Annotation

Впервые на русском – новейший роман прославленного ДэвидаМитчелла, дважды финалиста Букеровской премии, автора такихинтеллектуальных бестселлеров, как «Сон № 9», «Облачный атлас»(недавно экранизированный Томом Тыквером и братьями Вачовски) имногих других. Стивен Кинг назвал «Голодный дом» «редкостной,великолепнойвещью»,аЭнтониДорр–«„Дракулой“новоготысячелетия».

Начало«Голодномудому»положилаистория,которуюМитчеллначалпубликовать в своем «Твиттере» в канун Хеллоуина; история,примыкающая к его прошлому роману «Костяные часы» («Простыесмертные»).Итак,добропожаловатьвпроулокСлейд.Егонетак-толегкоотыскать в лабиринте улочек лондонской окраины. Найдите в стенемаленькуючернуюжелезнуюдверь.Ниручки,низамочнойскважины;нодотроньтесь до двери – и она откроется. Вас встретит залитый солнцемстарый сад и внушительный особняк – слишком роскошный для этогорайона,слишкомбольшойдляэтогоквартала.Васпригласятзайти,ивынесможетеотказаться…

ДэвидМитчелл

ПриличныелюдиБезстрахаиупрекаХрю-хрюПроказникэдакийАстронавтыБлагодарностиПримечания

notesСноски

123456

78

Комментарии123456789101112131415161718192021222324252627282930313233343536

373839404142434445464748495051525354

ДэвидМитчеллГолодныйдом

DavidMitchellSLADEHOUSECopyright©2015byDavidMitchellAllrightsreservedThiseditionispublishedbyarrangementwithCurtisBrownUKandThe

VanLearAgency

©А.Питчер,перевод,примечания,2016©Изданиенарусскомязыке,оформление.ООО«ИздательскаяГруппа„Азбука-Аттикус“»,2016ИздательствоИностранка®

***

Трудно вообразить более жуткую историю осверхъестественном и более изощренного рассказчика.Редкостная,великолепнаявещь.

СтивенКинг

Цветывгоршкахзасохли,молокоскисло,детиодичали,нояничего не замечала, погрузившись в изощренную магиюповествования.Весьмаизобретательный,жуткийи,несмотрянасверхъестественность, очень человечный рассказ о доме спривидениями.Ябудуегочастоперечитывать.

ГиллианФлинн

Книгу я проглотил за вечер. Она тесно связана спредыдущими романами Дэвида Митчелла и, несмотря наскромныйразмер,написанасосвойственнымавторуразмахомиэнергией. Тщательно продуманный мир сверкает и искритсянеобузданной фантазией. Это «Дракула» нового тысячелетия,

сказкаоГензелеиГретельдлявзрослых,напоминаниеотом,чтолитература–вещьувлекательная.

ЭнтониДорр

Дэвид Митчелл не столько нарушает все правилаповествования, сколько доказывает, что они сковываютживостьписательскогоума.«Голодныйдом»–частьфрактальногоузора,начатого в предыдущем романе «Простые смертные»,ужасающий рассказ о доме с привидениями, основанный и натрадиционном фольклоре, и на квантовой механике,завораживающая история о неуемной жажде жизни и осамонадеянностибесконтрольнойвласти.

ДинКунц

Дэвиду Митчеллу подвластно все. Назвать егоувлекательнейший, завораживающий, временами ужасающийроман книгой о доме с привидениями – все равно что назватьповесть Генри Джеймса «Поворот винта» книгой о призраках.Незабываемый, замысловатый и яркий стиль Митчеллаочаровывает и пугает до дрожи. Книга захватывает так же, какхозяева Слейд-хауса не выпускают из дома ничего неподозревающихгостей.ДобропожаловатьвСлейд-хаус:входите,боятьсявамнечего.

