает завидным даром интонации – слова ложатся на музыку естественно и в дальнейшем не могут существовать без неё. Для песен на его стихи характерны два ведущих мотива: героическая патетика («За того парня», «Огромное небо», «Мгновение») и лирическая задумчивость («Стань таким», «Песня о далёкой родине», «Позови меня»).

Остановимся на стихотворении лирической задумчивости – «Песня о далёкой родине». В этом стихотворении, небольшом по объёму, совмещены три уровня, через которые передаются чувства и мысли:

- временной уровень, где представлены категории времени: ненадолго, когда-нибудь, память, детство, последний раз;

- топика, представленная категориями родины: дома, маленького сада, берега и земли;

- эмоциональный уровень передают эпитеты и сравнения: боль моя, родной дом, тепло, как в детстве, память укрыта снегами, напои допьяна.

Отталкиваясь от данного распределения, можно наметить два ключевых об-раза – образ родины, такой, какой она была когда-то, и образ настоящего, того, что есть сейчас.

Образ родины – это родной дом, сад с вишнями, берег у реки, детство героя... Мы видим, что это горизонталь, это кругозор ребёнка, т. е. те опорные пункты, которые западают в память.

Музыкальность и экспрессия, психологическая глубина и внутренний контраст лирического переживания и образа детства воплощаются в естественной простоте и прозрачности интонационно-стиховых средств, в направлении грусти, трогатель-ности и печали. И мы видим боль, сизое облако, память под слоем снега, мольбы к небу, просьба спасительной влаги («Ты, гроза, напои меня»), это ещё и поиск… Это пространство выстроено вертикально, здесь усложняются образы, активнее применены средства художественной выразительности.

О данном стихотворении можно говорить в контекcте всем известного кино-фильма «Семнадцать мгновений весны», потому что его герой – это военный, который сейчас вдали от родины, которого спасают только мысли о детстве и неизбывная надежда на возвращение домой. Благодаря диалогичности стихот-ворения, рассказу от первого лица, читатель может применить данные строки к себе, к личной ситуации, потому что все мы «Ищем ответа…». «Песня о далёкой родине» – стихотворение, наделённое универсальным смыслом, вечно соотносится с определённым временем.

Творчество Р. И. Рождественского не только подтверждает, что гражданственность и патриотизм не противопоказаны лирическому творчеству, но ещё и обнаруживает несомненную привлекательность и перспективность романтического стилевого течения в современной поэзии.

Мария Щербинина.

100 Память

АНАЛИЗ СТИХОТВОРЕНИЯ Р. И. РОЖДЕСТВЕНСКОГО «ДОЧКЕ»

Роберт Иванович Рождественский (1932–1994 гг.) известен как поэт-песенник. Но его творчество, как пишет Андрей Мальгин, «пёстрое»: есть героические бал-лады и шутливые зарисовки, любовная лирика и едкая сатира, философские стихи о смысле жизни и многое другое. В его творчестве присутствует принципиальная установка на публицистичность, на актуальный отклик по самым разнообразным проблемам – политическим, социальным, нравственным. Лирика и публицистика срослись в его стихах.

Катька, Катышок, Катюха –тоненькие пальчики.Слушай,человек-два-уха,излияньяпапины.Я хочу,чтобы тебене казалось тайной,почему отецтеперьстал сентиментальным.Чтобы всё ты поняла –не сейчас, так позже.У тебясвои делаи свои заботы.Занята ты долгий деньсном,едою,санками.Там у вас,в стране детей,происходит всякое.Там у вас,в стране детей –мощной и внушительной, –много всяческих затей,много разных жителей.Есть такие –отойдии постой в сторонке.Есть у вассвои вождии свои пророки.

Есть –совсем как у больших –ябеды и нытики...Паркбесчисленных машинвыстроен по нитке.Происходят там и тутобсужденья грозные:«Чтона третьедадут:компотили мороженое?»,«Что нарисовал сосед?»,«Ёлку где поставят?..»Хорошо, что вам газет –взрослых –не читают!..Смотрите,остановясь,на крутую радугу...Хорошо,что не для васнервный голос радио!Ожиданье новостейстрашныхи громадных...Там у вас, в стране детей,жизнь идёт нормально.Там –ни слова про войну.Там о ней –ни слуха...Я хочув твою страну,человек-два-уха!


Р. И. Рождественский говорил: Я высокие слова, как сына, вырастил. Я их с собственной судьбою связал. Я их, каждое в отдельности, выстрадал! Даже больше – я придумал их сам! Выше исповеди они, выше лирики…

Л. Фоменко пишет: «Мы читаем эту поэтическую публицистику, и она входит в наше сердце, как… лирика».

Среди прочих на первый план выходят и романтические стихи. Это своеобраз-ные стихотворения-письма к любимой женщине, стихи-гимны семейной жизни, домашнему уюту и теплу, стихи о ревности. Рождественским создаётся лирический дневник. Наряду с произведениями, которые посвящены жене поэта, встречаются и стихи, адресованные его дочерям («Дочери, дети среди оглушённой земли…», «Дочке»). Обратимся к анализу стихотворения Рождественского «Дочке».

Стихотворение «Дочке» посвящено старшей дочери Рождественского – Кате. Начинается оно с обращения: «Катька, Катышок, Катюха – тоненькие пальчики». Интересно то, что автор называет не полное имя девочки, а его уменьшительно-ласкательные формы, благодаря чему создаётся непринуждённая домашняя атмос-фера. Сразу становится ясно, что это разговор «наедине», только отца и дочери. Об этом говорит и звуковое оформление стихотворения, в котором преобладают шипящие звуки: Катышок, пальчики, слушай, человек-два-уха, хочу, чтобы, почему, мощной, внушительной, всяческих, жителей, вожди, больших и т. д.

Говорит отец, а дочь только слушает. Это подчёркнуто и номинативно: «Слушай, человек-два-уха, излиянья папины».

В творчестве Рождественского присутствуют стихотворения с противопоставле-нием двух миров: «у нас» и «у вас». В стихотворении «Восемьдесят восемь»: «Там у вас – деревья в листве… / А у нас, – / за версту, / наверное, / слышно, – / будто кожа новая, / поскрипывает наст, / а в субботу будет кросс / лыжный …»; стихотворение «Нелётная погода»: «Там, где бродят лётчики по этажу <…> Ждём погоды мы».

Стихотворение «Дочке» не является исключением. Здесь также противопостав-ляется два мира – мир детей и мир взрослых: «Там у вас, в стране детей …» Автор проводит аналогию между миром взрослых и миром детей. Мир детей он изображает как «мощную и внушительную страну». Как и у взрослых, здесь есть разные типы людей: «Есть такие – / Отойди / и постой в сторонке. / Есть у вас / свои вожди / и свои пророки. / Есть – / совсем как у больших – / ябеды и нытики...» В то же время страна детей подчёркнуто наивна: «Происходят там и тут / обсужденья грозные: / Что / на третье / дадут: / компот / или мороженое? / Что нарисовал сосед? / Ёлку где поставят?..»

По мнению автора, разделение миров необходимо: «Хорошо, что вам газет – / взрос-лых – / не читают!.. », «Хорошо, / что не для вас / нервный голос радио!».

В отличие от страны взрослых страна детей полна мира, тишины и спокойствия: «Там у вас, в стране детей, / жизнь идёт нормально. / Там – / ни слова про войну. / Там о ней – / ни слуха...»

Обращает на себя внимание синтаксис стихотворения и его графика. Это двусо-ставные распространённые предложения, но небольшие по объёму. Предложения выстраиваются в стройный ряд, который напоминает тропинку, дорогу, а в широком смысле – жизненный путь, т. е. именно тот путь, который предстоит пройти дочери. Можно сказать, что это своеобразное стихотворение-наставление, в котором поэт очень органично организует доверительную атмосферу любви и заботы к своему ребёнку.

Ольга Сафонова.

102 Память

ОПЫТ ПРОЧТЕНИЯ СТИХОТВОРЕНИЯ Р. И. РОЖДЕСТВЕНСКОГО

Воспоминание о большом снеге

Снег-то какой! Снег-то какой! Снег-то!..Видно, сегодня он выпасть решил до конца.Будто бы взялся за дело неведомый Некто.Взялся, и ты уже вряд ли шагнёшь от крыльца.Хлопья нечаянной вечности. Счастья простого.Ты на Земле остаёшься со снегом вдвоём...Медленно-медленно. Тихо. Просторно-просторнопадает снег, размышляя о чём-то своём.Он заметает неслышно все наши ошибки.Он объявляет всеобщий бессмертный покой...Вот на ладони твоей закипают снежинки.Ты улыбаешься:надо же! Снег-то какой!..

Творчество Роберта Ивановича Рождественского принято считать эстрадным, де-кларативным, тяготеющим к риторике. В стихотворении «Воспоминание о большом снеге» первый и последний стихи имеют явную направленность на слуховое восприятие, поскольку состоят из восклицаний. По этому поводу авторы учебника «Современная русская литература: 1950–1990-е годы» Н. Л. Лейдерман и М. Н. Липовецкий замечают, что «свой публицистический пафос «шестидесятники» нередко выражали в откровенно риторической форме, порой прибегая к прозрачным аллегориям» [Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий, 2003: 119], «не столько прямые декларации (хотя они тоже имели место), сколько та поэтика, в которой подсознательно выражалось радостное настроение, весёлая игра мускулов, жажда новизны. Это состояние выражало себя прежде всего через поэтику тропов» [Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий, 2003: 120]. А. Вознесенский утверждает, что «в метафоре каждого крупного художника – зерно, гены его поэзии» [А. Вознесенский, В. Огнев, 1973: 76].

Одним словом, расшифровка аллегорического подтекста, определение его функ-ций и особенностей – важный элемент для понимания отдельного произведения и поэтики всего творчества автора.

Таким заметным смысловым элементом в данном стихотворении является образ снега, который носит явный аллегорический характер, задавая ход времени и про-странству всего произведения. Хронотоп этого стихотворение представляет собой гармоничные отношения верха и низа, неба и земли. Падая с неба, снег создает вертикаль, которая вступает в оппозицию с землёй. Присутствие горизонтали обо-значено через образ крыльца (порога), находящегося на земле:

и ты уже вряд ли шагнёшь от крыльца.Порог здесь понимается как олицетворение перехода из одного пространства в другое.

Создаётся незамкнутое пространство, выходящее за пределы привычного окружения: Ты на Земле остаёшься со снегом вдвоём...Приём гиперболы (преодоления пространственных рамок) показывает, что всё,

бывшее на Земле до снега, исчезает. Возникает новый мир, в котором лирический субъект («ты») связан только со снегом, проникая друг в друга, создавая тем самым единое целое. Этому новому пространству не свойственно понятие времени: оно будто останавливается:


Медленно-медленно. Тихо. Просторно-просторнопадает снег, размышляя о чём-то своём.

Падению снега соответствует тишина. Этот приём можно назвать «минус звук» (к тому же ему соответствует «минус действие»). В новом пространстве земные реалии перестают существовать, они становятся незначимыми. В центре нового мира снег и «ты». Точка их слияния – ладонь:

Вот на ладони твоей закипают снежинки…Здесь упоминается не снег, а вода, которая при «закипании» превращается в пар и

поднимается вверх, тем самым образуя круг, замкнутую модель мироздания. Основу мира составляет единство снега и лирического «ты». Это единение проявляется в персонифицировании снега, т. е. снег (часть неживого мира) наделяется свойствами человека (части живого мира):

Тихо. Просторно-просторнопадает снег, размышляя о чём-то своём.

Снег наделяется несвойственными ему качествами: он имеет свой внутренний предел:

Видно, сегодня он выпасть решил до конца.Снег будто оживает и:

Он заметает неслышно все наши ошибки.Он объявляет всеобщий бессмертный покой...

Природа таких метафизических возможностей объяснена в самом начале, где: Будто бы взялся за дело неведомый Некто.Под некой силой, находящейся на небе, понимаются Бог, судьба, предназначенье.

И тогда снег выступает средством реализации божественного судьбоносного за-мысла, этим самым он соотносится и с Богом, т. е. получается следующая модель: «Ты» – снег – Бог.

Исходя из этого, снег как средство наделяется несколькими символическими функциями. Во-первых, снег (как одна из ипостасей воды) обладает возможностью очищения. В контексте данного стихотворения эта функция передаётся через глагол «заметает», что соотносится со снежной метелью. Во-вторых, снег (вода) отождест-вляется с первозданным миром, с раем, где и есть «бессмертный покой»:

Он объявляет всеобщий бессмертный покой...Последняя и, на мой взгляд, главная функция снега – ретроспективная, которая

требует дополнительной расшифровки. Напомню, что это стихотворение называется «Воспоминание о большом снеге». Кроме него в тексте заявлено и другое лицо – «ты». Уже упоминалось, что снег и лирическое «ты» представляют собой единое целое, тогда через воспоминание о снеге происходит экспликация другого лири-ческого субъекта. Этим и объясняется эпитет «большой», т. е. особенно значимый для лирического «я».

Таким образом, снег в стихотворении Р. И. Рождественского «Воспоминание о большом снеге» нельзя понимать как отдельную субстанцию, необходимо интер-претировать его значение, исходя из соединения снега и лирического «ты».

Дарья Кузьменок.

104

Владимир КОРЖОВ

КРАЕВЕДЕНИЕ

ПОЛЖИЗНИ В РОССИИ

Пётр Симон Паллас (22 сентября 1741 г. – 8 сентября 1811 г.) – один из выдающихся естествоиспыта-телей всех стран и времён. Будучи иностранцем по рождению своему, Паллас в течение 43 лет жил в России и составил красу и гордость нашей Академии наук. Всестороннему изучению второго отечества он посвя-тил более половины жизни, а потому мы по праву можем причислить его к русским учёным, между которыми он по глубине своих знаний, широте научных интересов и задач, а также по необычайному дару и точности наблюдений занимает одно из самых первостепенных мест.

22 сентября этого года исполни-лось 270 лет со дня рождения Петра Симона Палласа – естествоиспытате-ля, географа, путешественника члена Петербургской Академии наук с 1767 года. Известный учёный родился в Берлине в семье врача. Он учился в Германии, Голландии, Англии.

Паллас Пётр Симон в 1767 году был приглашён в Россию для участия в «физи-ческих экспедициях» по исследованию русского государства.

В 1771 году в составе большой и длительной экспедиции по изучению Ураль-ских, Сибирских и Дальневосточных земель (работала более шести лет) он при-был на Алтай – в Змеиногорск, где в дальнейшем экспедиция, возглавляемая им, исследовала памятники древней горной промышленности Алтая, «чудские копи». В курганных могильниках учёные нашли медные орудия для горных работ. Кур-ганные захоронения Пётр Семёнович Паллас (так его стали величать на русский лад за добрый и уживчивый нрав) рассматривал как основные источники изучения древнего населения Сибири. Оно умело добывать металл, делать искусные поделки из бронзы, серебра и золота, но «по причине войны или для промыслов» покинуло предгорья Алтая и поселилось в Причерноморье и в Западной Европе. Пётр Паллас выдвинул смелое для того времени предположение – что выходцы с Алтая принад-лежали к финно-угорской языковой группе и были предками современных венгров.

Погода за Уралом в то время была невыносимо сурова: летом в жару людей и животных заедала мошка и комар, а зимой стояли столь лютые морозы, что птицы замерзали на лету. Путешественники испытывали необычные тяготы. Во время одной ночёвки в избе Паллас отморозил пятки. И когда к нему подступала болезнь и хандра, он мрачно шутил, что обрёк себя на добровольную ссылку в Сибирь.

105Полжизни в России

Известный учёный посетил город Барнаул, где встречался с местными краеве-дами, естествоиспытателями: Петром Шангиным – лекарем Барнаульского госпи-таля, Яковом Кизингом – штаб-лекарем и Эженом Патреном, который в это время составлял инвентарный список растений окрестностей Барнаула. Он познакомился с работой сереброплавильного завода, осмотрел бездействующую машину Ивана Ползунова, побывал на Павловском сереброплавильном заводе и на монетном дворе в Сузуне…

Интересны высказывания о городе Барнауле академика Палласа: «Сколь важны Змеиногорские рудники в рассуждении богатого добывания руд, столь обширен и важен Барнаульский завод, где главная заводская канцелярия находится». Путеше-ственник пишет, что она построена «с новым великим вкусом». И отмечает, что «на северном конце плотины лежит противу заводского пруда недавно воздвигнутый прекрасный дом для заводского начальника. А рядом с заводскими строениями, на северной стороне от речки Барнаулки, будут строиться новые дома для служащих при здешних заводах штаб- и обер-офицерах. Имеется в числе казённых строений полиция, земская аптека, торговый дом, госпиталь, при коем состоит один штаб-лекарь, каменная аптека с садом, в коем растут всякие травы, и амбарами, и магази-нами, и складскими помещениями». Далее Пётр Паллас говорит, что в городе стоят две деревянные церкви – одна на левом, а другая на правом берегу реки Барнаулки, и сооружается новая – каменная.

В результате поездки Паллас обобщил многочисленные сведения по археологии, этнографии, геологии, флоре и фауне Алтая. Также им описаны горное производство, заводы и рудники округа.

Паллас издал многотомную книгу «Путешествия по разным провинциям Рос-сийского государства» и обширный труд «Флора России», в этих работах много места отведено нашему краю.

В 1810 году Паллас для лечения подорванного в многочисленных экспедициях здоровья и систематизации научных работ вернулся в Германию. Летом 1811 года у него повторились сильнейшие припадки дизентерии, которыми давно страдал, и 8 сентября (27 августа) он скончался на руках любимой дочери.

Похоронен П. С. Паллас в Берлине на Галлейском кладбище, где в 1852 году на совокупные средства Санкт-Петербургской и Берлинской Академий наук над его могилой сооружён памятник.

Именем Палласа названы вулканы на Курильских островах, риф у Новой Гвинеи, растения и животные.

МЕЖЕВОЙ ИНЖЕНЕР – ГОРОДСКОЙ ГОЛОВА

Многие барнаульцы знают это красивое деревянное здание, расположенное на улице Ползунова, 56, под названием «Дом Лесневского».

Здание охраняется государством как памятник городского деревянного зодчества и представляет собой большой дом, в формах которого проявилось влияние при-балтийской архитектуры и российских традиций домовой резьбы. В начале ХХ века усадьба семьи Лесневских стояла на берегу живописного заводского пруда, по водной глади которого скользили величавые домашние утки и гуси и куда приводнялись дикие водоплавающие птицы для отдыха во время долгого перелёта.

Сие необычное здание (см. фото на стр. 106) было построено по проекту неор-динарного человека со сложной и загадочной судьбой – Александра Адольфовича

106 Владимир Коржов

Лесневского, межевого инженера, картографа, общественного деятеля. Двадцать третьего августа 2011 года исполнилось 145 лет со дня его рождения.