АдамДжонсон

(лауреатПулицеровскойпремии)

«Голодныйдом»–обезумевшийсад,замысловатыйлабиринтзапутанных тропок, где все цветы ядовиты, а путь к спасениюпреграждаютшипыиколючки.ДэвидМитчеллдавноипоправусчитается одним из лучших – если не самым лучшимсовременным писателем, который способен держать читателя внапряжении каждой строчкой и каждым словом, что иподтверждаетсяегоновой,головокружительнойкнигой.Местамиона читается, как если бы Уэс Крэйвен попросил Умберто Эконаписатьновыйсценарийпомотивам«КошмаранаулицеВязов»,но даже это сравнение не отражает внутренней напряженности

повествования.ФреддиКрюгерневыдержалбывСлейд-хаусеипяти минут и с криком бросился бы наутек. Я читал книгу сужасом и восторгом, лихорадочно листая страницы и с трудомсдерживаяневольнуюдрожь.

ДжоХилл

Живое, красочное и до жути пугающее повествованиезавораживает настолько, что рискуешь пропустить своюостановкувметро.Явотпропустил.

ДэниелХэндлер

(онжеЛемониСникет)

Как перевозбужденный Стивен Кинг… маниакальноизобретательный… Новый роман, созданный неуемнымвоображением Митчелла, одновременно скрывает в себеотголоски его предыдущих произведений и намеки на будущиешедевры.

Guardian

Околдовывает и пугает… истинное мастерство рассказчиказаключается в том, что Митчелл пробуждает в читателенеподдельныйинтересксудьбекаждогоизгероев.

ScotlandonSunday

Полный глубоких мыслей, искрящийся мрачной энергиейроман…невообразимоизобретательныйизахватывающий…

FinancialTimes

Утонченный, элегантно рассказанный ужастик… Митчеллмастерски и с тонким юмором объединяет традиционныекомпонентыстрашныхисторий–старыйособняк,темныеаллеи,пропавшиелюди–сглубокореалистичнымиописаниямижизнигероев.Смешно,страшноиправдиво.

TheTimes

Увлекательнаяжуткаяистория,которуюинтересночитатьирадисюжета,ипростодляудовольствия,сзамирающимсердцем.Хочетсяпобыстреедобратьсядоследующейглавы,чтобыузнать,чтопроисходит.

SundayTimes

Написанопо-настоящемуздоровоипо-настоящемустрашно.

DailyMail

Митчелл умело сплавляет элементы несопоставимыхпараллельных реальностей в головокружительную историю,подчиняющуюсясвоимнепостижимымзаконам.

Metro

Самая увлекательная книга Митчелла, написаннаянеподражаемымстилем.

LiteraryReview

На этот раз Дэвид Митчелл обратил свой незаурядныйталант рассказчика к описанию соблазнов бессмертия – и егорискованных последствий. Источником его воображения служатзнакомые сцены повседневной жизни, воссозданные снеобычайной точностью и мастерством. Бессмертие – непривилегия,апроклятие,утверждаетон,призываялюбитьвремя,обрекающее нас на смерть. Жуткое, головокружительное ибезмерноувлекательноеповествование–ещеоднажемчужинавтворчествевеликолепногописателя.

Independent

Захватывающая, невероятная книга. Дэвид Митчелл –настоящийволшебник.

TheWashingtonPost

Увлекательно и пугающе… Дэвида Митчелла стоит читатьради замысловатой интеллектуальной игры, ради тщательновыписанныхгероевирадивеликолепногостиля.

ChicagoTribune

Захватывающаяистория…КакдомнахолмевкнигеШирлиДжексон или отель «Оверлук» в «Сиянии» Стивена Кинга,Слейд-хаус – уголок ада, созданныйдля того, чтобы заманиватьнеосторожных путников… Вселенная Митчелла растет иширится, и этот небольшой, но впечатляющий роман содержитзагадочныенамекинабудущее.

SanFranciscoChronicle

Новое изощренное творение Дэвида Митчелла – рассказ одомеспривидениями,напоминающийроманыДиккенса,СтивенаКинга, Дж. К. Роулинг и Лавкрафта, но обладающий кудабольшимпсиховольтажом.

PittsburghPost-Gazette

Увлекательная, тщательно выписанная история, полнаятеплотыичеловечности…великолепнаясказкадлявзрослых.

TheHuffingtonPost

Прелесть «Голодного дома» заключается в нескончаемыхоткрытиях на каждой странице. Раз за разом гости совершаютодни и те же ошибки, – разумеется, читатель их не допустит,читатель умнее и проницательнее, его не обманешь дешевымитрюками ужастиков – всеми этими ожившими портретами,унылыми призраками и лестницами, ведущими в никуда.Читатель найдет потайную дверцу, ускользнет… и попадет вочереднуюловушку.

NPR

Чертовски увлекательно… страшно, жутко и весело… Длятого чтобы оценить этот роман, необязательно читать

предыдущие. Читателя ожидает восхитительная, захватывающаяистория, полная интеллектуальной игры, внезапных поворотовсюжетаидажекомическихэпизодов.

TheDailyBeast

Умная, увлекательная и жуткая история. Тем, кто еще незнаком с творчеством Митчелла, возможно, следует начатьименносэтойкниги.

MilwaukeeJournalSentinel

Митчелл – один из лучших писателей современности.«Голодный дом» станет неотвязно преследовать вас днями – иночами.

SanAntonioExpress-News

Великолепная история о доме с привидениями…неожиданно,свежоижутко…Книгачитаетсязалпом–тольконезабудьтевключитьсветпоярче.

BookPage

Еще один триумф неподражаемого воображения ДэвидаМитчелла.

TheDailyTelegraph

Захватывающая история в стиле викторианского романаужасов, ей по праву гордился бы Эдгар Аллан По…Паранормально-мистическое фэнтези с элементами хоррора – иоченьувлекательное.

Esquire

Вызываетневероятноевосхищение.

Tatler

Сложный, замысловатый роман, которым наверняканасладятся многочисленные поклонники Митчелла. «Голодныйдом» неопровержимо доказывает, что Дэвид Митчелл –единственныйвсвоемроде.

ShelfAwareness

Превосходно…Пожалуй,самаядоступнаякнигаМитчелла–историяодомеспривидениями,подобнаяклассическимроманам«Поворот винта» и «Призрак дома на холме», – навернякапридется по душе поклонникам Одри Ниффенеггер, КаренРасселлиСтивенаМиллхаузера.ВеликолепнаякнигадлячтениявХеллоуин.

Booklist

Приличныелюди1979

Мамины слова тонут в копотном рыке отъезжающего автобуса. Заавтобусом оказывается паб «Лиса и гончие». На вывеске паба три бигляокружили лису, вот-вот набросятся и разорвут в клочья. Под вывескойтабличка: ВЕСТВУД-РОУД. Лорды и леди живут в роскоши, поэтому яожидал увидеть особняки с бассейнами и «ламборгини» у обочины, ноВествуд-роудвыглядитвполнеобычнойулицей.Обычныекирпичныедома,сдвоенныеилиотдельностоящие,собычнымипалисадникамииобычнымимашинами. Волглое небо цвета застиранных носовых платков. Мимопролетаютсемьсоро́к.Семь–хорошеечисло.Маминолицосовсемрядом,тольконепонятно,сердитоеоноиливзволнованное.

–Нэйтан!Слышишь?Мама сегодня губы накрасила. Помада цвета «утренняя сирень»

пахнетклеем«Притт».Маминолицонеотодвигается,поэтомуяспрашиваю:–Что?–Проститеилиизвините,анечто.–Ладно,–говорюя,чтообычносрабатывает.Нонесегодня.–Тыслышал,чтоясказала?–«Проститеилиизвините,анечто».–Чтоясказалапередэтим?ЕслиуледиГрэйертебяспросят,какмы

приехали,отвечай,чтонатакси.–Лгатьнехорошо.– Лгать нехорошо, – говорит мама, вытаскивая из сумки конверт, на

котором записан адрес. – А производить приличное впечатлениенеобходимо.Еслибытвойотецплатилкакположено,томыдействительноприехали бы на такси. Так… – Мама прищуривается, разбираясобственный почерк. – Проулок Слейд примерно в середине Вествуд-роуд…–Онаглядитначасы.–Бездесятитри,анасждутктрем.Давай-кабыстрее,некопайсяинеротозейничай.

Мамашагаетвперед.Идузаней,ненаступаянатрещинывасфальте{1}.Иногдаприходится

угадывать, где они, потому что тротуар покрыт кашицей палой листвы.