Родился А. А. Лесневский в дворянской семье. В 1888 году окончил Константи-новский межевой институт (с 1936 года – Московский институт инженеров геодезии, аэрофотосъёмки и картографии) в звании межевого инженера, старшего помощника землемера, с правом на чин Х класса – коллежский секретарь.

В августе 1888 года Александр Адольфович Лесневский был определён старшим землемером, помощником межевой канцелярии, а в 1890 году – назначен на долж-ность вологодского уездного землемера. В Вологде он женился на дочери статского советника Екатерине Фёдоровне Бояриновой. В счастливом браке у них родилось пятеро детей – три дочери и два сына.

В 1896 году А. А. Лесневский был переведён в Барнаул и назначен на долж-ность и. о. помощника заведующего межевыми работами в Алтайском округе, одновременно на него было возложено заведование типолитографией при Главном управлении Алтайского округа. С присущей ему энергией А. А. Лесневский про-должил должностной рост и в 1906 году стал заведующим чертёжной мастерской Главного управления Алтайского округа и был возведён в чин статского советника со старшинством, что приравнивалось к званию полковника. В этой должности он прослужил до 1913 года.

Результатом работы сотрудников Главного управления под руководством меже-вого инженера Александра Лесневского стало появление в 1907 году новой топо-графической карты Алтайского округа. Она состояла из 75 листов.

Значение её неоценимо. Долгое время карта А. А. Лесневского была основой составления различных специальных карт и находила применение в первые годы советской власти. Следует упомянуть о другом достижении инженера – тиражиро-

107Межевой инженер – городской голова

вании, распространении и продаже карт чертёжной мастерской Главного управления населению. До этого печатные работы производились в Томске.

Александр Адольфович Лесневский, будучи членом городской Думы, ратовал за скорейшую телефонизацию Барнаула.

Он отличался разносторонними способностями и интересами и внёс весомый вклад в культурную жизнь города. Он был активным членом Общества исследователей Алтая. После закрытия Барнаульского благородного любительского театра горных офицеров в 1897 году по его инициативе было создано Общество любителей драматического искусства. Он выступал руководителем и режиссёром-постановщиком любительских спектаклей по пьесам русских и зарубежных авторов, среди них «Тёмное пятно», «Князь Серебряный», «На дне»… Спектакли ставились преимущественно в Народном доме, а средства от продажи билетов шли в фонд Общества попечения о начальном образовании в Барнауле; в пользу бедных студентов и тюремной библиотеки.

В 1913–1916 годы А. А. Лесневский избирался городской головой Барнаула. Он участвовал во многих попечительских и благотворительных Советах.

После 1917 года усадьба Лесневского была национализирована, а сам он с семьёй уехал в город Новониколаевск (ныне – Новосибирск). Долгое время оставалась за-гадкой дальнейшая судьба этого одарённого человека, даже приблизительно была неизвестна дата его смерти* (во всех работах, посвящённых ему, она отсутствовала). Нет ни портретов, ни фотографий…

* Недавно в Интернете появилось сообщение, что А. А. Лесневский умер от инфаркта 23 декабря 1920 года в городе Новосибирске.

ГЛАВНЫЙ ЛЕСНИЧИЙ

20 августа этого года исполнилось 140 лет со дня рождения известного лесовода, энтомолога, лепидоптеролога, краеведа и коллекционера Евгения Георгиевича Родда (20.08.1871 – 25.12.1933). Учёный родился в селе Каменка Осташковского уезда Тверской губернии в купеческой семье.

В 1892 году, после переезда в Санкт-Петербург, он окончил семилетнюю Петербургскую гимназию и в тот же год поступил в Лесной институт, где слу-шал лекции В. Я. Добровлянского, А. Ф. Рудзкого, Н. А. Холодковского и других известных учёных. В студенческие годы Евгений Родд заинтересовал-ся энтомологией, интерес к которой сохранял всю свою жизнь. После окончания института и защиты дипломной работы на тему «О минированных ходах короедов» (1896 г.) он некоторое время слу-жил в армии. В 1898 году в том же институте он защитил диссертацию и получил диплом на звание учёного лесовода I разряда.

Евгений Георгиевич в 1899 году прибыл на Алтай и работал лесничим, а затем главным лесничим Алтайского округа. В 1902-м, а затем в 1907 году он, совмещая основную работу с исследовательской деятель-

108

ностью, предпринял две экспедиции в Горный Алтай, где собрал коллекцию почти из 7000 насекомых: 4500 жуков, 2000 бабочек и 500 экземпляров других отрядов. Коллекцию учёный подарил музею Общества исследователей Алтая, членом кото-рого он являлся на протяжении многих лет.

В 1908 году Евгений Георгиевич Родд назначен столоначальником Лесного департамента, жил в Петербурге, получил чин надворного советника, награждён орденами святого Станислава III степени и святой Анны III степени.

Учёный не мыслил свою жизнь вне Сибири, и в январе 1912 года Родд по лично-му ходатайству возвратился на Алтай. Ему поручили ведение дел в Кулундинском районе и лесничествах Татского, Солоновского, Мормышанского и Степного районов округа с местопребыванием в Барнауле. Ежегодно он совершал многочисленные командировки по району, так, только за 1913 год им было совершено 12 поездок. Во вверенных ему лесничествах он, занимаясь наблюдением лесов, изучал биологию чёрных усачей и майских жуков.

В 1918–1920 годы Евгений Георгиевич заведует лесными заготовками Алтайской железной дороги, а в 1922 году переходит в Барнаульский краеведческий музей, который находился под эгидой Алтайского отдела Географического общества, где заведует энтомологическим отделом.

В 1922 году для борьбы с насекомыми-вредителями было организовано Алтайское энтомологическое бюро, и Евгений Георгиевич Родд возглавил в нём энтомологическую лабораторию, а после преобразования бюро в Станцию защиты растений стал её пер-вым директором и оставался им до 1927 года. В 1928 году он переехал в Новосибирск.

Евгений Георгиевич Родд опубликовал 18 научных работ по лесоводству и энто-мологии: «Шахматные рубки», «Полезные и вредные насекомые», «Размножение на сосне дровосека» и другие. В 1911 году в «Лесном журнале» напечатана одна из главных работ исследователя «Учение о типах насаждений, современная постановка вопроса о проведении основных положений его в практическую жизнь и желатель-ные изменения в постановке этого вопроса». С 1921 года Е. Г. Родд – почётный член Алтайского подотдела Российского географического общества.

Он многие годы сотрудничал с Барнаульским краеведческим музеем и вместе с ботаником и краеведом Виктором Ивановичем Верещагиным и орнитологом Ан-дреем Петровичем Велижаниным собрал и подарил музею богатейшую коллекцию насекомых, которая насчитывала более17 тысяч экземпляров.

В пятидесятые годы прошлого века основная часть этой уникальной коллекции была передана в Сибирский институт биологии города Новосибирска.

В работе над коллекциями музея Е. Г. Родду помогала его жена – Елизавета Ива-новна (урождённая Горетовская). Вместе с супругой они воспитали двух сыновей, двух дочерей и двух племянников. В их дружной семье всегда были рады много-численным друзьям и гостям.

В последние годы жизни учёный, как бывший царский чиновник, был в неми-лости у Советской власти. После смерти Е. Г. Рода, а умер он в декабре 1933 года в Новосибирске и похоронен на одном из городских кладбищ, его старший сын Владимир был сослан в Иркутскую область, а Елизавета Ивановна с дочерьми и внуками переехала жить в Казахстан – в г. Алма-Ату.

Евгений Георгиевич Родд внёс весомый вклад в изучение энтомологической фауны, его именем названы пять видов насекомых.

Владимир Коржов

109

Валентина НОВИЧИХИНА – стихи,Александр КАРПОВ – рисунки

П О Э З И Я

ДЛЯ ДЕТЕЙ

ПЛАНЕТА ДЕТСТВА

У детей своя планета.В ней особые приметы:На планете ДетстваДружное соседство.

Целый день играют детиВо дворе иль в Интернете.Любят дети сказкиИ цветные краски.

Девочки рисуют «моду»,И цветочки, и природу.Мальчики – ракеты, Танки, пистолеты…

Но все дети той планетыВ мире жить хотят при этом.И чтоб мама рядомС добрым нежным взглядом!

НА ОДНОЙ ЖИВЁМ ПЛАНЕТЕ

Все мы – взрослые и дети – На одной живём планетеПод названием Земля.

И поэтому, друзья,Враждовать никак нельзя,Чтоб жива была Земля!

Я живу в стране Россия,И огромной, и красивой,Это родина моя!

С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ ДЕНЬ Сегодня так же, как вчера,Я это знаю без ошибки,День начинается с утра,А утро – с маминой улыбки.

В этой подборке представлены те стихотворения из книги «Планета детства» (2010 г., редактор-составитель и автор предисловия В. Тихонов), которые до этого не были опубли-кованы в периодике. Она издана на средства краевого бюджета по результатам краевого конкурса на издание литературных произведений.

110 Для детей

ЧУДНАЯ КАРТИНКА

Красками рисует НастяУдивительных зверей:Вот бычок зелёной масти,Красный котик у дверей,Голубые поросятаИ в цветочках свинка…Удивляются ребята Настиной картинке.

НА КАКОМ ЯЗЫКЕ ГОВОРИТ НАСТЯ

Радостно сказала Настя:– Мы ходили в памазин.Мама мне купила сласти – Лябоко и лапесин.

Камарелек сладких-сладкихИ ещё чипапаген!И босую скалаладку – На картинке – супермен!

Завтра мы гуляли в паркеИ смотрели там кино.Мне купили мамиралкуИ два раза эскимо.

Вдруг Настюша загрустила,Слёзы брызнули из глаз:– Мама в садик не пустила,Чепатурка поднялась.

ЩЕНОК

Я щенок по кличке Дон – Это значит добрый очень.Нужен людям, чтоб их домОхранять и днём и ночью.Скоро вырасту, как дог,Буду я надёжным другом.А пока через порог Я смотрю с большим испугом.

ЛЕТНЯЯ ПОГОДА

1Подкралась туча, словно кот,И в небе солнышко закрыла.Волнуется лесной народ.Дрожит осинка: «Я застыла…»Попрятались все паучки,Стрекозы, бабочки, жучки.Замолкли птицы…

2Вдруг ветер – озорной мальчишка – Промчался по полю вприпрыжкуИ тучу чёрную, как ночь,Почти шутя отбросил прочь.Откинул, словно одеяло.И снова солнце засияло,С улыбкой смотрит с высоты.И радостно запели птицы,И приосанились цветы.Всё в капельках дождя искрится…

3А ветер – озорной мальчишка,Промчавшись по полю вприпрыжку,В лугах проверил сенокосы,Разворошил, нарушил стройИ, растрепав берёзам косы,Вновь скрылся где-то за горой.

111Поэзия

НАПРАСНЫЕ СТРАДАНИЯ

Целый час уже ТанюшкаПеред зеркалом стоитИ вздыхает как старушка,Хмурит брови и молчит.

– Что случилось с нашей Таней?Просто Таню не узнать! –Повторяют непрестанноБабушка, отец и мать.

У девчонки горя – море:Ей испортили красуЗолотистые веснушкиНа щеках и на носу.

Таня мылила их мылом,Тёрла щёткою зубной.Но веснушки не отмыла,Не оттёрла ни одной.

Вдруг соседка тётя ЛенаВосхитилась откровенно:– Посмотрите, у ТанюшкиНа щеках и на носуСимпатичные веснушкиПриумножили красу!

МИЛОСЕРДИЕ

Рыжий кот с янтарными глазамиВ подворотне на снегу сиделИ с мольбой (не выразить словами!)На прохожих жалобно глядел.

У людей своих проблем немало.Даже не взглянувши на кота,Торопливо мимо шли устало.Но… живёт на свете доброта!

Женщина одна остановилась – Боль чужую сердцем поняла,Сжалилась и проявила милость:В дом кота озябшего взяла.

Отогревшись в кресле у камина,Чистый от хвоста и до ушей,По-хозяйски важно выгнул спинкуСторож дома и гроза мышей – Рыжий кот с янтарными глазами.

КАРТИНКИ ДЕТСТВА

А я представить не могла:Избу – без русской печи,Свой дом – без мамы и стола,Без звуков русской речи,

Без сказок маминых зимой, Когда темнело рано.Коптилки огонёк скупой…Стена была экраном:

По ней пытливый детский взорСкользил без напряженья.Теней причудливый узорПитал воображенье.

112 Для детей

То Горбунок-Конёк летит,То скачет Сивка-Бурка.А мама ткёт, и речь журчит.Мурлычит кошка Мурка.

На русской печке мне тепло,Слипаются ресницы.А на душе светлым-светло,Всю ночь мне сказка снится…

ИЮНЬ

Пора цветения пионов,Сезон метелей тополиных,Весёлых птичьих перезвонов,Дней светлых, самых-самых длинных.

ИЮЛЬ

Июль – макушка лета, Клубничная пора.Я встану до рассвета,С лукошком – со двора.

С душою нараспашкуЛечу, а не бегу!Навстречу мне ромашкиНа солнечном лугу.

АВГУСТ

Отзвенели в лугах сенокосы,Где медвяные травы цвели.И берёзы в зелёные косыЗолотистые пряди вплели.Паутины тончайшие нитиНад землёй невесомо парят.Это значит, что август в зените – Примеряет осенний наряд.

ПРЕОБРАЖЕНИЕ

Августине Поляковой

Август в разгаре. СегодняПраздник любимый в народе –Преображенье Господне, Яблочный Спас. В огородеСпеют арбузы и дыни.Спелые яблоки сладко Пахнут и падают в кадку…В небе прибавилось сини.Яркие краски в природе.Солнце приветливо светит.В этом цветном хороводеВсе веселятся как дети!

Преображенье в душе.Преображенье в Природе.

ОКТЯБРЬ

Плачут об ушедшем лете липы,И грустят рябины и берёзы,Тихо, без рыданий и без всхлипов, Падают оранжевые слёзы.

Полыхают за рекой осины,На костре осеннем догорая…От прощальной песни журавлинойДрогнет сердце, сладко замирая.

113Поэзия

НОЯБРЬ

Первый ноябрьский снежок веселит,Радует свежестью и новизной – Так же, как светлого чувства приливИли листва молодая весной.

ДЕКАБРЬ

Деревья от инея все поседели:Могучие кедры, берёзки и ели.И даже сиреневый куст под окномСтоит поседевший, как старенький гном.

В ЦАРСТВЕ БЕРЕНДЕЯ

Зимний лес красив, как сказка!Видно, старый БерендейСнежной выдумкой и краскойИзумить решил людей.Сколько блеска! Сколько света!В синем инее кустыРаспустились, словно летомСеребристые цветы.Мягким снегом, будто пухом,Землю стылую укрыл,Понамёл единым духомВысоченные бугры.

Все опушки и тропинкиПо-хозяйски оглядел,На продрогшие осинкиШубки заячьи надел.Сном объяты сосны, ели,Тишина кругом, уют.Белокрылые метелиКолыбельную поют.Но под звуки флейты снежной,Верю, снится им весна,Стебелёк фиалки нежной,Встрепенувшейся от сна.

114

Ольга СИНЕБОКОВА

КРАЕВЕДЕНИЕ

ХРАМЫ ГОРОДА БАРНАУЛА

ПОКРОВСКИЙ КАФЕДРАЛЬНЫЙ СОБОР

Православная церковь красного кирпича с небесно-голубыми куполами на улице Никитина давно стала одним из знаковых зданий нашего города. В наборах открыток и альбомах, посвящённых Барнаулу, мы непременно найдём фотографию Покровского кафедрального собора. Его чарующий облик вдохновляет уже не одно поколение худож-ников на создание живописных и графических произведений. Можно назвать целый ряд имён барнаульских художников: М. Я. Будкеев, Ю. Б. Кабанов, В. П. Туманов, В. В. Коньков, С. А. Прохоров, В. П. Кукса… Образ Покровского собора раскрывается в академической чёрно-белой графике Ю. Б. Кабанова, в уходящей в глубь веков живописи В. В. Конькова, в золотисто-медовой палитре С. А. Прохорова…

Храм привлекателен и тем, что он очень красив, и тем, что место для него удачно выбрано – на пригорке. Он и сегодня, несмотря на современную застройку города, хорошо виден издали. Он славен и своей вековой историей. В 2004 году собор от-метил свой 100-летний юбилей!

Покровский храм, как почти все церкви Барнаула, начал свою историю с деревянной постройки. Первая Покровская церковь появилась в Барнауле в середине XIX века. В это время на Алтай в поисках лучшей доли начали переселяться многие жители европейских губерний России, страдавшие от малоземелья. Это были беднейшие слои населения. Часть переселенцев оседала в Барнауле. Как правило, они селились на западной окраине города, которую за это прозвали Зайчанской (Заячьей) слободой.

Бедняками этой части города было принято решение о строительстве своей церкви. Ни о каком финансировании извне не было и речи. Они полагались только на свои силы. Следует отметить, что среди переселенцев были разные мастера и строители церквей, и мастера по отливке колоколов, но главное – была крепкая вера и желание построить цер-ковь во имя Покрова Пресвятой Богоро-дицы. Настолько был любим в народе этот праздник. Не случайно много сёл и деревень в нашей стране носят имя По-кровских – значит, в них были или есть храмы в честь Покрова Божией Матери. В России с особенной торжественно-стью отмечают праздники Богородицы, потому что не иссякают повествования о заступничестве и милостях Божией Матери к русскому народу.

20 ноября 1859 года владыка Пар-фений, Епископ Томский, благословил строительство церкви во имя Покрова Пресвятой Богородицы в Барнауле. На-

115Храмы города Барнаула

чалась подготовка к строительству и сбор денег. Храм строился всем миром, ис-пользовался и материал, оставшийся от прежней Захариевской церкви. В 1860 году церковь была заложена, в 1863-м уже освящена, но из-за крайней бедности прихожан не стала самостоятельной, а была приписана к Петро-Павловскому собору. Однако в конце XIX века, когда Горнозаводское управление приходило в упадок, с этого по-селения в нашем городе начался расцвет торговли, ремесла и предпринимательства.

Территория Заячьей слободы стремительно увеличивалась. К началу восьмидеся-тых годов XIX века церковь уже не вмещала в своих стенах всех верующих. Таким образом, назрела необходимость в постройке каменного просторного храма. При-хожане по своей инициативе стали собирать деньги на его строительство. Следует отметить, что к тому времени все ранее построенные деревянные храмы в Барнауле уже были перестроены на каменные (Петро-Павловский собор, Знаменская, Одиги-триевская, Дмитрия Ростовского и Иоанно-Предтеченская церкви).

Для постройки церкви требовалось много рабочих. На работу брали даже ма-леньких ребятишек. Их обязанностью было накладывать кирпичи в бочки с водой. Кирпичи вымачивались в течение трёх-пяти минут, после чего отдавались камен-щику. Мочёный кирпич, по словам мастеров, обладает лучшими техническими характеристиками, хорошо прилипает к известковому раствору. Рабочий день на стройке начинался в пять часов утра и заканчивался в восемь часов вечера.

В 1898 году храм был заложен, а 29 сентября 1904 года освящён. Храм полу-чился красивый. Рядом с величественным центральным куполом изящно высилась трёхъярусная стройная колокольня с семью колоколами. Самый большой весил 320 пудов, самый маленький – один пуд. По праздникам колокольный звон Покровской церкви сливался воедино с колоколами Петро-Павловского собора, Дмитриевской, Одигитриевской и Знаменской церквей. Старожилы помнят этот малиновый звон, разливающийся по округе, радующий сердца православных христиан.

Вербное воскресенье. Василий Кукса. Х. м.

116 Ольга Синебокова

Из клировой ведомости за 1910 год:– Церковь построена на доброхотные сборы от прихожан. Зданием каменная с та-

ковою же в одной связи колокольнею, крепка, покрыта железом. Престолов в ней три: главный – во имя Покрова Пресвятой Богородицы, в приделах: по правую сторону – во имя святого Благоверного князя Александра Невского, а по левую – во имя святого Великомученика Пантелеимона... Земли при церкви состоит усадебной 547 квадр. саж. Другие здания, принадлежащие церкви: каменная двухэтажная церковно-приходская школа и при ней деревянный одноэтажный флигель. Состояние домов: школьное здание новое и крепкое. Книги, церковного круга подлежащие, есть все. В церковной библиотеке находится книг, для чтения предназначенных, 489 томов…

В 1925 году Покровская церковь стала кафедральным собором Барнаульской епархии. Содержавшийся в ней штатный архиерейский хор не только обслуживал своих прихожан, но часто выезжал с епископом в сельские храмы.

Однако после революции Покровская церковь пережила всё то, что коснулось большинства храмов России в годы богоборческого режима. В двадцатые-тридцатые годы шло планомерное закрытие церквей по всей стране. Покровский храм был закрыт одним из последних в нашем городе – 10 апреля 1939 г. К счастью, он не был разрушен до основания, как Петро-Павловский и монастырские соборы, Оди-гитриевская церковь и другие, не превращён в увеселительное заведение – клуб, как Троицкая и Никольская церкви, или в планетарий, как кладбищенская Кресто-Воздвиженская церковь. Хотя о снятии креста с купола храма власть распорядилась сразу, также была разрушена колокольня. До закрытия церкви многие клирики По-кровского собора были арестованы и расстреляны или сосланы в лагеря.

Великая Отечественная война многое изменила. С 1943 года по всей стране вновь стали открываться храмы. В том же году в Барнауле началось восстановление Покровского собора. К тому времени его здание пришло в плачевное состояние: отсутствовала крыша и стёкла, испорчены печи... Но уже в начале 1944 года стара-ниями верующих в Покровском соборе возобновились богослужения.

В шестидесятых-семидесятых годах в Алтайском крае богослужения совер-шались всего в трёх православных храмах. На священнослужителей Покровского собора ложилась огромная нагрузка по исполнению треб, причём приходилось окормлять верующих не только Барнаула, но и сотен окружающих сёл.

Во время так называемой «хрущёвской оттепели», в 1958 году, собор едва не закрыли. Но, несмотря на постоянное сопротивление властей и все трудности церковной жизни, Покровский храм расстраивался и украшался. Так, в 1958 году в цокольном этаже был освящён придел во имя святого преподобного Серафима Саровского, в 1971 году построено помещение для совершения крещений с пре-столом в честь святых равноапостольных царей Константина и Елены, а в 1990 году восстановлена колокольня. Вновь зазвонили колокола и, как в былые времена, их праздничный звон слышен далеко окрест.

…Время летит быстро… Останавливаясь, хотя бы на короткое время, у векового собора, постигаешь неразрывную связь прошлого и грядущего, внимая мудрости предков, находишь простые решения для волнующего настоящего. Так, то вспоминая о прошедшем, то размышляя о будущем, храм ведёт с нами свои тихие беседы…

СВЯТО-НИКОЛЬСКАЯ ЦЕРКОВЬ

Проспект Ленина, бывший Московский проспект, со второй половины XIX века стал главной улицей Барнаула, на которой сосредоточилась вся деловая и торговая жизнь города. С той поры главная магистраль города живёт своей бурной напряжённой жизнью. В Сибирском торгово-промышленном календаре тонко подмечена эта переме-

117

на: «Из мирного и безмятежного «уголка Петербурга» с повадкою не спешащего в делах аристократа Барнаул становится весьма крупным торговым центром, жи-вым и бойким коммерсантом» .

В наши дни центральный проспект Барнаула от зари до зари заполняют вере-ницы машин, автобусов, троллейбусов и людей, которые спешат, буквально бегут по своим делам. Давно уже стали при-вычными разговоры на ходу, перекусы на бегу. В этом ритме важно всё успеть, ничего не забыть, ничего не упустить. Но вот внезапный яркий блик золотого купо-ла или призывный звук колокола напом-нят о том, что за бесконечной суетой мы часто забываем о самом главном в нашей жизни – о доброте, дружбе, любви. Рас-пахнув свои двери на проспект Ленина, встречает нас Свято-Никольский храм.

Более шестнадцати веков отделяют нас от того времени, когда жил на земле

архиепископ Мирликийский и угодник Божий Николай, которого чтит и прославляет весь христианский мир за бесчисленные чудеса, совершаемые им и до сих пор. Куда бы ни отправлялся путешественник – в море, в горы или даже к звёздам, – с неза-памятных времён в дорогу с собой он берёт икону святителя Николая Чудотворца. Но нигде в мире его не почитают так, как в России. Затруднительно будет назвать количество храмов, построенных в честь святителя Николая, его икону мы увидим в каждом русском храме, ежегодно тысячи паломников из нашей страны отправля-ются в итальянский город Бари, чтобы поклониться его мощам, а у большинства водителей его образ стал неотъемлемым атрибутом автомобильного салона.

Свято-Никольский храм был построен для размещённого в Барнауле батальона третьей пехотной Сибирской бригады. В это время в России действовало правило, согласно которому при численности дислоцированных войск не менее батальона строился солдатский храм. В начале ХХ века в Барнауле шло активное строитель-ство новых храмов. Практически одновременно возводились церкви: Покровская, Троицкая, Кресто-Воздвиженская, во имя Казанской иконы Пресвятой Богородицы и святителя Иннокентия Иркутского. Такого размаха храмового зодчества ещё не знал наш город.

В 1902 году городская Дума под постройку церкви выделила участок городской земли рядом с воинскими казармами на линии Московского проспекта. Весной 1904 года при участии гарнизона прошла торжественная закладка полковой Никольской церкви. Строительство шло быстро. В 1906 году новая церковь вместимостью до 700 человек была освящена. Такие темпы строительства обусловлены не только хорошим финансированием, но и тем, что в работах принимали участие солдаты и жители Барнаула. Ведь тогда не было для русского человека большей чести, чем строить храм.

Здание храма выдержано в стиле эклектики с элементами русско-византийского стиля. Принадлежит к типу однонефных базиликальных храмов. Монументальное

Храмы города Барнаула

118 Ольга Синебокова

здание из красного кирпича с трёхъярусной колокольней и торжественным порталом на западном фасаде вписывается в окружающий архитектурный ансамбль. Данный храм принадлежит к типовому проекту военных церквей (архитектор – Фёдор Михайлович Вержбицкий), утверждённому Строительной комиссией в 1901 году. Всего к 1917 г. в Российской империи по этому проекту было выстроено не менее шестидесяти подобных церквей.

Никольская церковь носила статус полковой. В просторной церкви легко разме-щалось воинское подразделение, построенное в каре (четырёхугольником). Здесь военнослужащие принимали присягу. Следует отметить, что с самого начала при-хожанами церкви были не только военнослужащие, но и жители соседних улиц. В будни и в праздники храм был заполнен молящимися. Город полюбил этот полковой храм. У его стен не раз проходили народно-патриотические праздники, например празднование 100-летия Бородинской битвы, 300-летие царствования Дома Рома-новых и другие.

После революции Никольская церковь была закрыта, как и многие храмы Бар-наула. Некоторое время она пустовала, затем в стенах церкви разместился воинский клуб. Купол и колокольня были разрушены, разбиты колокола, стёрты росписи, украшавшие стены… Уничтожено почти всё, напоминающее о том, что когда-то здесь был православный храм.

Судьбоносным для Свято-Никольского храма стал визит в 1991 году Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II на Алтай. В то время был разработан проект реконструкции здания под музей. Надежда Ремнёва, работник администрации Алтайского края, вспоминает: «Мы подошли к Его Святейшеству с предложением о том, чтобы в бывшем клубе разместить музей. Он не смутился и не возмутился, а с интересом стал расспрашивать, что за музей. Когда узнал подробности нашего проекта, одобрил, сказал, хорошее дело, но здесь должен быть храм». Тогда всё

Свято-Никольский храм. Владимир Коньков. Х. м.

119Храмы города Барнаула

благополучно разрешилось – под музей было найдено другое здание, а ключ от храма торжественно вручили Патриарху.

Здание верующим было передано в плачевном состоянии – голые стены с огром-ными трещинами, сорванный пол, прохудившаяся крыша… Но уже через два года общих усилий храм восстановили и вновь освятили. За это время многое удалось сделать: был выложен гранитный пол, украшены мрамором панели, проведено отопление, оштукатурены стены, установлен иконостас. Вскоре в храме стали со-вершаться ежедневные богослужения.

В Никольской церкви были уничтожены росписи, не сохранились даже иконы, но буквально сразу после открытия храм стал наполняться святынями. Среди первых из старинных икон появился Образ Пресвятой Богородицы, перед которым всегда горит множество свечей. Это храмовая икона, написанная в конце XIX века, нахо-дилась в одном из сёл Тогульского района Алтая. Она была спасена от уничтожения местными жителями, которые её благоговейно хранили, передавая из рук в руки. В начале 1980-х годов икона оказалась у сотрудников Алтайского краеведческого музея, а через 10 лет была дарована Свято-Никольскому храму. Многие прихожане называют икону Пресвятой Богородицы чудотворной.

Не менее почитаемы находящиеся в храме иконы святителя Николая и целителя Пантелеимона. Икона святителя Николая долгие годы хранилась в семье Марии Савельевны Сёминой. Этим образом её дед в 1939 году благословлял своего сына на финскую войну, и он вернулся живым и невредимым. После открытия Никольской церкви Мария Савельевна решила передать семейную реликвию в храм. Эта икона стала храмовым образом. Почитаемая икона целителя Пантелеимона была найдена у правого берега реки Оби неподалёку от железнодорожного моста. Она лежала святым ликом вниз, но совершенно не пострадала от речной воды.

Спустя несколько лет после открытия трудами и заботами настоятеля протоиерея Михаила Капранова Свято-Никольский храм преобразился: его стены украсились росписью, которую выполнил барнаульский художник Владимир Коньков, шуйские резчики изготовили прекрасный иконостас, палехские иконописцы написали для него иконы, была отремонтирована крыша и восстановлена колокольня. К 100-летию храма – в июне 2006 года – был возведён купол, а 21 мая 2007 года были установ-лены пять золочёных крестов, один из которых расположен в центре над входом и по два – с каждой из его сторон.

Отрадно видеть, что восстанавливается не только внешний облик храма, но и традиции духовно-нравственной жизни. При храме ведётся огромная просветитель-ская работа. Развёрнута целая система православного образования. Прихожанами Никольской церкви стали тысячи верующих людей, которые стекаются сюда со всех концов города.

В наши дни сложилась добрая традиция крестных ходов от Свято-Никольского храма, например в Крещение Господне – к импровизированной Иордани на реке Оби, в День студентов – к часовне святой Татианы на территории Алтайского госу-дарственного технического университета…

Как в былые времена колонны воинов с молитвой шли из полковой церкви испол-нять ратный долг во славу отечества, так сегодня горожане заполняют праздничным шествием улицы города.

120

ВЫСТАВОЧНЫЕ ЗАЛЫ

«УХОДИЛ НА ВОЙНУ СИБИРЯК»

Героям той далёкой войны была посвящена выставка под таким на-званием, открывшаяся 22 июня с. г. в выставочном зале Союза художни-ков России (пр. Ленина, 111) – в день, ставший для многих миллионов наших соотечественников Днём памяти и скорби на протяжении 70 лет. Среди участников выставки художники нескольких поколений – участники Великой Отечественной войны и родившиеся в годы войны, а также те, кто родился после войны.

В своих произведениях художни-ки стремятся поведать зрителю о войне, поделиться своими глубоко философскими размышлениями о войне и мире, разделить боль утрат и радость единой для всех Победы.

Конечно, особой, подлинно исто-рической ценностью обладают жи-вописные и графические работы художников-фронтовиков. Это не просто солдатские воспоминания, а художественный документ эпохи. Таковы произведения Глеба Алек-сандровича Белышева «Автопортрет. День Победы. Май 1945 года. Вы-

борг» (2005); «Один день фронтовика, младшего сержанта Г. Белышева. 15 авгу-ста 1944 года» (2008) и работы Виктора Александровича Зотеева (1924–2008) «На Орловско-Курской дуге. 12 июля 1943 года» (эскиз картины) (1984) и «Штурмовой мостик на реке Сож (Белоруссия)» (1984).

Пожалуй, одной из самых запоминающихся работ на выставке было полотно Майи Дмитриевны Ковешниковой «Годы войны» (2001), в основу которого легло лично пережитое. Воспоминания детства рисуют картину: тёмный хлев, маленькая худенькая девочка, зажав в руке клочок сена, подходит к корове. Измождённое жи-вотное уже не может стоять самостоятельно, и хозяева подвязали её.

Многих маленьких детей в войну именно молоко спасло от голода! Корова была кормилицей и зачастую близким существом, с которым женщины, проводившие на войну и мужа, и сыновей, могли поделиться своим одиночеством, горестями и надеждами.

Ильбек Сунагатович Хайрулинов свою самую пронзительную по чувству картину о войне «Тяжкая весть. 1942 год» написал, опираясь на рассказ матери, который услышал, будучи уже взрослым: «Очень было трудно всё нести на своих плечах. В 23 года одна с тремя детьми! Выйду к корове дать скудное пойло, да пока она пьёт, обниму её за шею и плачу». Андрей Серафимович Цыбинов, краевед и художник,

Хайрулинов И. С. Кисет от Катюши. Х. м.

121«Уходил на войну сибиряк»

ветеран Великой Отечественной войны, написал в книге отзывов: «Женщина полу-чила «похоронку» на мужа и свою боль делит с коровой. Лицо страдалицы закрыто, она припала к корове. Но я слышу её рыдания, вижу, как вздрагивают плечи…». «Корова – это жизнь! Она выручала в самые лихие годы войны и испытаний. Не-редко, впрягшись вместе с ней, женщины тянули плуг, пахали, сеяли. Русская земля обильно полита кровью и слезами…», – делает художник комментарии к воспоми-наниям матери в своём дневнике, который ведёт всю жизнь.

Этим мыслям художника И. С. Хайрулинова очень близка картина Владимира Фёдоровича Проходы «На освобождённой земле» (1989–1994, здесь на фото), в которой тоже звучит тема испытаний, через которые прошёл наш народ на фронте и в тылу.

О непростой женской доле, о невозвратных потерях, о ежечасном подвиге по-ведали зрителю художники Альфред Петрович Фризен в картине «Три женщины (Вдовы. II вариант)» (2002), Александр Никитич Потапов в триптихе «Сибирские матери» (1995–2011) и Валерий Петрович Марченко в трёхчастной картине-эпопее о войне и народном подвиге «Солдатки» (1976, левая часть триптиха), «Хлеб – фрон-ту» (1976, центральная часть триптиха), «Победа» (1976, правая часть триптиха).

На выставке много работ о буднях войны: живописные полотна – «Неотправ-ленные письма» (2010) Валерия Александровича Баринова, «Атака» Александра Евгеньевича Емельянова, «Где-то гремит война» (2009) Николая Васильевича Острицова, «Благословение матери» (2001) и «Кисет от Катюши» (2009, фото на стр. 120) Ильбека Сунагатовича Хайрулинова, «Снега России» (2005) Леопольда Романовича Цесюлевича, графические листы – «Бийский госпиталь», «Городок в глубоком тылу» (2005) Павла Михайловича Еровикова, «Снайперы» (2009),

122 Выставочные залы

«Сестра» (2000), «Война» (2010), «День Победы» (2006) Роберта Ильбековича Хайрулинова.

Памяти ушедших ветеранов посвящены работы «Май, цветы» Пиргельди До-влетовича Широва, «Садовая, 47» (2005) Анатолия Александровича Штаня, «На перевале в День Победы (Думы ветерана)» Михаила Яковлевича Будкеева, «Бой-цы вспоминают минувшие дни» Геннадия Фёдоровича Буркова, «Память» (1975) Людмилы Константиновны Ивановой, «Тишина» (2010) и «Недопитый чай» (2005) Екатерины Викторовны Дёмкиной, «Площадь Победы» (2011) Алексея Алексеевича Дрилёва и произведения многих других художников.

Портрет – живописный, скульптурный, графический – стал главным жанром, представленным на выставке «Уходил на войну сибиряк». Это и портрет-картина Фёдора Семёновича Торхова, Юрия Егоровича Бралгина, Ивана Моисеевича Мамон-това, Владимира Кирилловича Шкиля, Павла Даниловича Джуры, и скульптурный бюст Михаила Сергеевича Кульгачёва, и блиц-рисунок с натуры ведущих алтайских графиков. Карандашом, углём, пастелью нарисованы эти портреты нашими масте-рами – Борисом Никитичем Лупачёвым, Еленой Павловной Никитиной, Евгением Евгеньевичем Скурихиным, Натальей Геннадьевной Акимовой – художниками, поставившими перед собой задачу создать портретную галерею ветеранов Великой Отечественной войны, передать неповторимую самобытность каждой личности, выявить взаимосвязь человека со временем и показать такие общие для всех каче-ства, как стойкость, мужество и внутреннее достоинство.

Индивидуальна авторская манера каждого мастера, уникален художнический почерк. Вглядываясь в лица героев портретов, понимаешь, что за небольшое время, когда рождался рисунок, каждый художник сумел постичь что-то очень важное для себя и донести до зрителя свои самые сокровенные мысли о войне и мире и, конечно же, о характере и судьбе своего героя.