Уступаю дорогу бегуну с огромными кулаками, одетому в черно-оранжевый тренировочный костюм. У футбольной команды«Вулверхэмптон уондерерс» форма черно-оранжевая. С веток рябинысвисаюткистиблестящихягод.Хочетсяихпересчитать,ностукмаминыхкаблуков – цок-цок, цок-цок! – зовет за собой. Туфли она купила нараспродажевунивермаге«ДжонЛьюис»,напоследниеденьги,оставшиесяотгонорараКоролевскогомузыкальногоколледжа,хотя«Бритиштелеком»прислалпоследнееуведомлениеонеоплаченномтелефонномсчете.Маманадела темно-синий концертный костюм и заколола волосы серебрянойшпилькой с наконечником в форме лисьей головы. Шпильку привез изГонконгамаминотецпослеВтороймировойвойны.Когдакмамеприходитученик,я,чтобыимнемешать,сажуськмаминомутуалетномустоликуивытаскиваю ли́са из шкатулки. У него нефритовые глаза. Иногда онулыбается, а иногда нет. Я сегодня не в лучшейформе, но скоро валиумподействует. Валиум – отличная вещь. Я две таблетки принял. Наследующейнеделеобойдусьменьшимчислом,атомамазаметит,чтоонислишкомбыстрокончаются.Твидовыйпиджакколется.Мамакупилаегов«Оксфаме»{2},специальнодлясегодняшнеговизита.Галстук-бабочкатожеиз «Оксфама». По понедельникам мама туда ходит помогать, отбираетлучшееизтого,чтовсубботуприносят.ЕслиГэсИнгремиликто-тоизегоприятелей увидит меня в этом наряде, то мне в школьный шкафчикобязательно какашек подкинут. Мама говорит, что я должен научитьсяВписываться В Коллектив, но уроков вписывания никто не дает, даже вмуниципальной библиотеке таких объявлений нет. Зато есть клублюбителей «Подземелий и драконов». Я хочу записаться, но мама непозволяет, говорит, что «Подземелья и драконы» заигрывают с темнымисилами. В одном окне по телевизору показывают скачки – по первомуканалу Би-би-си идет «Грандстэнд». Следующие три окна закрытытюлевыми занавесками, сквозьних виден телевизор– рестлингна каналеАй-ти-ви.ГигантХэйстекс{3}, волосатый плохиш, против лысого добрякаБиг-Дэдди.ЕщечерезвосемьдомовнавторомканалеБи-би-сипоказывают«Годзиллу».Годзилланатыкаетсянаопорулинииэлектропередачиивалитееназемлю.Японскийпожарныйсмокрымотпоталицомчто-токричитврацию. Годзилла хватает поезд, хотя так не бывает, потому что уземноводныхнетбольшихпальцев.Наверное,большойпалецГодзиллы–будто так называемый большой палец у панды, то есть не палец, авидоизмененныйкоготь.Можетбыть…

– Нэйтан! – Мама хватает меня за руку. – Что я говорила про

ротозейство?Язадумываюсь,вспоминаю:–«Живее.Некопайсяинеротозейничай».–Атычемзанимаешься?–РазмышляюобольшихпальцахГодзиллы.Мамазакрываетглаза.–ЛедиГрэйерпригласиламеня–нас–намузыкальнуювечеринку.На

суаре для ценителей музыки. Там будут важные особы из Совета поискусствам,те,ктораспределяетгрантыиорганизуетконцерты…

Мамины веки покрыты сеткой крошечных красных прожилок,похожихнафотографиирек,сделанныесбольшойвысоты.

–Ябысудовольствиемоставилатебядома,игралбывсвоюбурскуюбитву, но леди Грэйер очень настаивала, так что…Веди себя нормально.Сможешь? Я тебя очень прошу. Представь самого нормальногоодноклассникаиизобразинормальноеповедение.

НормальноеПоведениепохоженаВписываниеВКоллектив.–Япостараюсь.Тольконебурскаябитва,аБурскаявойна.Твоекольцо

мневрукувпивается.Мамаразжимаетпальцы.Такгораздолучше.Янепонимаю,чтоименновыражаетеелицо.

Проулок Слейд очень узкий. Это проход между двумя домами,который шагов через тридцать оканчивается поворотом влево. В такомместевпорубродягамвкартоннойкоробкеночевать,анелордамжить.

– Наверное, парадный вход с противоположной стороны, – говоритмама.–Слейд-хаус–городскойособнякГрэйеров,аихпоместьенаходитсявКембриджшире.

Если бы каждый раз, когда мама произносит эти слова, мне давалипятьдесятпенсов, тоуменяуженабралосьбытрисполовинойфунта.Впроулкехолодноипромозгло, каквпещереБелыйШрамвЙоркширскихдолинах.Мысотцомтудаездили,когдамнебылодесятьлет.Напервомжеуглувпроулкележитдохлаякошка.Серая,какпыльнаЛуне.Яточнознаю,чтокошкадохлая,потомучтоонаваляется,какоброненныймешок,аглазаоблепилиздоровенныемухи.Отчегоонасдохла?Нипулевыхотверстий,ниран от клыков или когтей, только голова неловко свешивается набок.Наверное, какой-то котоманьяк ей шею свернул. Для меня она сразупревращаетсяводноизпятипрекраснейшихзрелищнасвете.Можетбыть,вПапуа –НовойГвинее есть племя, которое считаетмузыкойжужжаниемух.Ябытудавписался.

–Нэйтан,неотставай!–Мамадергаетменязарукав.–Аеепохоронят?Какбабушку?–Нет.Кошки–нелюди.Пойдем.–Такведьхозяинанадопредупредить,чтокошкадомойневернется.–Какимобразом?ПодобратьдохлуюкошкуиноситьпоВествуд-роуд?

Спрашиватьвкаждомдоме,ктохозяин?Иногдамамеприходятвголовудельныемысли.–Ну,придетсявремяпотратить,но…–Нэйтан,прекрати!НасждутуледиГрэйер.–Новедьвороныейглазавыклюют.Надопохоронить.–Здесьнетнисада,нилопаты.–АуледиГрэйернайдетсяисад,илопата.Мамасновазакрываетглаза.Наверное,унееголоваразболелась.–Все,этотразговорокончен.Онатащитменязасобой,ксерединепроулкаСлейд.Впроулкевсего

пять домов, но кирпичные ограды с обеих сторон такие высокие, что заниминичегоневидно,тольконебо.

– Смотри не пропусти маленькую чернуюжелезную дверь с правойстороны,–говоритмама.

Мы доходим до следующего угла – ровно девяносто шесть шагов,трещинывасфальтезарослиодуванчикамиичертополохом,нодверинет.Мысворачиваемнаправо,проходимещедвадцатьшаговиоказываемсянаулице, параллельной Вествуд-роуд. На табличке надпись: КРЭНБЕРИ-АВЕНЮ. Напротив стоит машина Ассоциации скорой помощи СвятогоИоанна. На замызганной панели над задним колесом кто-то написал:ВЫМОЙМЕНЯ. Водитель со сломанным носом разговаривает по рации.Мимонаснаскутерепроезжаетмод,какв«Квадрофении»{4},безшлема.

–Ездитьбезшлемазапрещено,–говорюя.–Странновсеэто,–говоритмама,глядянаконверт.–Авотсикхавтюрбанеполицейские…–«Маленькаячернаяжелезнаядверь»…Какмыеепропустили?Я знаю. На меня валиум действует, как волшебное зелье на

Астерикса{5}, а вот мама от него соловеет. Вчера она меня Фрэнкомназвала, как папу, и не заметила. Рецепты на валиум выписывают двадоктора,потомучтотаблетокпоодномурецептунехватает,но…

…рядомлаетсобака.Явскрикиваю,встрахеотшатываюсьиписаювштаны – совсем чуть-чуть. Нет, все в порядке, там забор, а собака –крошечнаятявка,анебульмастиф,иужточнонетотсамыйбульмастиф,а

описался я всего капельку. Сердце стучит как сумасшедшее, меня мутит.Мама вышла на Крэнбери-авеню, ищет ворота и особняк за воротами,тявканьядаженеуслышала.Мимопроходитлысыйтипвкомбинезоне–вруках ведро, на плече стремянка, – насвистывает «Я научу всех в мирепеть»{6}.

– Простите, вы не знаете, где здесь Слейд-хаус? – спрашивает егомама.