Когда началась война, все ветераны были молоды, красивы и мечтали о подвиге, потому не щадили своих жизней и чудом остались живы, пройдя сквозь кровавый ад. Эти убелённые сединой ветераны знают настоящую правду о той страшной войне. Память и раны уже много лет беспокоят их по ночам. Они знают, что сегодняшний их долг – рассказать внукам и правнукам о той огромной цене, которая была заплачена нашим народом за Победу над коричневой чумой. Надевая 9 мая свои боевые награды, вставая сегодня, как в двадцать лет, плечом к плечу, всем своим видом и всем своим творчеством они говорят: «Фашизм не пройдёт!» Они – герои легендарной эпохи.

Мы осознаём, что нам нужны такие художественные выставки, что искусство способно будить, будоражить совесть, что в наших руках (а не только в руках по-литиков) ответственность за историю и за то, чтобы никто и никогда даже и думать не смел о том, что её можно переписать!

Наталья ЦАРЁВА, кандидат искусствоведения,

член Союза художников России.

«АЛТАЙ. ДОРОГА В КОСМОС»

7 июля – 4 сентября в Государственном художественном музее Алтайского края (ГХМАК) работала выставка «Алтай. Дорога в космос», посвящённая Году российской космонавтики и памяти лётчиков-космонавтов СССР Германа Степановича Титова и Василия Григорьевича Лазарева.

123«Алтай. Дорога в космос»

В экспозицию включены живопис-ные, графические, скульптурные про-изведения и декоративно-прикладное искусство из фондов ГХМАК.

«Алтай – центр моего земного при-тяжения. Это моё детство и, наверное, самое счастливое время жизни. Ал-тай – моя малая родина, моя большая любовь». Эти слова Г. С. Титова стали лейтмотивом выставки.

Алтайский край тесно связан с историей освоения космоса – здесь родились космонавты Герман Титов и Василий Лазарев, здесь приземлилась Валентина Терешкова. Им и другим космонавтам посвящены работы ху-дожников Я. Н. Скрипкова, Ф. С. Тор-хова (на фото его работа «Космонавт Василий Лазарев»), О. П. Филатчева, В. П. Чукуева.

Мечта человека о космосе, от-носящая посетителей выставки в античную эпоху и к средневековью, выражена и в живописных работах Л. Р. Цесюлевича и скульптурах В. Г. Сидоренко.

Тема земной красоты Алтая и духовной связи с космосом чувствуется в испол-ненных философского звучания работах Ю. Е. Бралгина, В. П. Чукуева, а также в пейзажах П. П. Оссовского, В. П. Марченко, П. Д. Джуры.

Космическая красота Алтая предстаёт в живописных полотнах лётчика-космонавта СССР А. А. Леонова, выполненных в соавторстве с народным худож-ником России А. К. Соколовым.

Серия графических листов Ю. Б. Кабанова «Хлеб и звёзды» посвящена Ю. В. Кондратюку – одному из основоположников космонавтики, автору знаменитой книги «Завоевание межпланетных пространств», который рас-считал оптимальную траекторию полёта к Луне, выдвинул множество на-учных идей в освоении космоса, имеющих практическое значение.

Выставка «Алтай. Дорога в космос» раскрывает в художественных образах ве-личие свершений, которых достиг наш народ и наука в освоении космоса.

Евгения ШКОЛИНА, старший научный сотрудник

научно-просветительского отдела ГХМАК.

124

КНИЖНЫЙ ФАРВАТЕР

Литературное обозрение

28 апреля этого года в Доме пи-сателя состоялось итоговое занятие «Спектра» – одного из старейших в нашем крае (работает с 1989 года) литературных объединений. Так сложилось, что в нём, в начале об-разования сравнительно молодом, в последнее время общаются люди пожилого возраста.

Служению Слову – как и любви – все возрасты покорны. Иной раз кто-то из молодых литераторов, забыв, что время неумолимо идёт вперёд и старость не за горами, сгоряча об-ронит фразу: «Опять эти пенсионеры собрались!..» Ну и пусть собираются, пусть общаются, пусть работают!

Пока в нашей стране есть творче-ские Союзы, коим является Алтайская краевая организация Союза писателей России (ей в апреле этого года исполни-лось 60 лет!), вокруг них могут и должны группироваться одарённые и увлечённые люди. Замечу, из рядов литобъединения «Спектр» вышли два члена Союза пи-сателей России – Татьяна Гаврилина и Алексей Власов, а многие его участники выпустили по нескольку поэтических и прозаических книг, кстати, не без уча-стия профессиональных писателей.

Итоговое занятие 28 апреля прошло в формате отчёта о проделанной за год работе руководителя «Спектра» Елены Рябовой перед членами литобъединения и приглашёнными на итоговое занятие писателями Галиной Колесниковой, Ва-лерием Тихоновым и автором этих строк.

В этом году увидели свет заме-чательные книги стихотворений для детей: Валентины Новичихиной – «Планета детства» (редактор – Вале-рий Тихонов); Зои Зубовой – «Небы-лицы» (редактор – Иван Мордовин), Валентины Крюковой – «Кто устроил

ВЕСЕННИЙ ИТОГта-ра-рам?» (редактор – Василий Не-чунаев). Вышла книга прозы Татьяны Зелениной – «Кто мы, люди?» (редак-тор – Сергей Бузмаков). Изданы книги стихотворений Евгении Ткалич – «Под созвездием Девы» (редактор – Юлия Ни-фонтова), Владимира Глушкова – «Я рос на Рыночном в районе Жилплощадки» (редактор – Александр Зуев), а Светлана Рубанова отметилась сразу двумя книга-ми – «Еве» и «Афродите» (вступительные статьи филолога Светланы Козловой и искусствоведа Тамары Степанской).

«Спектровцы» в течение года вы-ступали на различных литературных площадках Барнаула и края. Барнауль-цам запомнились выступления Любови Власовой, Юрия Малых, Валентины Но-вичихиной, Евгения Ермакова, Евгении Ткалич, Елены Рябовой, прошедшие в центре досуга «Город» и на краевом Дне поэзии в АлтГПА. Интересно прошли творческие встречи представителей «Спектра»: Елены, Рябовой, Евгении Ткалич, Светланы Рубановой, Евгения Ермакова, Андрея Лобастова – в городе Новоалтайске, куда они были приглаше-ны членами литобъединения «Диалог», в райцентре Шелаболиха с членами литобъединения «Берег» (руководи-тель – Александр Рудыка), в райцентре Ребриха – с членами литобъединения «Касмалинские зори» (руководитель – Марина Ермоленко).

После этих творческих поездок Еле-на Рябова решила собрать в Барнауле в Доме писателя на творческую лаборато-рию руководителей всех (!) районных и городских литературных объединений. Хорошая задумка 17 апреля была вопло-щена в жизнь, и в ней приняли участие руководители 14 коллективов из девяти городов и районов края. На этом общем сборе литературных клубов, кафе, ли-

125Литературное обозрение

тобъединений было высказано много конструктивных идей (о чём поведано в статье «Литературный собор в Доме писателя», см. журнал «Барнаул» № 2 с. г.). Хотя, на мой взгляд, первый блин если и не вышел комом, то был явно не круглым. Уж слишком много в ущерб обмену опытом звучало стихов и песен, что было вряд ли уместно и, пожалуй, весьма утомительно.

Все участники творческой лабо-ратории почти единодушно приняли решение об издании коллективного поэтического сборника руководителей краевых литобъединений. Впрочем, нужен ли читателям, за исключением, конечно, самих авторов и их друзей, по-добный сборник?! Ведь не секрет, что любителей и ценителей поэзии как у нас в крае, так и в целом по России, если сравнивать с семидесятыми, восьмиде-сятыми годами прошлого века, я уж не говорю о незабываемых шестидесятых, стало до обидного мало. Я сторонник новых и разнообразных изданий! Что получится из этой затеи? Поживём – увидим!..

«Спектровцы» сотрудничают с про-фессиональными и самодеятельными

композиторами, которые пишут песни на их стихи: с Вандой Ярмолинской, Ириной Швенк и Сергеем Свириным (г. Барнаул); Виктором Эрнстом (с. Тю-менцево) и Еленой Готзелих (Германия).

Стихотворные подборки членов литобъединения «Спектр» – Евгения Ермакова, Евгении Ткалич – были опу-бликованы в журнале «Барнаул», а стихи Сергея Кормина, Юрия Малых, Анато-лия Масалова – в газете «Голос труда». Евгения Ткалич, Сергей Кормин, Ольга Рассоха имеют свои сайты в Итернете! Молодцы! Особенно если учесть, что многие члены Союза писателей России своих сайтов не имеют.

Поэты живы – пока жива память о них. И хорошо, что традиционными ста-ли встречи, посвящённые памяти ушед-ших «спектровцев»: Марии Воробьёвой, Василия Волоха, Юлии Туденёвой, Ана-толия Поткина, Павла Карпенко...

В финальной части отчётной встречи прозвучали новые стихи членов литера-турного объединения «Спектр».

Редакция журнала «Барнаул» жела-ет «спектровцам» новых творческих успехов!

Владимир Коржов.

Накануне нынешних Шукшинских дней в Алтайском крае в серии «Би-блиотека журнала «Барнаул» вышла первая книга – «Знать и помнить», так называется сборник статей журнали-ста Валерия Тихонова. Издание (ИПП «Алтай», 112 стр., 1000 экз., фотоилл.) посвящёно жизни и многогранному творчеству Василия Макаровича Шукшина.

В книгу вошли наиболее интересные статьи Валерия Тихонова на шукшин-скую тематику, в разные годы опублико-ванные на страницах газет («Алтайская правда», «Свободный курс», «Вечер-ний Барнаул», «Труд», «Российский

ШУКШИНСКИМ ДНЯМ В АЛТАЙСКОМ КРАЕ ПОСВЯЩАЕТСЯ

писатель» и др.) и журналов («Алтай», «Барнаул», «Встреча»), прозвучавшие в эфире радио «Роса» в его авторской про-грамме «В центре внимания» (Барнаул, 1995-2000 гг.) и включённые затем в его публицистические сборники «В центре внимания», изданные литературным фондом «Август» (1994, 1996, 2001, 2009 гг.).

В жанре интервью представлены бе-седы (в полном объёме и фрагментарно) с видными деятелями культуры России – писателями, художниками, артистами, музыкантами, певцами. Вот их имена: Валерий Чичинов, Василий Гришаев, Геннадий Заволокин, Иван Гладышев,

126

Виктор Астафьев, Юрий Клепалов, Николай Шипилов, Виктор Горн, Борис Штоколов, Александр Солженицын, Владимир Бакитко, Михаил Евдокимов, Владислав Козодоев, Владимир Рамен-ский, Николай Звонков… Также читате-лей заинтересуют интервью с Екатери-ной Шукшиной и Евгением Скрипиным. В книгу включена подборка реплик из кинофильма «Калина красная».

В репортажных статьях разных лет представлена своеобразная летопись Шукшинских чтений (с 1999 года – Шукшинские дни в Алтайском крае), в которых Валерий Тихонов ежегодно участвует с 1985 года, когда он ещё был студентом филологического факультета Барнаульского государственного педаго-гического института.

Книга оформлена в стиле литературно-художественного и краеведческого жур-нала «Барнаул»: внешние страницы – на синем фоне даны полноцветные фотогра-фии крупного формата, внутренние – на белом фоне полноцветные фотографии с сопроводительным текстом. Её первые презентации состоялись 20 июля в Доме писателя на Малых Шукшинских чтени-ях и 21 июля в Государственном музее истории литературы, искусства и куль-туры Алтая – на открытии персональной фотовыставки художественного редакто-ра журнала «Барнаул» и литературного фонда «Август» Александра Карпова «Другая сторона Пикета. Пейзажная лирика».

Приобрести книгу «Знать и помнить» можно было на мероприятиях нынешних Шукшинских дней – в Барнауле, Бийске и Сростках. Часть тиража уже поступила в библиотеки Алтайского края.

Андрей Смирнов.

Книжный фарватер

11 июня в Ребрихинском районе состоялся XIX краевой литератур-ный праздник «Пановские встречи», посвящённый светлой памяти поэта Геннадия Петровича Панова. Его учредители и организаторы: адми-нистрация Ребрихинского района, Алтайская краевая организация Союза писателей России (АКОСПР), Государственный музей истории лите-

«ПАНОВСКИЕ ВСТРЕЧИ» В РЕБРИХЕНАКАНУНЕ 20-ЛЕТИЯ

…Без малой родины нет понятия большой.Геннадий Панов

ратуры, искусства и культуры Алтая (ГМИЛИКА), Алтайский региональ-ный филиал ОАО «Россельхозбанк», Ребрихинское землячество в Барнауле и Алтайское региональное отделение Всероссийской политической партии «Единая Россия».

Нынешние «Пановские встречи» пора величать межрегиональными, по-скольку уже второй раз в них участвуют


поэты из Кузбасса: в прошлом году при-езжали Виктор Коврижных и Александр Раевский, в этом – главный редактор журнала «Огни Кузбасса» Сергей Дон-бай и… Александр Раевский. Дело в том, что Александр Раевский живёт и работает в Новокузнецке. Так создан своеобразный поэтический мост: от места рождения – к месту, где вырос и состоялся Геннадий Панов.

В первой половине дня делегация писателей из Барнаула и Кемерово, представители ГМИЛИКА и литератур-ных объединений «Радуга» (Павловск), «Диалог» (Новоалтайск), «Касмалин-ские зори» (Ребриха), «Спектр» (Бар-наул), «Берега» (Шелаболиха), «Алые паруса» (Паново) посетили могилу Г. П. Панова на кладбище с. Паново. В полдень для них была организована экскурсия по Пановской средней школе, в одной из аудиторий которой разме-стился музей поэта Геннадия Панова. Гости из Кузбасса сделали запись в музейной книге отзывов (на фото слева направо: С. Донбай и А. Раевский).

Во второй половине дня праздник продолжился в районном Доме культуры имени знаменитого ребрихинца – ветера-

на Великой Отечественной войны, заслу-женного артиста России Алексея Захаро-вича Ванина. Со словами приветствия к собравшимся обращались председатель районного Совета народных депутатов Елена Донских, глава администрации Ребрихинского сельсовета Михаил Сели-ванов, глава Пановского сельсовета Алек-сей Дворядкин и главный специалист управления Алтайского края по культуре и архивному делу Елена Бабий.

Программа трёхчасового музыкально-поэтического представления «Без малой родины нет понятия большой» была очень насыщенной.

Переполненный зал ДК аплодировал композиции на основе стихотворений Геннадия Панова, которую представил хореографический коллектив «Русь из-начальная», русским народным песням и песням на стихи Г. Панова в исполнении ансамбля русских народных инструментов «Созвучие», вокального ансамбля «Ивуш-ка», театра-студии «Родник» и лауреата краевого конкурса вокально-хорового искусства имени Калинкина Александра Григорьева, а также выступлению членов литературного объединения «Алые пару-са» Пановской средней школы.

128 Книжный фарватер

Ведущий литературной части «Панов-ских встреч» секретарь АКОСПР Сергей Бузмаков представлял слово всем приехав-шим писателям, а также директору ГМИ-ЛИКА Игорю Короткову, генеральному директору «Алтайского дома печати» Нико-лаю Герцену, главному редактору журнала «Барнаул» Валерию Тихонову и другим.

В пр о г р амм е л и т е р ату р н о -музыкального представления состоялась презентация книги поэта Николая Михеева «Катятся времени волны...», изданной в проекте «Берега Касмалы», который основал Сергей Чикильдик, председатель комитета по культуре и делам молодёжи администрации Ребрихинского района. «В планах нашего проекта – представлять читателям творчество писателей, рож-дённых на земле ребрихинской. Готовим к изданию книги Ивана Булаха, Николая Лактионова, Владимира Сапожникова и других писателей», – сказал Сергей Чикильдик. Далее он провёл церемонию награждения победителей районных кон-курсов «Читаем произведения алтайских писателей» и «Земля. История. Люди».

У нынешней программы «Пановских встреч» была особо торжественная часть – церемония награждения краевой литературной премией имени Геннадия Панова. Представитель Алтайского филиала Россельхозбанка Константин

Гладышев и Сергей Бузмаков диплом лауреата и денежную составляющую торжественно вручили поэтессе Галине Колесниковой за книгу «Музыка друг о друге» (на фото). После ответных слов благодарности она прочитала несколько стихотворений и предложила вниманию слушателей несколько песен на свои сти-хи в исполнении Ванды Ярмолинской и ансамбля «Ивушка».

Были и ещё награждения – под пред-седательством заместителя главы админи-страции Ребрихинского района Людмилы Шлаузер состоялась церемония вручения дипломов победителям читательского конкурса, который в течение года прово-дили районная библиотека и районный краеведческий музей.

И это ещё не всё: после небольшого перерыва в фойе Дома культуры состо-ялся диспут под названием «Пановские встречи» как фактор формирования реги-онального пространства». Участвующие в нём гости и организаторы обсуждали особенности современного литератур-ного процесса, в том числе и с учётом 19-летнего опыта «Пановских встреч».

Такая вот малая родина у талантливо-го поэта Геннадия Панова. У его земля-ков. У всех нас. Памятливая на добро – на добрые дела и добрые таланты.

Алексей Власов.


Культурно-историческая ценность и общественная значимость поэтиче-ской антологии «Встречи в августе» (ОАО «Алтайский дом печати», 272 стр., фотоиллюстр., твёрдый пере-плёт, 1000 экз.) основаны на духовном взаимопроникновении двух языковых культур и их неразрывной связи во временном пространстве. Извест-ность талантливых немецких поэтов Алтайского края, рождённых в первой четверти ХХ века и активно заявив-ших о себе не только в литературе, но и журналистике в середине века, удачно сочетается с известностью, опытом и талантом современных русских поэтов Алтайского края, рождённых в сере-дине ХХ века и активно заявивших о себе в его последней четверти.

Полагаем, что в определённой мере мы смогли поэтически – именно по-этически – осовременить творчество Александра Бекка, Фридриха Больгера, Владимира Гердта, Эвальда Каценштей-на, Андреаса Крамера, Вальдемара Шпаара – членов Союза писателей СССР, а также Лео Майера и Эдмунда Гюнтера, чьи произведения перевела (под-готовила к поэтическому переводу) Эрна Берг – признанный авторитет в немецкой литературе и журналистике Алтайского края. Автор идеи и генеральный партнёр данного проекта – Яков Гринемаер, пред-приниматель, известный общественный деятель и меценат, депутат Городского собрания г. Славгорода Алтайского края. Кстати, 19 июля сего года губернатор Алтайского края Александр Карлин на-градил его краевой медалью «За заслуги перед обществом».

Конечно, мы отнеслись к первоис-точникам именно как поэты (а не как филологи, например, литературовед-ческого направления), вдохновляясь и поэтически переживая, пытаясь про-никнуть в суть произведений – в звуки,

ПОЭТИЧЕСКИЙ МОСТ ИЗ ХХ ВЕКА В ХХI ВЕК

запахи, краски… Главное для нас не рифмы (женские и мужские, чётные и перекрёстные), не стопы ямбов и хореев, а по мере сил передача мироощущений, понимание характеров, проживание су-деб… Согласитесь, трудно представить себе поэтов, пишущих по заданным схемам (при этом мы не возражаем, что гармонию можно поверить алгеброй). Вот почему свои переводы с немецкого языка на русский мы позиционируем именно как поэтические переложения (это и не «по мотивам»).

Переводчики – авторы литературного фонда «Август» – современные русские поэты, известные не только в Сибири (см., например, том «Русская сибирская поэзия. Антология. ХХ век», Кемерово, 2008 г. и др.), но и в России, которые публикуются не только в краевой и региональной, но и в центральной пе-риодике («Литературная газета», «Наш


современник», «День поэзии» и др.): Алексей Власов, Сергей Клюшников, Александр Пак, Валерий Тихонов и Сер-гей Филатов – члены Союза писателей России, а также Николай Богормистов, Александр Рудыка и Евгений Филоненко.

У литературного фонда «Август» есть успешный редакционно-издательский опыт выпуска поэтических антологий – «Состояния пространства» (Барнаул, 2008 г., 312 стр.), изданной в честь 50-ле-тия Союза писателей России и 15-летия ЛФ «Август», и «Обратный отсчёт» (Барнаул, 2010 г., 248 стр.), изданной в честь 65-летия Победы нашего народа в Великой Отечественной войне (оба издания профинансированы из краевого

бюджета в рамках целевой программы «Культура Алтайского края» на 2007-2010 годы), а также издания двуязычной книги – стихотворения (на русском и не-мецком языках) и графика – Александра Пака «Яблоко греха» (2006 г., 156 стр.), удостоенной в 2007 году краевой премии в номинации «Лучшая книга года».

Поэтическая антология «Встречи в августе» непременно станет библио-графической редкостью, потому что её захотят приобрести и ценители поэзии, и те, кто захочет стать свиде-телем литературного чуда – немецких поэтов ХХ века перевели русские поэты ХХI века.

Валерий Тихонов.

15 июля редакция литературно-художественного и краеведческого журнала «Барнаул», дирекция Госу-дарственного музея истории литера-туры, искусства и культуры Алтая (ГМИЛИКА) и сотрудники Централь-ной районной библиотеки Романовско-го района Алтайского края провели вечер памяти писателя Вячеслава Мо-

ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ ПИСАТЕЛЯ ВЯЧЕСЛАВА МОРОЗОВА

розова, посвящённый двум недавним событиям – его дню рождения и его публикации в № 2 журнала «Барнаул».

На вечер памяти, который состоялся в читальном зале районной библиотеки, пришли земляки Вячеслава Морозова и, конечно, его родственники: мама – Вера Яковлевна, родные сёстры – Алла и Свет-лана, сын Олег, племянник Алексей…

Перед собравшимися выступили ди-ректор библиотеки Светлана Соколова (на фото), главный редактор журнала «Барнаул» Валерий Тихонов и редактор отдела прозы Сергей Клюшников, дирек-тор ГМИЛИКА Игорь Коротков и его за-меститель Лариса Никитина, друзья Вя-чеслава Морозова – автор-исполнитель Георгий Блинов и Константин Капленко, журналисты – Алексей Сковоронский (корреспондент ИТАР-ТАСС по Алтай-скому краю) и Александр Тимошенко (корреспондент краевой газеты «Алтай-ская правда»).

В ходе двухчасового общения звуча-ли воспоминания о человеке и писателе Вячеславе Морозове, обсуждались его публикации и издания, исполнялись его любимые стихи и песни, прослушали


фрагмент интервью Вячеслава Морозо-ва в программе «Перекрёсток» (ГТРК «Алтай, сентябрь 2009 г., автор – Юлия Михайлова) и песню в его исполне-нии. Представители редакции журнала «Барнаул» передали в дар библиотеке большой книжно-журнальный комплект, а дирекция ГМИЛИКА предложила вни-манию собравшихся блиц-выставку, по-свящённую жизни и творчеству писателя Вячеслава Морозова, и книги в подарок библиотеке.

Вячеслав Валентинович МОРОЗОВ (4.07.1954–24.10.2010) родился в селе Сидоровка Романовского района Алтай-ского края в семье сельских учителей.

После окончания Сидоровской сред-ней школы (1971 г.) служил в армии – в воздушно-десантных войсках (1973-1975 гг., очень гордился званием лучшего сер-жанта дивизии и 15-дневным отпуском на родину – за доблестное отличие в боевых учениях). Демобилизовавшись, сотрудничал с родной районной газетой.

Вячеслав Морозов серьёзно (в те-чение 18 лет) увлекался альпинизмом.

Об этом его первая повесть «Горы», опубликованная в 1981 году в альмана-хе «Алтай». В альпинистском братстве постсоветского пространства Слава Морозов – личность известная, близкие друзья-альпинисты называли его Савва (это и упрощённый вариант от имени Слава, и однофамильство с известным российским купцом-меценатом начала ХХ века).

В разные годы Вячеслав Морозов, живя в Барнауле, работал завлитчастью в Алтайском краевом театре юного зрите-ля, руководителем кружков на Алтайской краевой станции юных туристов, сотруд-ником Бюро по пропаганде художествен-ной литературы при Алтайской краевой организации Союза писателей России… На рубеже ХХ-ХХI веков работал по-мощником главного редактора журнала «Наш современник»…

Он выпускник Литературного ин-ститута имени М. Горького (1986 г.). Публиковался в центральной периодике. Автор десяти книг прозы. Член Союза писателей России (рекомендации Вален-

Барнаульская делегация на пути в Романово.


тина Распутина, Владимира Бондаренко, Николая Шипилова).

Он автор ряда статей, а затем издатель и редактор-составитель четырёх книг, посвящённых жизни и творчеству поэта Сергея Антоновича Клычкова. Кстати, в № 3 журнала «Барнаул» за 2010 год опубликована его статья «Последний Лель» – о жизни и творчестве С. А. Клыч-кова. Кроме этого в журнале «Барнаул» опубликованы мини-рассказы Вячеслава Морозова из цикла «Непридуманные истории» (№ 3 2008, № 2 2010 гг.), за которые он был удостоен краевой лите-ратурной премии имени В. Б. Свинцова (в номинации «Родина»). В № 4 журнала «Барнаул» за 2009 год опубликовано его эссе «Правнук гения». В предыдущем номере представлен третий цикл «Не-придуманных историй».

…Последние годы Вячеслав Валенти-нович Морозов жил с семьёй в г. Северном Талдомского района Московской области.

С августа по декабрь 2009 года, проходя в Барнауле курс дооперационного и по-слеоперационного лечения, он принимал активное участие в просветительской дея-тельности Алтайской краевой организации

Союза писателей России – литературные конкурсы, презентации, творческие ве-чера, чтения… Его последнее свидание с родиной было очень тёплым, насыщен-ным и результативным.

Земляки навсегда запомнили ро-скошь общения с талантливым писа-телем Вячеславом Морозовым – его мнения-рассуждения, его воспоминания-мечтания, его великолепное исполнение под собственный аккомпанемент на ги-таре своих песен и песен своих друзей.

В Романово – в читальном зале район-ной библиотеки и в дружеском застолье в доме Сковоронских – всё прошло очень хорошо, душевно. Ладно складывается вторая жизнь писателя Вячеслава Мо-розова – на родине его помнят и чтут: проходят вечера памяти (первый прошёл 4 июля с. г. в Доме писателя), в периодике публикуются (и будут публиковаться) статьи о его жизни и творчестве, публи-куются и его произведения. В настоящее время журнал «Барнаул» готовит к из-данию книгу, в которую войдёт то, что Вячеслав Валентинович опубликовал на его страницах.

Сергей Клюшников.

Книга известного журналиста Ана-толия Муравлёва «Далёкое – близкое» (Барнаул, 2011 г.) посвящена штрихам истории Алтая и людям, делавшим и делающих её. Она – часть задуманного автором документального цикла «Не-известный Алтай». В прошлом году в этой серии вышла его первая книга – «Лихолетье войны» (очерки о воинах и тружениках тыла). В планах автора: «Ареопаг» (об известных земляках), «Поверх барьеров» (о состоявшихся людях), «Святые места» (заветные уголки Алтая), «Наши министры» (Алтай дал стране 84 министра), «Наши генералы» (на нашей малой родине родились около 400 генералов), «Хроники аномалий» (чрезвычайные

ОТКЛИК С АССОЦИАЦИЯМИ

события природного, биологического и техногенного характера на Алтае за 300 лет), «Несостоявшиеся проекты» (то, что по разным причинам не уда-лось воплотить в жизнь)…

В настоящее время он работает обозревателем газеты «Алтайская правда». Его публицистические рабо-ты печатались на страницах и нашего журнала.

Известный журналист Анатолий Му-равлёв – мой земляк. Нас роднит малая родина – село Колыванское Павловско-го района, что в сорока километрах от райцентра. Часть нашего с ним детства – кромка реликтового соснового бора, обе-регающего село от сухих казахстанских бурь, колких зимних метелей…


Это лирика, а вот суровая правда жизни: мы с ним из послевоенного поколения – дети победителей! Из этого осознания я и написал когда-то стихотворение с такими строчками:Немало было нам даноПосле себя оставить детям,Соткать тугое полотно, Посеять хлеб и путь наметить.Отцы сумели отстоятьДля нас в боях сердцебиенье,И мы не вправе забыватьОб этом даже на мгновенье…А. Муравлёв об этом не забывает, по-

тому и начал издание серии книг «Неиз-вестный Алтай». Первый том «Лихолетье войны» полностью посвящён фронтовикам и труженикам Алтая. И вот новая книга – «Неизвестный Алтай. Далёкое – близкое».

Я с большим интересом прочитал новую работу земляка. Каждая страница его книги заслуживает внимания, начи-ная с очерков об «Алтайских писаницах» (рисунки-петроглифы в сакральных ме-стах Горного Алтая) до очерков о нашем непростом времени.

Например, в очерке «Власть изнутри. Записки пресс-секретаря главы админи-страции края» (в этой должности мой земляк работал у первого главы адми-

нистрации Алтайского края Владимира Райфикешта). А. Муравлёв показывает скрытые течения политической жизни на-чала 90-х годов. В этом очерке, состоящем из нескольких глав, мы встречаем имена Владимира Рыжкова, Юрия Жильцова, Леонида Тена, Александра Назарчука, Владимира Баварина, Владимира Герма-ненко… Позиция автора всегда принципи-ально чёткая: «Правда, и только правда».

Глава «Повстанцы», основанная на ма-териалах новейших исследований сибир-ских историков, посвящена партизанскому движению в Алтайской губернии. «По-жалуй, одной из самых противоречивых фигур для историков и поныне остаётся Григорий Рогов – бывший командир круп-ного партизанского отряда, в одночасье ставший «белогвардейцем»», – пишет Анатолий Муравлёв. – Ныне докумен-тально установлены факты расстрела от-рядом в мае 1919 года монахов монастыря в Жуланихе, казни зажиточных жителей Зыряновки и Тогула, разграбления и раз-рушения церквей в округе. Имеются и опубликованные сведения, что в походе на Кузнецк (Новокузнецк) отряд Рогова занимался массовыми убийствами мир-ных граждан и мародёрством, хотя ряд историков это оспаривает».

Очерки о партизанах вызвали у меня воспоминания из детства. Жил в нашем селе дед Тихон Неклюдов. Сельчане уважительно звали его дед-партизан. И он этим гордился. В пятидесятые годы прошлого века власти стали уточнять списки «красных орлов», а деда Неклюда в этих сельсоветских списках не нашли. По селу стали ходить слухи: может, дед и не партизанил вовсе?..

Мы, пацаны, любили деда, внима-тельно слушали его занимательные истории, особенно когда он, «слегка поддатый», возвращался из дежурного магазина (из дежурки), где на розлив продавалось спиртное.

И вот однажды мы ватагой встречаем нашего деда и кто-то из пацанов с ехид-цей спрашивает его:


– Дед, а ты правда партизаном был? – Был. – А ты за кого был – за красных или

за белых? – Эх, вы, рябятишки-рябятишки! Да

я за вас был, чтобы вам, пострельцам, хорошо жилось!

Мы рассмеялись. А Володька Стри-гин, самый смышлёный из нас, говорит:

– Дед, да нас ещё тогда и в помине не было. Гражданская война-то вон аж когда была!

– За вас, за вас и за ваших отцов! Чтобы отцы у вас были. Вот вы щас есть. И дети у вас будут. Я за Советскую власть был. За Советы! Ваши отцы германцев и японцев победили? Победили! И вы вырастете, тоже победите, если вдруг кто посмеет напасть! Значит, и вы будете за Советскую власть, за детей, которых щас ещё нет.

Младший сын деда Неклюда Шур-ка после семилетки работал в нашем колхозе «Красный партизан», а после армии остался в Кузбассе – на шахте в Ленинск-Кузнецком.

Проходит время, расставляет свои акценты. Журналист Анатолий Муравлёв в своих очерках чувствует его пульс.

Вот очерк «А место битвы – город Барна-ул». Журналист-исследователь А. Муравлёв пишет: «22-23 августа 1954 года в Барнауле произошёл погром на межнациональной почве, который все эти годы обходила молчанием алтайская пресса.

Я, вероятно, как и многие другие зем-ляки, долго недоумевал над строчками

песни Владимира Высоцкого: «Вот бьют чеченцев немцы из Поволжья, / А место битвы – город Барнаул». Что за битва у чеченцев и немцев произошла в Барнауле? Когда? Из-за чего? Сплошные вопросы…»

На эти вопросы Муравлёв даёт ответ, и довольно подробный, проведя, как сейчас говорят, своё «журналистское рас-следование»… А я вспоминаю: в начале 80-х годов ещё вовсю практиковалась помощь студентов сельским труженикам по уборке урожая. В то время я работал преподавателем в медицинском училище и ежегодно выезжал со студентами ока-зывать эту помощь в отдалённые сёла Ребрихинского района. Степь вокруг них была усыпана ракетными точками (а может быть, имитацией этих грозных точек?). Охранялись они солдатами, выходцами из Северного Кавказа. Эти охранники, регулярно уходящие в само-волку, чувствовали себя в малонаселён-ных, умирающих сёлах «хозяевами», почти как в очерке «А место битвы – го-род Барнаул». Я не буду подробно опи-сывать, что произошло в одном из сёл, куда нас привезли «на битву за урожай», но битва местных парней с доблестными армейцами закончилась однажды ночью для последних трагически.

В своих журналистских работах публицист Анатолий Муравлёв не вы-носит никаких вердиктов. Он считает, что читатель сам сделает выводы из прочитанного.

Иван Мордовин.

Краевые Соболевские литературные чтения в р. ц. Смоленское прошли в этом году по девизом «Не гаснет памяти свеча» и были посвящёны 85-летию со дня рождения талантливого писателя-фронтовика Анатолия Пантелеевича Соболева (6.05.1926–27.07.1986).

По традиции хозяева-смоленцы встречали гостей – большую делегацию писателей из Барнаула и Бийска – на

ЮБИЛЕЙ ПИСАТЕЛЯ АНАТОЛИЯ СОБОЛЕВА

подъезде к Смоленскому. Здесь, после подношения гостям хлеба-соли, при-ветственную речь произнёс заместитель главы администрации Смоленского райо-на Михаил Мух. Хороша была и музы-кальная часть приветствия – две песни в исполнении ансамбля под руководством Михаила Апарнева.

Через несколько минут с участи-ем гостей и смоленцев прошли два


торжественных митинга: у памят-ника А. П. Соболеву (на фото слева направо: Владимир Коржов и Михаил Мух), кремированный прах которого за-хоронен в центре Смоленского – на Ал-лее Славы, с лирико-публицистическим выступлением писателей и возложением цветов; и у памятного знака российским воинам, погибшим в локальных войнах, с церемонией награждения государствен-ными наградами смоленских воинов-интернационалистов.

Далее участники чтений были при-глашены на специальные экскурсии по залам двух музеев – дома-музея А. П. Соболева и Смоленского краеведческого.

Затем после пресс-конференции в читальном зале Центральной районной библиотеки – непродолжительное обще-ние участников чтений и представителей СМИ – в районной школе искусств состо-ялось большое литературно-музыкальное представление «Не гаснет памяти свеча», посвящённое жизни и творчеству А. П. Соболева. Со вступительным словом к собравшимся обращался заместитель главы администрации Смоленского рай-она Михаил Мух. В течение двух часов

торжественно и лирично звучали стихи и песни в исполнении приехавших пи-сателей и коллективов художественной самодеятельности Смоленского района, а также фрагменты из произведений Со-болева – в исполнении чтецов, также на экране демонстрировались эпизоды из кинофильмов, снятых по произведениям А. П. Соболева.

Конечно, всем особенно запомнилось выступление внучки Анатолия Панте-леевича – Дарьи Садченко (фото на стр. 136), приехавшей на Соболевские чтения с мужем и сыном издалека – из Калинин-града, города, в котором в своё время жил и служил А. П. Соболев. Её выступление, после демонстрации подготовленного смоленцами слайд-фильма на основе фотографий 80-х годов, – это воспоми-нания о любимом деде, размышления о его творчестве и слова благодарности землякам за добрую и деятельную па-мять о нём. Знаковым было выступление Виктора Ащеулова, который представил собравшимся свою книгу «Память люд-ская – тоже жизнь», изданную в честь 85-летия А. П. Соболева и посвящённую его жизни и творчеству.


В финальной части чтений Михаил Мух провёл церемонию награждения районной премией имени А. П. Соболева наиболее деятельных активистов в сфере пропаганды творчества талантливого писателя – нашего земляка, ветерана Великой Отечественной войны.

Заключительным аккордом Собо-левских чтений стала песня «Вечер на рейде»*, по традиции прозвучавшая в исполнении воина-интернационалиста, майора запаса, кавалера ордена Красной

Звезды Сергея Ядыкина. На припеве её подхватили все присутствующие:

…Прощай, любимый город!Уходим завтра в море.И ранней поройМелькнёт за кормойЗнакомый платок голубой…Это одна из лучших песен времён Ве-

ликой Отечественной войны. Её очень лю-бил военный моряк Анатолий Пантелеевич Соболев – преданный сын своей Родины.