Свистпрекращается.Лысыйтипостанавливается:–Гдездесьчто?–Слейд-хаус.РезиденцияледиНорыГрэйер.–Понятиянеимею.Ноколивыеенайдете,передайтеэтойсамойледи,

что если ей угодно когопопроще, то ямастер дамублажать.Классныйутебя галстучек, сынок, – говорит он мне, сворачивает в проулокСлейд ипродолжаетнасвистыватьстогосамогоместа,накоторомпрервался.

Мамаглядитемувспину,бормочет:–Вотужспасибо,помощничекхренов.–«Хренов»–нехорошееслово.–Нэйтан,не…Ох,неначинай.По-моему,лицоумамысердитое.–Хорошо.Песикбольшенетявкает,лижетпипиську.–Вернемся,–решаетмама.–Можетбыть,ледиГрэйеримелаввиду

соседнийпереулок.ОнаидеткпроулкуСлейд,язаней.Мыподходимксерединепроулка

какраз тогда,когдатипсостремянкойнаплечесворачивает заугол, там,гдележитдохлаялунно-сераякошка.

–Еслиздеськогоубьют,тониктоинеувидит,–говорюя.Маманеобращаетнаменявнимания.Может,моезамечаниенесовсем

нормальное.Насерединепроулкамамаостанавливается:–Ох,нунадоже!В кирпичной стене виднеется черная железная дверь. И правда

маленькая.Вомнечетырефутаодиннадцатьдюймовросту,адверьвровеньсмоимиглазами.Толстякувнеенепротиснуться.Надверинетниручки,низамочнойскважины,нищелейвдверномкосяке.Оначерная-черная,какпустота,какпровалымеждузвездами.

–Икакмыеепропустили?–говоритмама.–Тожемне,бойскаут.–Ябольшенебойскаут,–напоминаюя.Мистер Муди, глава скаутского отряда, велел мне валить куда

подальше,яисвалил.АпотомбригадаспасателейСноудонии{7}менядвадня искала. В новостях показывали, и все такое. Все почему-то оченьрассердились,нояведьпростоделалчтосказано.

Маматолкаетдверь–неоткрывается.–Икакэтупроклятуюдверьоткрыть?Может,постучать?Дверьпритягиваетмоюладонь.Поверхностьтеплая.Дверьраспахиваетсявнутрь,петливизжат,кактормоза…

…ипереднамисад–жужжащийлетнийсад.Тамрастутрозы,зубатыеподсолнухи, россыпи маков, кустики наперстянки и еще какие-то цветы,названий которых я не знаю. Там есть каменная горка и пруд, повсюдуснуютпчелыипорхаютбабочки.Потрясающе.

–Великолепно!–говоритмама.Слейд-хаусстоитнавершинехолма–старый,приземистый,суровый,

серый и наполовину облепленный огневым плющом, совершеннонепохожий на дома вдоль Вествуд-роуд и Крэнбери-авеню. Если бы онпринадлежалНациональномуобществуохраныисторическихпамятников,тоегопосещениестоилобыдвафунта,адетямдошестнадцати–семьдесятпятьпенсов.Мысмамойпроходимвчернуюжелезнуюдверь,еезакрываетветер,будтодворецкий-невидимка,порывыподталкиваютнасвсад,вдольстены.

–УГрэйеровнавернякасадовникесть,–говоритмама.–Инеодин.Валиум наконец-то подействовал. Красные тона становятся глубже,

синие – яснее, зеленые – влажнее, а белые делаются прозрачными, какпапироснаябумага.Яхочуспроситьмаму,кактакойогромныйдомисадумещаютсявпространствомеждупроулкомСлейдиКрэнбери-авеню,новопрос проваливается в глубокий бездонный колодец, и я забываю, чтозабыл.

–Вы,должнобыть,миссисБишопссыном,–произноситневидимыймальчик.

Мамаотшатывается,совсемкакяоттявки,амоеизумлениесмягчаетвалиум.

–Ятут,наверху,–слышитсяголос.Мысмамойглядимвверх.Настене,футахвпятнадцатиотнас,сидит

мальчик, мой ровесник. У него волнистые темные волосы, пухлые губы,молочно-белая кожа, джинсы, кеды на босу ногу и белая футболка.Никакого твида и галстуков-бабочек. Мама не говорила, что намузыкальноесуарепригласилимоихсверстников.Значит,сейчасначнутся

выяснения,ктосамыйклевый,самыйкрутой,самыйумный…Нормальныммальчишкам это всегда почему-то важно, а такие, как Гэс Ингрем, из-заэтогодажедерутся.