*Авторы этой песни композитор Василий Соловьёв-Седой и поэт Александр Чуркин.

Автор книги «Век Наполеона» (Барнаул, ОАО «ИПП «Алтай», 2011) известный журналист Сергей Тепляков хорошо знает подробности событий 1812 года, особенно эпоху Наполеона. Очевидно, что материал он собирал много лет и вот решился на написание книги об этом времени.

С. Тепляков определяет жанр свое-го произведения как историческое расследование, или реконструкция эпохи. Попадает оно и под опреде-ление нон-фикшн (англ. non-fiction,

СУБЪЕКТИВНЫЕ ЗАМЕТКИ

non – не + fiction – беллетристика; фикция), т. е. это прозаическое литера-турное произведение, не являющееся ни романом, ни повестью, ни рас-сказом; это деловая или критическая проза. Впрочем, как сказал Вольтер, «все жанры искусства хороши, кроме скучного, но скука – не жанр».

Я прочитал «Век Наполеона» с боль-шим интересом. Скуки в ней точно нет! По крайней мере, для тех, у кого есть интерес к этому веку и к личности Напо-леона. У меня такой интерес есть.


Я 21 год преподаю историю в средней школе. Нынешние школьники изучают наполеоновскую эпоху в восьмом классе, как говорится, галопом по европам, а за-тем ещё раз возвращаются к этой теме в десятом классе, поскольку предполагает-ся, что на более взрослом уровне – уровне самостоятельного осмысления (но это не всегда так) – легче заложить интерес к изучаемым событиям. Несмотря на все инновации-модернизации школьного образования, живой рассказ учителя всегда был и ныне остаётся главным инструментом для этого. Всё остальное можно посмотреть по телевизору или в Интернете. Полагаю, книга «Век Напо-леона» может помочь в этом не только школьникам.

Сергей Тепляков – рассказчик замеча-тельный! Те, кто следит за его публика-циями (например, в газетах «Алтайская правда» и «Известия»), согласятся со мной. Журналистский дух автора чув-ствуется и в этой книге. Сам он утверж-дает, что «Век Наполеона» – это первая книга о наполеоновской эпохе «в форма-те 3D», что она является «волшебными очками», при взгляде через которые со-бытия, люди и их поступки приобретают

определённый объём. Я с этим согласен: «пространство той эпохи впервые стало многомерным. Книга позволяет разгля-деть не только крупное до мелочей, но и мелкое во всех подробностях». И вот он эти подробности исследует.

Автор определил век Наполеона хро-нологически с 1793 года (первая победа Наполеона в Тулоне) и до 1821 года – года его физической смерти на острове Святой Елены (хотя часто выходит за эти временные пределы). Например, в главе «Времена и нравы», исследуя религиоз-ные взгляды Л. Н. Толстого (1828–1910), он доказывает, что вера в Бога была непременным условием счастья людей того времени (а нынешнего?). Почему Л. Н. Толстого? Пожалуй, потому, что «Война и мир» – более масштабное «3D-произведение» о том самом веке.

С. Тепляков с гением, конечно, не спорит… И на вопросы вечные «за-чем?», «а что потом?» ответы могут быть только религиозные… Конечно, с Богом всё лучше, особенно – умирать... Веря в промысел Божий, солдаты с какой-нибудь батареи Раевского легко шли на смерть (или не легко?), надеясь тут же попасть в рай… Смысл жизни людей 200-летней давности – прожить жизнь не зря. Но ведь это и сегодня – смысл! Или уже нет?..

По утверждению автора, война одно-временно всё упрощает и возвышает... Может быть, и так. Кто-то сказал: война – это оголённая суть жизни. В книге много рассказано о бытовой жизни на войне – в походе, в бою, в плену. Рас-смотрены вопросы тогдашней медицины (я об этом не задумывался раньше: как, например, ногу отпилить без наркоза?). Я с грустью узнал, что любимый мною в юности Стендаль (я его в девятом классе всего прочитал) был сифилитиком, что у Наполеона сердечко не чувствовалось, а пульс был 40, что он любил «кипятить себя часами», потому что постоянно мёрз, если находился не в бою. А в бою ему было хорошо и уютно!


Наполеон был композитором и дири-жёром войны! Об этом в главе «Музыка войны» очень своеобразно написано: «Он начинал с небольших «ансамблей», играв-ших короткие «пьески»… потом освоил камерный оркестр и долго играл на нём разные «сонаты»… а дальше: импрови-зация, эдакая музыкальная шутка, каприч-чо… симфонии… и наконец – Concerto grosso (большой концерт)». Да, Аустерлиц или Бородино… Такие вот аналогии.

Про «бестолковщину» между Бороди-но и Москвой любопытно написано (я, признаюсь, плохо себе это представлял). Образ графа Растопчина теперь в моём воображении стал ярче – уж такие цита-ты из его писем приводит С. Тепляков, остроумно комментируя их!..

Биографические очерки об английском премьер-министре Уильяме Питтере-младшем и английском короле Георге Третьем (вдохновителях первых антина-полеоновских коалиций) – это отдельные главы в книге – впервые написаны в рос-сийской наполеоналистике (так утвержда-ет автор). Честно говоря, я тоже впервые о них прочитал, хотя по образованию и роду занятий – учитель истории.

Полагаю, всем будет интересна глава, повествующая о том, что осталось в на-шей жизни от наполеоновских времён. А осталось немало!..

Ничто в этом мире не совершенно. Книга Теплякова – не исключение. Мож-но сказать, что журналистский стиль автора порождает некую сумбурность произведения. Например, глава «В пле-ну» заканчивается смертью Наполеона,

а дальше следует глава «Москва в 1812 году». Логичнее было бы, наверное, по-ставить смерть куда-нибудь подальше… Но допускаю, что автору виднее!

Читал я в своё время академические общепризнанные труды русского и совет-ского историка Е. В. Тарле (1875–1927) «Наполеон», «Нашествие Наполеона на Россию.1812 г.», «Бородино» (кстати, захотелось всё это ещё раз перечитать – уже в этом польза книги С. Теплякова!). Так вот, Е. В. Тарле представление своего «Наполеона» заканчивает рассуждения-ми о его образе, оставшемся в памяти человечества, который «…по мере роста исторических исследований всё более и более выясняется в его неповторимом своеобразии и поразительной индиви-дуальной сложности».

Разумеется, у автора «Века Наполео-на» С. Теплякова свой взгляд на эпоху. Он не претендует на научность. Его мало занимает список использованной литера-туры (у Тарле-то он ого-го какой!) и ав-торство картин-иллюстраций (картинки красивые!)… Просто ему хочется, чтобы мы прочитали о том, что его занимает с детства. Мы и читаем! И нам интересно!

«Своей книгой я хочу создать ещё один памятник людям той эпохи», – пи-шет в предисловии Сергей Тепляков о своей грандиозной задаче. Кажется, у него это получилось. А сколько простоит сей памятник, покажет время.

Сергей Подшивайлов, учитель истории и обществознания

МОУ «Калманская СОШ»Алтайского края.

29-31 июля в городе Славгороде и городе Яровое прошёл IV краевой фестиваль авторской песни «Поющий август».

Вечером 29 июля в Парке культуры и отдыха г. Славгорода состоялось первое выступление, где авторов-исполнителей

ФЕСТИВАЛЬ ПОЮЩИХ ПОЭТОВ И КОМПОЗИТОРОВ

приветствовали глава администрации г. Славгорода Анатолий Кропов, его заместитель по социальной политике Вячеслав Игошин, депутат Городского собрания и сопредседатель оргкомитета фестиваля Яков Гринемаер, саксофонист Леонид Воробьёв.


В течение двух часов славгородцы слушали песни лауреатов краевых, ре-гиональных, всероссийских и междуна-родных фестивалей и конкурсов. Высту-пили майор запаса Сергей Ядыкин (р. ц. Смоленское), председатель комитета по культуре администрации Тюменцевского района Людмила Бырдина, заслуженный работник культуры России Виктор Эрнст и член Союза писателей России Алек-сей Власов (р. ц. Тюменцево), авторы-исполнители Александр Рудыка (Шела-болихинский район), Александр Белоус и Николай Кукало (г. Славгород), Ольга Диброва (г. Яровое). Вёл программу сопредседатель оргкомитета фестиваля Валерий Тихонов, главный редактор ли-тературного фонда «Август» и журнала «Барнаул».

Вечером следующего дня в Доме культуры «Строитель» состоялось, как пролог фестиваля, открытие персональ-ной фотовыставки Якова Гринемаера «Моя жизнь – моя светопись», а затем в течение двух часов длилось главное фе-стивальное выступление поющих поэтов и композиторов, которое провёл сопред-

седатель оргкомитета фестиваля Юрий Мороз, сотрудник ДК «Строитель» и депутат Городского собрания г. Яровое. В завершении концертной программы он исполнил свою песню, посвящённую г. Яровое, в которой есть такие строки: «…Прикипев к нему душою,/ Через год вернёшься ты/ В Яровое, в Яровое – город солнца и мечты!..» Церемонию награждения участников фестиваля па-мятными подарками провели директор ДК «Строитель» Наталья Мусохранова и сопредседатели оргкомитета фестиваля.

Вечером 31 июля в Парке культуры и отдыха г. Яровое состоялось финальное выступление участников фестиваля, которое провела Светлана Новиченко, сотрудник Центральной библиотеки г. Яровое.

Впереди у фестиваля «Поющий август» – подготовка в течение года к празднованию пятилетия. Конечно, вы-ступления 2012 года будут посвящены 75-летнему юбилею Алтайского края.

Александр Пак,координатор фестиваля

«Поющий август».

На фото Анатолия Рябых: участники IV фестиваля «Поющий август» на крыльце ДК «Строитель».


Я люблю творчество писателя Вла-димира Коржова, как и многие другие читатели.

Расскажу случай. Я только-только прочитал книгу Владимира Коржова «Городские окраины». Она лежала на столе, излучая свежесть и первоздан-ность, присущую новой книге…

Я посматривал на неё, переживая про-читанное, когда ко мне пришёл приятель, любитель и знаток истории Барнаула. Он взял почитать эту книгу. Отдавая её, я про-сил быть аккуратным, тем более что книга с автографом автора. Приятель обещал вер-нуть «Городские окраины» через неделю.

В означенный срок звоню: «Где кни-га?» Приятель отвечает: «Понимаешь, зашёл товарищ, известный барнаульский художник, а когда ушёл – книга исчезла. Ты не волнуйся, книга вернётся к тебе в целости и сохранности!»

И книга вернулась… через полгода. Она выглядела как солдат после длитель-ного и трудного похода. Я не обиделся на своих знакомых, зная, сколь малы тиражи книг в наше время. Ну что значит тысяч-ный тираж для Барнаула, тем более для Алтайского края?! Я удивляюсь, как книги наших писателей находят своих читателей! А они их находят и в других регионах страны, в ближнем и дальнем зарубежье…

Недавно прочитал новую книгу Вла-димира Коржова – «Записки спасателя». Сколько чувств она вызвала во мне, сколько личных воспоминаний! Моя душа стала созвучна душе писателя. Я словно погрузился в глубину и ощутил давление воды, давление до спазма, когда надо делать глотательные движения, чтобы его выровнять… Я чувствовал течение, которое по страницам книги понесло меня в пучину жизненного водоворота.

Герои его новой книги – водолазы-спасатели – те же жители Барнаула, но география повествования в отличие от «Городских окраин» расширяется. Она охватывает значительную часть Алтайско-го края, и я вместе с автором и её героями

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЮНОСТЬпускаюсь на поиски отрубленной головы на речку Кашкарагаиху, нахожу затоплен-ную шлюпку на Мамонтовских озёрах и прокурорские «Жигули» на Боровском озере, на Оби в районе села Володарка в пронзительном рассказе «Совет старожи-ла» поднимаю со дна машину с утонувши-ми женщинами и ребёнком…

Проза Владимира Коржова лирична, исповедальна и в тоже время социальна. В «Записках спасателя» он верно отразил переход от советской эпохи к либерально-буржуазной, при которой власть денег превыше всего. Даже водолазное братство, где люди работают в одной связке, трещит по швам под влиянием новых тенденций. И вроде бы порядочные, со своими достоин-ствами и недостатками, герои Владимира Коржова (Владимир Иванько – рассказ «Утопленник», Игорь Татарский – «Печат-ка») начинают подгребать под себя общее имущество, тем самым попирая дружбу и теряя совесть. В рассказе «Топляки» герои под влиянием жизненных неурядиц и горя, обрушившегося на них, теряют опору и смысл бытия: «…И замшелые топляки, словно люди, потерявшие смысл в жизни, покачиваясь из стороны в сторону, брели вниз по течению…»

Когда мне становится грустно и боль-но, я сажусь на велосипед (уверяю вас, нет лучше транспорта для передвижения по городу!) и еду к устью Барнаулки – на приреченские улицы, воспетые Владими-ром Коржовым в стихах и прозе.

Половодье. Клёны стоят по пояс в воде, роняя в мутные воды чистые слёзы животворящего и немного горьковатого сока. И мне кажется, что вот-вот пройдёт по величавой Оби, «…возвращаясь рейсом обратным / в порт приписки «Василий Шукшин», – теплоход моей юности. И я ухожу вместе с Владимиром Коржовым в такое далёкое и такое близкое прошлое, и мне с удвоенной силой хочется жить и работать, чтобы стихи, «…словно жар от пожара, / обжигали дыханьем уста».

Виктор Галкин.


Пожалуй, единственное, в чём нынче сходятся представители двух неприми-римых литературных лагерей (патриоты и либералы), это то, что литературное пространство России разорвано. И те, и другие пытаются его сшивать, но резуль-таты пока не слишком впечатляют. Дело в том, что «стёжки» – фестивали, пре-мии, всякого рода «Липки», собирание авторов вокруг какого-либо известного столичного издания – слишком мелки, они не могут в корне изменить ситуацию.

В то же время в последние годы всё более явной становится удивительная тенденция: центры собирания русских литературных земель сами собой, подобно ополчению Минина и Пожарского, возни-кают в провинции. Причём вне каких-либо организационных форм, исключительно на личностном уровне. Назову несколько имен: в Воронеже – это критик Вячеслав Лютый, в Самаре – поэты Диана Кан и Евгений Семичев, в Алтайском крае, как теперь знаю, – поэт и прозаик из Бийска Сергей Филатов…

Эти люди (разумеется, в стране их куда больше) совершенно бескорыстно,

ОБРЕТЕНИЕ ОТЕЧЕСТВАОтклик на книгу стихов Анатолия Краснослободцева «Вернуться б снова к

тополям…» (Бийск. Издательский дом «Бия». – 2011 г.)

часто в ущерб собственному творчеству, делают всё от них зависящее, чтобы ду-ховно близкие им литераторы глубинной России могли узнать друг о друге, протя-нуть, пусть виртуально, друг другу руки.

Так, именно от Сергея Филатова я услышал впервые о поэте из Бийска Ана-толии Краснослободцеве. Заинтересовал-ся. И те немногочисленные публикации, которые удалось найти в Интернете, меня не разочаровали. А недавно я получил от Анатолия Григорьевича Краснослободцева бандероль с его новой книгой «Вернуться б снова к тополям…». Открывается она одноимённым стихотворением – простым, непритязательным и таким щемящим.Вернуться б снова к тополямседым и древним,к звенящим колосом полямокрест деревни.Заснуть недолгим сладким сном,легко проснуться.Взглянуть на речку за окноми улыбнуться,припомнив, как в полдневный знойс разбегу, с ходуныряли, чтоб нащупать дно,не зная броду.Уплыть в мечтах за окоём,где рельсы гнутся.Вернуться в старый мамин дом –к себе вернуться.Это стихотворение можно было бы

назвать программным, да только какие же программы могут быть у поэта? У него, по слову Сергея Чухина, «по пра-вую руку – бумаги лист,// и сердце – по левую руку». Не бог весть какое богат-ство, верно? А ведь и этого, оказывается, вполне достаточно для того, чтобы сло-во – обыденное, затёртое, разучившееся удивлять – умылось вдруг живой водой глубинного, необыденного смысла, и потянулось к свету горнему и повело, повлекло за собой душу.


У рябины красной –привкус горечи.Исхлестал рябинулистобой…Обнимая нежно у обочины,говорила:– Навсегда с тобой!..Но пришла зимана смену осени.Гасит снег рябину,как свечу…Повстречались сновау обочины –ты молчишь…И я стою молчу…О чём они, эти скромные, но очень

ёмкие поэтические строки? О рябине? Да, и о ней тоже. Но разве только о ней? Не о нас с вами? Вот то-то и оно…

А вот другая картина, которую только поэт может увидеть.В стороне моей простуженной,в непроглядной сторонедень и ночь печально кружитсянебо зябкое в окне.Собственно, всего-то одна строка,

первая, явившая нам этот неожиданный образ-олицетворение, сумела сказать поч-ти всё: и любовь в ней, и горечь, и боль, и сопереживание. И сторона эта, земля эта сразу становится родной и близкой. И – живой; неживое простужается разве?

И жалко так простуженную эту, озябшую сторону – как занедужившего близкого человека…

В этом и есть высокий смысл поэзии: видеть сердцем, утишить боль, утешить, дать надежду. И тогда из обыденности, из

темноты, из немощи и плача рождается музыка.На пятачке,вблизи вокзала,под смех и раздражённый плач,нередко музыка звучала,которую творил скрипач.Худые старческие руки.Глаза незрячи, нос крючком…Но бог ты мой!..Какие звукирождались под его смычком!И под эту музыку проступает сквозь

строки, подступает к горлу горячим ком-ком и трудное полусиротское («мой отец погиб под Ленинградом») детство поэта со щавелем и недоспевшими кислыми яблоками в качестве лакомств, и работа, то горькая и тяжкая («и от порезов по-сконью всегда// так нестерпимо больно руки ныли»), то горячая, окрыляющая («Полдень. Сенокос»), и любовь («во-шла ко мне ты песней ветра»), и печаль по уходящему («скудеют всё сильней деревни»), и ещё много чего…

И понимаешь, сердцем чувствуешь, что всё это – не просто человеческая жизнь, не просто штрихи к истории страны, но – поэтическое постижение, обретение Отечества. И как-то само собой сходится, срастается разорванное невзгодами по-следних десятилетий пространство, и ближе друг другу становятся люди – что же делить тем, у кого одно Отечество?

Александр Нестругин,с. Петропавловка

Воронежской области.

Новый проект в культурной жизни Алтайского края – Ребрихинский район приступил к изданию книжной серии «Берега Касмалы»: в июне с. г. выпу-щен сборник стихотворений Николая Михеева «Катятся времени волны…» (136 стр., 500 экз.). Основатель и руко-водитель проекта Сергей Чикильдик, председатель комитета по культуре

РЕБРИХА ОПЯТЬ ОТЛИЧИЛАСЬ

и делам молодёжи администрации Ребрихинского района, в аннотации благодарит тех, кто поддержал данное издание: руководителя Ребрихинского землячества в г. Барнауле В. К. Чикиль-дика, генерального директора ООО «Возрождение» А. В. Ильина, директора ГМИЛИКА И. А. Короткова и его заме-стителя Л. П. Никитину.


Николай Михайлович Михеев (1922-2010) на фронтах Великой Отечествен-ной войны доблестно воевал в долж-ности командира пехотной роты с 1942 года. В 1944 году в результате тяжёлого ранения потерял ногу. Демобилизован в звании капитана. Награждён Орденами Отечественной войны и Красной Звезды, медалями.

Стихи он писал с юности. Очень редко публиковался в краевой периодике. Автор нескольких поэтических книг. Его первые три книги издали земляки – Владимир и Вадим Толстопятовы. Он лауреат премии Демидовского фонда в номинации «Ли-тература» (2007) за книгу стихотворений «Свет уходящего дня».

С. Чикильдик, автор предисловия к книге «Катятся времени волны…», утверждает, что простым на первое прочтение стихотворениям Николая Михеева свойственны лиричность, сдер-жанность, лаконизм, афористичность. Серьёзная рекомендация. Означающая прежде всего то, что речь идёт не о сти-хах (столбиком записанных текстах на определённую тему в рифму с заданным ритмом и т. п.), а о настоящей поэзии…

Я прочитал эту книгу. И мои друзья прочитали. В том числе и гости нынеш-них литературных чтений «Пановские встречи», которые 19-й раз прошли на ребрихинской земле (см. здесь 126-128 стр.), – поэты Сергей Донбай (главный редактор журнала «Огни Кузбасса») и Александр Раевский (руководитель Новокузнецкого отделения Союза пи-сателей России). Прочитали мы и по-дивились: жил-был на станции Ребриха не просто доброхарактерный человек и реальный защитник Отечества, а талантливый поэт-самородок. Ему бы публиковаться и издаваться шире и осно-вательнее, с читателями и собратьями по литературе встречаться и общаться… А он просто и скромно «жил-был на стан-ции Ребриха…»!..

Да, у Н. Михеева не просто стихот-ворения, а поэтическое творчество, при том, что местами книге недостаёт редакторского догляда. Так ведь это, по-жалуй, усиливает звучание и образность. У него в подтекстах не столько смыслы, сколько образность. Дело же вовсе не в темах и жанрах, когда мы читаем лите-ратурные произведения (литературные произведения, а не тексты в рифму и прозой в сборниках и книгах, а то и в толстенных томах, которые мало кто читает!). В чём же дело – суть? В звуках, запахах, красках, характерах, судьбах… В художественности.

Дорогие друзья, вы же дружите с кни-гой! Вот и поищите в библиотеках Ал-тайского края книгу Н. Михеева «Катятся времени волны…» (ББК 84(2Рос-Рус)6-5 М 695; ISBN 978-5-98550-195-7). Най-дите и прочитайте. И друзьям своим отрекомендуйте. Предупреждаю: вам захочется перечитывать, знать наи-зусть и читать при общении с теми, кто не читал её. И ещё: его стихи полюбят даже те, кто поэзией не увлечён («всё как-то, знаете ли, некогда»). Повторю: это при том, что местами книге не-достаёт редакторского догляда. А вот тут-то я и открою концепцию соста-


вителя – С. Чикильдика (не редактора-составителя, а составителя): оставить всё так, как было у автора. Что ж, такое допустимо, если талантливо. Вот строфы из нескольких стихотворений:

…Закроют церковь. Мужиков,Кто побогаче, – раскулачат…А я, пацан, ловлю жуковИ в коробок пустой их прячу. «Майские жуки».Семиглавая церковь –Будто к Богу персты,Тянет истово кверхуЗолотые кресты… «Церковь».…Позади моя школа в Усть-Мосихе,Впереди мой макаровский дом…И мечты мои к небу возносятся,Чтобы рухнуть на землю потом. «Тихий дождик лениво струится…».…Штаны на мне, правда, холщовы –Тогда щеголяли мы в них…Лет двадцать ещё до Хрущёва.Лет семь до начала войны. «Обнова».А вот совсем уж строки (стихи): «Иду,

разглядывая город, / И жизни радуюсь, как Фет», «Хлеб трудней доставался, / Зато слаще он был», «И голубь взлетает, как ангел, / На миг замерев на весу», «…на костре поющий чайник – / листа смородинного дух», «Мы выносливы были, как лошади, / Знали: там, на войне, тяжелей»…

Тут весьма уместно процитировать предисловие С. Чикильдика: «Пора-жает умение точно, ёмко, в двух-трёх строках показать эпоху. Яркие приметы уходящего быта лучше и честнее много-страничных учебников показывают тра-

гические и светлые страницы истории нашей страны.

Поэзию Николая Михеева можно на-звать целомудренной, настолько велико его уважение к людям, традициям наро-да, его прошлому, к женщине. Осторож-но, бережно он хранит память о близких, земляках, своей малой родине».

Всё понятно. Всё понятно, если всё прочувствованно. Всё прочувствованно, если душа открыта живо.

А кто-то пишет модерново. И пусть. А кто-то хочет читать модерновое. И читает. Кстати, и те и другие говорят: «Пишу книгу» и «Читаю книгу». А как же нюансы и прочие составляющие уст-ной речи и письменной?..

Поздравляем ребрихинцев с добрым почином – основанием книжной серии «Берега Касмалы», в которой они намере-ны издавать «произведения авторов, чья жизнь неразрывно связана с Ребрихин-ским районом» (из аннотации)! Желаем редсовету и его партнёрам… напряжён-ной и интересной работы! И ещё, друзья, гоните в шею тех, кто захочет в вашем проекте являться-значиться-числиться. Уважающий себя и общество человек жив трудом – производственным, твор-ческим, воинским, организаторским…

Таков Ребрихинский район Алтай-ского края: Алексей Ванин, Николай Михеев, Геннадий Панов!..

А районов в Алтайском крае сколь-ко?.. А сколько фестивалей, соревно-ваний и конкурсов проходит ежегодно в Ребрихе?.. А у вас?.. А что означает название реки – Касмала?.. А где на-ходится дача композитора Михаила Старикова?..


ПАМЯТИ ВАСИЛИЯ ШУКШИНА

Предлагаем вашему вниманию статью нашего земляка, замечательного писателя Сергея Залыгина. Её первая публикация состоялась в журнале «Огонёк» (1974 г.). Наша публикация посвящается нынешнему дню памяти В. М. Шукшина (25.07.1929-2.10.1974).


В эти дни, мысленно всё ещё проща-ясь с Василием Макаровичем Шукши-ным, мы снова и снова поражаемся уди-вительной разносторонности его таланта. Нельзя не удивляться: актёр, режиссёр, сценарист, прозаик в одном лице – дей-ствительно, наше искусство ещё не знало такого поразительного сочетания.

Если бы Василий Шукшин был только актёром, только режиссёром, только про-заиком, то и тогда мы имели бы перед со-бою выдающееся дарование, – достаточно восстановить в памяти его режиссёрскую работу в «Калине красной», актёрскую – в «Печках-лавочках» или снова прочесть один из его последних сборников прозы, чтобы убедиться в этом.

Казалось бы, этот человек должен был обладать искусством перевоплощения из одной своей ипостаси в другую, но так только казалось, в действительности же самым высоким искусством его натуры было умение и внутренняя необходимость оставаться самим собою неизменно.

И вот всякий раз, когда мы шли смо-треть фильм с его участием, мы встреча-лись не с актёром, а с ним самим, с тем самым неизменным Шукшиным, с тем человеком, который он есть.

Мы знаем, что в его руках – весь фильм, что это его сценарий, его режис-сура, его исполнение, но сам он этого не знает, не придаёт этому ни малейшего значения. Он сейчас – никакой не хозяин и не творец фильма, задумавший и вопло-тивший его с самого начала – от впервые промелькнувшей мысли о нём до самого конца – до монтажа готовой ленты; всё это остаётся «за» – за пределами нашего вос-приятия, и нам кажется, будто Шукшин не снимается, а кто-то другой снимает его скрытой камерой для того, чтобы спустя час или два он увидел сам себя…

Увидел и сам себя рассудил: так ли, по-человечески ли он поступил? Не об-наружила ли скрытая камера какого-то ложного поступка с его стороны? В том числе какого-то актёрского жеста или того экранного выражения лица, с которым миллионными тиражами выходят фото-графии и малых и больших кинозвёзд?

В любом кадре, в любой сцене Шук-шин – это только он, а больше никто. Никому, никогда, ни на одну минуту он не передоверяет самого себя. Равно как никогда и ни у кого ничего не заимствует.

Существует ситуация, в этой си-туации существует он, Шукшин, – вот и всё. Вот ему и предстоит так или иначе решать житейскую проблему, и даже не проблему, а повседневную задачу… То ли он, Шукшин, тракторист и со своей же-ной собирается из своей родной деревни поехать на курорт, то ли ещё что, вот и надо решить – как это сделать?

И не искусство подчиняет своим зако-нам это решение, а жизнь в её реальности подчиняет себе все средства искусства, чтобы выразить себя хотя бы и по этому совсем незначительному поводу. И вот уже на экране – соседи Шукшина, его жена, его дети, его мать. Так и должно быть: все эти люди действительно име-ют прямое отношение к поездке своего мужа, отца, сына и соседа.

И – соседи… Это слово – «сосед», – понемногу теряющее своё значение для нас, никогда не теряло его для Шукшина.


На юг от Бийска лежит село Сростки, родина Василия Макаровича.

Сростки – это потому, что здесь сра-щиваются две дороги – знаменитый Чуй-ский тракт и малоизвестный большак.

Десятки раз приходилось мне бывать в Сростках, и должно быть потому, как только я видел Василия Шукшина на экране или читал его, передо мной вста-вала картина этого селения на берегу быстрой и сильной Катуни.

И дело тут не в объяснениях, а в чув-стве; в том убеждении, что каждая работа Шукшина вышла отсюда, из Сросток, и вернётся сюда же, в Сростки, на суровый и нелицеприятный суд их жителей, со-седей Василия Макаровича.

И гордишься, и удивляешься этим Сросткам без конца, и завидуешь им: вот что они оказались способными дать, вот что они способны принять – какой дух, какую нравственность, какую глубину жизни…

Заветной мечтой Василия Макарови-ча был фильм «Степан Разин», который он хотел поставить по собственному роману того же названия. Поставить и сыграть в нём заглавную роль.

Трудно это себе представить, прямо-таки невозможно, чтобы Шукшин, снова оставаясь самим собой, стал бы в то же время и Степаном Разиным. Но это нам – невозможно. А вот ему – можно. Потому что – должно: ведь он ощущал задачу как свой долг, как самого себя.

И он – не надо сомневаться – сделал бы это. Достиг. Ведь всё, что он написал, сыграл и поставил, – всё это сделано им за какие-нибудь десять-пятнадцать лет. А если бы он имел впереди в несколько раз больше? Или хотя бы столько же?!

Так же, как Шукшин без грима играл, так же без грима он и писал. И тут тоже присутствовала скрытая камера, только теперь она была направлена не на него, а им на кого-то другого.

В литературе её собственные поня-тия – сюжет, фабула, завязка, кульмина-ция – как бы не существовали для него, всё это заменялось одним понятием жизни, и даже не понятием, а ею самой.

Ею самой, выраженной в характерах и ситуациях, в нравственных её началах, поскольку без них искусство – не ис-кусство, литература – не литература, да и сама жизнь – тоже не жизнь. У него не было ни тени умиления или заискивания перед своими героями. Больше того, он был суров в отношении к ним той суровостью, которая неизбежна, если писатель очень хорошо знает людей, если он очень хочет, страстно желает, чтобы не только им было лучше, но чтобы они сами тоже были лучше.

И его герои никогда не обижались на него за это. Иначе говоря, они всегда оставались достоверными и, выполняя роль героев и действующих лиц, оста-вались живыми людьми.

И, как сказал Василий Шукшин в последней строке одного из последних своих напечатанных произведений, он всегда ставил перед ними вопрос: «…Что с нами происходит?»

Шукшина больше нет. Тяжела утрата.Тот художник, которым он был, дол-

гие годы будет изучаться, будет внима-тельно рассматриваться. То, что создано им, создано не на сегодня – на многие годы и времена. Но сегодняшняя утрата, такая неожиданная, такая несправедли-вая, безмерно тяжела.

Сергей Залыгин.

21 июля в Барнауле стартовал 35-й всероссийский фестиваль «Шукшинские дни на Алтае».

Накануне, 20 июля, в Доме писателя (Анатолия, 102) состоялись Малые Шукшинские чтения, на которых были вручены три краевые литературные премии: «Серебряное перо» – Владимиру Коржову, автору книги рассказов «Записки спасателя»; «Золотое

СТРАНИЦЫ ТРИДЦАТЬ ПЯТОГО ШУКШИНСКОГО ФЕСТИВАЛЯ


перо» – Сергею Бузмакову, редактору-составителю книги стихотворений Михаила Борисова «Полоса жизни» (учредитель премий – Алтайское отделение Сбербанка России); имени В. В. Бианки (учредитель – КГУП «Индустриальный») Юлии Ни-фонтовой – автору книги стихотворений «Осколки матриархата».

21 июля в Алтайской краевой универсальной научной библиотеке (АКУНБ) имени В. Я. Шишкова состоялась долгожданная встреча с известными российски-ми писателями – лауреатами всероссийских литературных премий, почётными участниками Шукшинских дней в Алтайском крае-2011. С читателями общались прозаики Евгений Попов, Евгений Шишкин, Алексей Варламов и первый секретарь Правления Союза писателей России поэт Геннадий Иванов (Москва), руководитель Ассоциации писателей Урала и Сибири поэт и прозаик Александр Кердан (Екате-ринбург) и прозаик Михаил Тарковский (Краснояский край), прозаики Николай Гребнев и Михаил Еськов (Курск).

Творчество этих писателей созвучно традициям русской литературы. Главное в откровенном разговоре писателей и читателей на «Литературном перекрёстке» – стремление понять, чем дорог Шукшин читающей России, и обсуждение сути литературного дела, которому посвятил себя Василий Макарович.

В фойе АКУНБ была представлена книжная выставка «Прорваться в буду-щую Россию», центральное место в её экспозиции было отведено изданиям В. М. Шукшина и книгам писателей – почётным участникам «Литературного перекрёстка».

Дорогие шишковцы!У меня сейчас радость! Я ро-

дом из Бежецка, откуда вышел великий Вячеслав Яковлевич, поэтому всегда хотел у вас побы-вать и порадоваться, что Шишков любим и храним на Алтае.

От всей души желаю счастья, радостей, успехов всем сотруд-никам и читателям знаменитой вашей библиотеки!*

Поэт Геннадий Иванов,

первый секретарь Союза писателей России.

* Здесь и далее публикуем записи, сделанные гостями в книге отзывов АКУНБ имени В. Я. Шишкова 21 июля 2011 г.


С благодарностью и низким поклоном к сотрудникам краевой библиотеки.

Побывал у вас в гостях в дни Шукшинские. Пусть и впредь память о В. М. Шукшине будет оберегаться столь же горячо!

Ваш Евгений Шишкин, редактор отдела прозы

журнала «Наш современник».

Сотрудникам библиотеки име-ни В. Я. Шишкова с восхищением их работой по подготовке Шук-шинских чтений.

Счастлив, что принимаю уча-стие в этом замечательном меро-приятии.

Всего вам лучшего и побольше читателей!

Прозаик Михаил Тарковский.


Искренне желаю успеха Шук-шинским дням на Алтае! Надеюсь на взаимопонимание, интерес писателей и читателей.

Очень здорово, что наша с вами любовь жива и собирает людей самых разных поколений и судеб.

Прозаик Алексей Варламов.

Счастлив снова побывать на родине В. М. Шукшина. Алтай как намоленный храм, где ощути-мы русский дух и русское слово. Берегите эту святую землю!

Поэт и прозаик Александр Кердан,

руководитель Ассоциации писателей Урала и Сибири.


Также в первый день Шукшинского фестиваля, 21 июля, в Государственном музее искусств, литературы и культуры Алтая (ГМИЛИКА) состоялась церемония открытия двух выставок, которую открыл директор ГМИЛИКА Игорь Коротков. Далее собравшихся приветствовали председатель Алтайского краевого Законода-тельного собрания Иван Лоор и заместитель губернатора Алтайского края Даниил Бессарабов, а также представители редакции журнала «Барнаул» – Валерий Тихонов, Иван Мордовин и Владимир Коржов.

В первой части церемонии речь шла о персональной фотовыставке «Другая сторона Пикета. Пейзажная лирика», на которой представлено 30 фотографий из-вестного художника-дизайнера, поэта и автора-исполнителя, члена Союза писателей России, дважды лауреата краевой премии «Золотой переплёт» Александра Карпова, художественного редактора литературного фонда «Август» и журнала «Барнаул». Фотографии были сделаны в 2005-2010 годы на известной всей России горе Пикет. В своих работах Александр Карпов представил Пикет, который хорошо знал Василий Макарович и который всей своей природной силой питал его талант и воплощал образ малой родины.

Во второй части торжественной церемонии была открыта выставка «Алтай и кино. Юбиляры 2011 года», разместившаяся в Белом зале ГМИЛИКА. О том, как создавалась данная экспозиция, собравшимся рассказала заместитель директора ГМИЛИКА по научной работе Елена Огнева. А первыми посетителями выставки стали известные кинематографисты – почётные участники XIII Шукшинского кино-фестиваля: народный артист России, кинорежиссёр и сценарист Николай Бурляев; заслуженная артистка России, кинорежиссёр Наталья Бондарчук; народный артист России Валерий Золотухин и актриса Театра на Таганке Ирина Линдт, кинорежис-сёры Георгий Негашев и Александра Стреляная. Создание такой экспозиции в ГМИЛИКА не случайно: Алтайский край – родина многих талантливых кинемато-

Слева направо: В. Коржов, И. Мордовин, В. Тихонов, И. Коротков, Л. Никитина, Е. Огнева, А. Карпов на открытии выставки.


графистов России. На выставке представлены коллажи из фотографий, рассказывающие о жизни и творческой деятельности известных актёров и режиссёров – юбиляров 2011 года, среди которых выдающийся кинорежиссёр, народный артист СССР Иван Пы-рьев (1901–1968), заслуженная артистка РСФСР Екатерина Савинова (1926–1970), народные артисты России Нина Усатова и Людмила Зайцева, Алексей Булдаков, Леонид Куравлёв и Сергей Никоненко, лауреат Государственной премии СССР (1983) Ренита Григорьева.

Вечером следующего дня в краевом театре драмы имени В. М. Шукшина со-стоялась церемония открытия XIII Всероссийского Шукшинского кинофестиваля. Собравшиеся бурными аплодисментами встречали шедших по красной дорожке кинематографистов и писателей.

Обращаясь к гостям и участникам праздника, губернатор Алтайского края Алек-сандр Карлин отметил значение кинофестиваля: «Вся сознательная жизнь Шукшина была наполнена горячим стремлением донести до людей вечные истины добра и справедливости, совести и нравственности, правды и веры в человека. Именно эти качества впитал в себя кинофестиваль, который более 10 лет проходит под девизом «Нравственность есть правда». Если бы Шукшин был только актёром или только режиссёром, только сценаристом или только драматургом и, наконец, только про-заиком, то и тогда это было бы выдающееся дарование». Это слова писателя Сергея Залыгина, нашего земляка. Но Шукшин соединил в себе все эти таланты, а потому предстаёт перед нами явлением уникально неповторимым и величественнейшим».

Алтай удивительно богат не только природой, но и талантами. Александр Богда-нович назвал имена наших земляков – выдающихся кинематографистов России: это Иван Пырьев, Екатерина Савинова, Алексей Ванин, Валерий Золотухин, Алексей Булдаков…

«Фестиваль совестливого и душев-ного кино» – эти слова, высвеченные на экране театра драмы, выражали суть кинопраздника. Кадры, рассказываю-щие о судьбе Ивана Пырьева, сменялись фрагментами из кинофильмов с участием Екатерины Савиновой, и зал аплодировал её блистательной «Вдоль по Питерской» из кинофильма «Приходите завтра». А появившиеся на экране виды Малиново-го Озера – родины Нины Усатовой и её детские фотографии растрогали гостей и саму героиню.

Общаясь с собравшимися, Нина Уса-това (на фото) сказала: «Такое волнение испытываю оттого, что имею отношение к святой земле, где родились эти люди. Они много значат для нас!.. Бывает, за суетой что-нибудь растеряешь или рас-тратишь и вдруг к этим истокам вернёшься – это как очистить душу. Я горжусь, что рядом с такими людьми родилась, что эти имена связаны с алтайской землёй, что крупинку этой жизни я прожила на Алтае… Я очень благодарна вам!..» Слова искренней признательности родине потонули в аплодисментах земляков, участников и гостей фестиваля. А потом зазвучала песня:


…С каждой избою и тучею, С громом, готовым упасть, Чувствую самую жгучую, Самую смертную связь…

Именно песню о тихой родине на стихи Николая Рубцова спела Нина Усатова, и благодарный зал вновь одарил её бурными аплодисментами.

Впервые на Шукшинcких днях вы-ступила заслуженная артистка России Татьяна Петрова (на фото). На сцене театра она пела в сопровождении Великорусского оркестра «Сибирь». Об отношении певицы к Шукшину говорит тот факт, что коллектив, с которым она выступает уже долгие годы, называется «Калина красная».

О духоподъёмном значении литера-туры в жизни уважающего себя обще-ства проникновенно говорил первый секретарь Союза писателей России поэт Геннадий Иванов, поздравивший всех с праздником. Он отметил, что о Шукшинских днях знает вся Россия, и выразил благодарность губернатору за поддержку культуры, за учреждение всероссийской литературной премии имени В. М. Шукшина.

Народный артист России Николай Бурляев сравнил Шукшинский фести-валь с духовным факелом, который горит сейчас для всей России.

От народного артиста России Валерия Золотухина земляки и гости услышали: «Между Театром на Таганке и Молодёжным театром Алтая – четыре тысячи километров. Но для меня это расстояние ничего не значит. Я никогда не оставлю Молодёжный театр Алтая, потому что здесь моя родина, это моё детище». И зазвучали аплодисменты…

В тот вечер в театре драмы прозвучало много добрых слов о Шукшине. Публике показали фрагмент интервью с классиком мирового кинематографа – выдающимся польским кинорежиссёром Кшиштофом Занусси. На вопрос о Василии Макаровиче и празднике в его честь мэтр (на русском языке!) ответил: «Я лично знал Шукшина. Его картины в Польше принимались очень хорошо, люди обожали его культуру, взгляд на жизнь, силу личную и силу актёра. Шукшин у меня остался в памяти как великолепный художник. На Алтае я никогда не был, меня тянет, мне интересно посмотреть, как выглядит этот край, о котором мне столько людей рассказывали!..»

О значимости всероссийского фестиваля «Шукшинские дни на Алтае» сказал Александр Карлин: «Это пик всей культурной, творческой и духовной жизни нашего региона. И мы этим источником живы!»

22 июля фестиваль продолжился и в Бийске. В полдень перед читателями город-ской библиотеки имени В. М. Шукшина выступила делегация почётных участников Шукшинских дней из числа приехавших писателей и делегация Алтайской краевой организации Союза писателей России. Вечером этого же дня объединённая делега-


ция писателей выступала на концертной площадке бульвара Петра Великого перед бийчанами и гостями Бийска в литературно-музыкальной программе «Бийские Шукшинские чтения».

23 июля одна часть делегации писателей побывала в Сростках – на встрече с односельчанами Шукшина, а другая часть побывала в р. ц. Смоленское, где приняла участие в краевых Соболевских литературных чтениях «Не гаснет памяти свеча», посвящённых 85-летию со дня рождения писателя-фронтовика Анатолия Соболева.

В программе было написано, что в мемориальной библиотеке имени В. М. Шук-шина состоится встреча с писателями. На самом же деле она прошла… на зеленой лужайке, под елями, посаженными в 1984 году участниками Шукшинских дней Екатериной Шукшиной и Натальей Зиновьевой, Сергеем Никоненко и Лидией Со-коловой, Валентином Распутиным и Владимиром Свинцовым. Шапка упадёт, если глянуть на макушки этих красавиц, вымахавших во дворе библиотеки…

Писатель Михаил Тарковский, впечатлённый размахом фестиваля, размышлял: «А почему в Овсянке нет такого? Ведь идут и едут люди со всего мира поклониться Виктору Петровичу Астафьеву! А вот праздник, подобный Шукшинским дням, не случился ещё».

Писатель Евгений Попов (на фото во время выступления в библиотеке им. В. М. Шукшина, Бийск), лично знавший Шукшина (Василий Макарович писал предисловие к публикации его рассказов в журнале «Октябрь»), сказал: «Побывать здесь, именно в том месте, где Василий Макарович ходил, читал книжки, купался в реке, очень важно. Думаю, каждый русский человек хотя бы один раз в жизни должен сюда приехать. До этого я полагал, что каждый должен обязательно хоть раз увидеть Волгу. А сейчас говорю, что Сростки нужно посетить, чтобы понять окончательно, о чём писал Шукшин. Этот праздник – замечательное событие в жиз-ни всей страны. Жизнь тяжёлая, хороших праздников мало. А, как Егор Прокудин говорил, праздника хочется! Никто нам праздник, кроме самих себя, не сделает».

Со сростинцами и гостями Сросток в этот день общались и писатели (поэты и прозаики) Геннадий Иванов, Алексей Варламов, Евгений Шишкин, Александр Кер-дан, Николай Гребнев, Михаил Еськов – лауреат Шукшинской премии этого года, а также представители Алтайской краевой организации Союза писателей России.


«ЧУДИКИ», «СТУПЕНЬКИ», «ОКОЛИЦА», «ГОСТИ»…

Есть люди в городе или селе, которые окружающим кажутся странными.Их зовут «чудаками». А они не странные и не чудаки.

От обычных людей их отличает разве только то, что талантливы они и красивы.

Красивы они тем, что их судьбы слиты с народной судьбой, отдельно они не живут.

Их любят за эту их отзывчивость в радости и беде. Они украшают жизнь, ибо с их появлением,

где бы ни были, изгоняется скука.В. М. Шукшин

В Сростках отныне на одну экспозицию больше – это галерея деревянных скульптур под открытым небом, размещённая в сквере перед главным здани-ем музея-заповедника. Мастера увековечили героев произведений Василия Макаровича Шукшина в алтайском кедре.

Над созданием новой достопримечательности села в течение девяти дней тру-дились известные мастера со всей России. «Верую», «Алёша Бесконвойный», «До третьих петухов», «Я пришёл дать вам волю», «Калина красная», «Солнце, старик и девушка», «Мой зять украл машину дров» – эти и другие произведения нашего земляка вдохновили местных и приезжих умельцев. Первое место на этом фести-вале присуждено мастеру из Барнаула Максиму Красулину за скульптуру «Катунь и Чуйский тракт – брат и сестра». Второе место разделили Наталья Белобородова из Перми и Иван Лактюхин из Хабаровска, третье – Сергей и Иван Мозговые из Барнаула. Все мастера получили специальные призы.

«Скульптура – не иллюстративный вид искусства, – рассказал Сергей Кныш, мастер из Москвы, – а здесь как раз приходится иллюстрировать. Шукшинские герои очень трудны для изображения. К примеру, символы античности узнаваемы, та же ахиллесова пята, а шукшинские – ещё свежие, неотработанные. И мы в этом


первопроходцы. Я приехал подпитаться на свою родину. Горжусь тем, что на Алтае родился. И всегда подчёркиваю это, где бы я ни был!»

Специальный приз от администрации Алтайского края – восьмитомное собрание сочинений В. М. Шукшина – вручили победителю Максиму Красулину и идейному вдохновителю фестиваля Александру Парфёнову. Все участники получили в подарок «Шукшинскую энциклопедию», изданную в рамках Губернаторской программы к 35-летию Шукшинского праздника.

О значении нового фестиваля губернатор Александр Карлин сказал так: «В этом году праздник дополнен одной не очень громкой, может быть, но очень душевной ноткой – это фестиваль деревянной скульптуры «Чудики». Все созданные шедевры останутся в роще перед музеем. Будем надеяться, что местные мастера станут при-сматривать за работами и поддерживать их в должной форме».

Первым мероприятием субботним утром во Всероссийском музее-заповеднике В. М. Шукшина стало открытие персональной выставки заслу-женного художника России Александра Потапова «Ступеньки».

Его произведения выставлялись в музее в 1995 году. Тогда художник подарил в фонды музея пять цветных линогравюр: «Про то, как Шукшин ходил в баньку», «Небылица в лицах», «До третьих петухов», «Зелёные мужики», «А скажи, Васи-лий…». И эти работы были представлены посетителям. Задерживались гости перед радующими душу картинками из серий «Русский народный календарь» и «Русские пословицы и поговорки». «Вот бы их книжкой издать!» – такая мысль приходила в голову не одному из соприкоснувшихся с талантом Александра Никитовича. Книж-кой можно издать и «Афоризмы от Потапова»: «Пустые словеса тревожат небеса», «Леность мысли. Леность духа. Потому кругом разруха»…

В рамках «Шукшинских дней на Алтае» состоялся и 15-й фестиваль само-деятельных коллективов «Театральная околица».

Традиционно это празднество проходит под открытым небом на импровизиро-ванной, так называемой зелёной сцене. Как отмечают организаторы, дополнился праздник театральной страницей не случайно, ведь в последние годы жизни Шук-шин все чаще обращался к этому направлению, он даже написал несколько работ для сценических постановок.

А в субботний вечер на сцене Дома культуры села Сросток краевой театр кукол «Сказка» показал спектакль «Житейские истории», поставленный по рассказам Шук-шина. Аплодисменты благодарных слушателей звучали и по ходу спектакля, а уж после спектакля долго аплодировали стоя, кричали «браво!» и хором скандировали: «Спасибо!»

В праздничном великолепии прошёл песенный фестиваль «В гостях у Шукшина».

В нём приняли участие более 40 творческих коллективов и исполнителей. Кроме представителей Алтайского края приехали гости из Москвы, Новосибирска, Бердска, Кемеровской области, Пермского края, Северной Осетии, Республики Алтай и Казах-стана. Приветствуя их на сростинской земле, заместитель губернатора Алтайского края Даниил Бессарабов сказал: «Василий Шукшин очень любил народную песню, поэтому много лет назад зародилась эта славная традиция проведения фестиваля. И нам очень приятно, что с каждым годом участников фестиваля становится всё больше».

В течение дня представляли своё творчество на суд жюри и гостей праздника творческие коллективы. Публика аплодировала и подпевала словам:

На том стояли и будем стоять, И эту землю у нас не отнять. И как молитву твержу я слова: «Пока мы живы, Россия жива!»


«С ВЫСОТЫ ШУКШИНСКОГО ПИКЕТА»

«…А землячество наше не по плоти, а по духу. Радоваться в одном из своих писем детям

завещал Василий Макарович. И ныне мы в Белозёрах говорим вам: радуйтесь!

Ибо сегодня вспоминаем человека, чьё сердце болело за народ и за Россию.

Много ли сейчас таких найдём днём с огнём?..» Из письма Ольги Шукшиной,

адресованного участникам нынешнего Шукшинского праздника, которое на Пикете зачитала

директор Всероссийского музея-заповедника В. М. Шукшина Лидия Чуднова.

Губернатор Алтайского края Александр Карлин главную программу всероссийского фестиваля «Шукшинские дни на Алтае» – «С высоты шукшинского Пикета»* – перед многотысячной аудиторией открыл такими словами: «Тридцать пятый раз мы приходим на гору Пикет, чтобы причаститься светлого имени, таланта, мужества. Имя Василия Макаровича навеки золотыми буквами вписано в историю не только отечественной, но и мировой культуры, литературы и искусства. Шукшин как никто другой смог отразить в своём творчестве те глубинные качества народа, которые по-зволяли ему преодолевать самые суровые, самые жестокие исторические испытания и передавать из поколения в поколение свет правды, истины, доброты!»

Много добрых слов о выдающемся сыне Алтая прозвучало на Пикете. Вот лишь несколько цитат.

Писатель Алексей Варламов сказал: «Шукшин прожил очень короткую и яркую жизнь, он вспыхнул и моментально сгорел. Будто чувствовал, что ему нужно многое успеть, оттого и работал на износ. Это очень важный и поучительный пример для нас, как свидетельство того, что мы можем всё перемочь. Именно с такими мыслями мы вспоминаем Шукшина и благодарим его за урок».

Руководитель Ассоциации писателей Урала и Сибири поэт и прозаик Александр Кердан призвал беречь родной язык: «Сегодня идёт великая отечественная война за русский язык, за русскую культуру, и мы в ней победим, потому что с нами Василий Шукшин!»

Народная артистка России Нина Усатова исполнила несколько русских песен, в том числе «Гусарики» – старинный алтайский напев, который она знает от матери. А Ва-лерий Золотухин продемонстрировал, как эти же «Гусарики» пелись у него на родине. И вновь великолепно выступила народная артистка России певица Татьяна Петрова.

Заслуженная артистка России Наталья Бондарчук со сцены Пикета сказала: «Чем нам, друзья, повезло? Есть Россия глянцевая, а алтайская – настоящая! Шукшинские дни объединяют нас всех. Мы здесь – на родной земле – слушаем и поём исконно русские песни, испытывая при этом самые светлые чувства». И бурные аплодис-менты были ответом на эти слова.

Как всегда, собравшиеся на Пикете ждали оглашения имён победителей Шук-шинского кинофестиваля. Специальный диплом «За воплощение ярких женских

*Так называется публицистическая книга Валентины Каплиной и Виктора Брюхова (Барнаул, 1998 г., 248 стр., фотоилл., 10 000 экз.), рассказывающая в жанрах интервью и репортажа о Шукшинских чтениях 1976–1996 гг.


образов» был вручён народной артистке России Нине Усатовой, нашей знаменитой землячке. За преданность культурно-историческим традициям России и воплощение образов выдающихся русских писателей в киноискусстве получила награду Наталья Бондарчук. Дипломом Шукшинского кинофестиваля отмечен также кинорежиссёр Георгий Негашев.

Главный приз – уменьшенную копию знаменитой Царицы ваз, хранящейся в Эр-митаже, – вручили молодому режиссёру Александре Стреляной за фильм «Суходол», снятый по мотивам одноимённого рассказа Ивана Бунина. Кстати, Шукшинский фе-стиваль первым высоко оценил эту кинокартину. Выпускница Санкт-Петербургского университета кино и телевидения этого не ожидала, поэтому, обращаясь к много-тысячной аудитории Пикета, очень волновалась: «Фильм давался очень тяжело, и получить за него такой приз от вас – это действительно значимо! Герои Шукшина меня так удивили, так попали в сердце своей взаправдашней жизнью!.. Я очень счастлива! Спасибо!»

На Пикете губернатор Алтайского края Александр Карлин вручил и всероссий-скую литературную премию имени В. М. Шукшина – писателю Михаилу Еськову (г. Курск, на фото) за книгу повестей и рассказов «День отошедший» (Курск. ИД «Славянка», 2010 г., 496 стр.). Губернатор порадовал собравшихся сообщением о том, что запланирован новый литературный проект – «Антология произведений лауреатов всероссийской премии имени В. М. Шукшина».

Финальным выступлением в программе «С высоты шукшинского Пикета» была песня автора-исполнителя Дмитрия Полторацкого «Преображение» (нашего земляка, живущего сейчас в Москве). Всё было торжественно и гармонично, и в хореографи-ческом плане, и в общем звучании – музыка и вокал. В минуты, когда она звучала, и состоялось возложение цветов к памятнику В. М. Шукшину. Вот текст этой песни. Хотя, конечно, песню надо слушать. И слышать.


По земному пути поколенья людейДруг за другом свой путь проходили.И на этом пути было много идей – Они людям в дороге светили. Среди этих идей неизменна одна,Словно солнце, горит век от века,Она свыше дана и вещает она:«Человек должен стать человеком!»Пой, человек, пой! Стань, человек, в строй!Твой, человек, бой Будет с самим собой!

Бой за память свою, бой за души детей,Бой священный с безбожием вечным,Чтобы разум пришёл на планету людей,Чтобы стал шар земной человечным,Чтобы в каждой душе расцветали сады,Была светлой земная дорога,Чтобы жил человек, раздавая плоды,В этом мире, дарованном Богом.Пой, человек, пой! Стань, человек, в строй!Твой, человек, бой Будет с самим собой!

…Шукшинские дни завершены? Нет. Завершён великолепно организованный и деятельно проведённый всероссийский фестиваль «Шукшинские дни на Алтае». А шукшинские дни у каждого из нас свои были и будут. И они неизбывны – в постижении через литературные и кинематографические произведения Василия Макаровича смысла и красоты жизни во всех её добрых проявлениях.


journal barnaul #3 2011

Documents