–Здравствуй,–говоритмама.–Да,я–миссисБишоп,аэтоНэйтан.Послушай,можетбыть,тыспустишься?Стенаужоченьвысокая.

–Приятнопознакомиться,Нэйтан,–говоритмальчик.–Почему?–спрашиваюяподошвыкедов.Мамашипитчто-топроманеры,амальчикотвечает:–Потомучто.Кстати,менязовутИона.Мнепоручиливасвстретить.ЯнезнаюниодногоИоны.Бордовоеимя.–Иона,тысынледиНоры?–спрашиваетмама.Иона,поразмыслив,отвечает:–Вобщем-то,да.–Тоесть…–говоритмама.–Ахда,понятно.А…–О,Рита,вынаснашли!Из решетчатой штуковины, похожей на туннель, увитый лозой с

висячими гроздьями белых и лиловых цветов, выходит женщина. Онамаминаровесница,ностройная,неизможденная,одетаявнарядподстатьеесаду.

– Мы вчера с вами поговорили, я трубку положила и только тогдасообразила, что со стороны проулка Слейд нас отыскать сложно будет…Надо было, конечно, к парадному подъезду вас отправить, но мне оченьхотелось,чтобывыСлейд-хаусизсадаувидели,вовсемеговеликолепии.

– Добрый день, леди Грэйер, – отвечает мама, подражая знатнымдамам.–Чтовы,мы…

–Прошувас,Рита,зовитеменяНорой–всеэтититулытакуюскукунавевают. Я вижу, вы уже познакомились с Ионой, нашим местнымчеловеком-пауком.

УледиГрэйерчерные,какуИоны,волосыирентгеновскийвзгляд.Яотвожуглаза.

–А этотюноша, должно быть,Нэйтан, – говорит она, пожимаямнеруку(пальцыпухлые,носильные).–Твоямамамнеотеберассказывала.

–Приятнопознакомиться,Нора,–отвечаюя,каквзрослыйвфильме.– Нэйтан! – чересчур громко восклицает мама. – Леди Грэйер тебе

поканепредлагаланазыватьеепоимени.–Ничегострашного,–говоритНораГрэйер.–Пустьназывает.Яркийденьплыветпередглазами.–Вашеплатьеоченьподходитксаду,–говорюя.– Какой тонкий комплимент, – говорит леди Грэйер. – Спасибо. Ты

тожепрекрасновыглядишь.Галстук-бабочка–изящныйаксессуар.Явысвобождаюруку.–Нора,аувасбылалунно-сераякошка?–Былалиуменякошка?Когда?Недавноиливдетстве?–Сегодня.Она там, в проулке, – показываюя. –У самого угла.Она

сдохла.–Нэйтанусвойственнанепосредственность,–говоритмамастранным,

напряженнымголосом.–Нора,еслиэтоивправдувашакошка,позвольте…– Не волнуйтесь, в Слейд-хаусе кошек уже много лет не держат. Я

позвонюнашемудворнику,попрошу,чтобыбедноеживотноепохорониличесть по чести. Очень любезно с твоей стороны, Нэйтан. Доброту тынавернякаотматериунаследовал.Надеюсь,имузыкальныйталанттоже.

–Нэйтаннедостаточнозанимается,–говоритмама.–Почасувдень,–говорюя.–Лучшебыподва,–резкоотвечаетмама.–Аещедомашнююработуделать,–напоминаюя.– Ну, как известно, одаренность – девять частей потения, – говорит

Ионауменязаспиной.Мамаахаетотнеожиданности,аясдолжнымуважениемспрашиваю:–Кактебеудалосьтакбыстроспуститься?Онпостукиваетсебяповиску:–Телепортационныйконтуримплантированпрямовмозг.Разумеется, я знаю, что он просто спрыгнул, но ответмне нравится.

Ионавышеменя,ивсемоировесникименявыше.НапрошлойнеделеГэсИнгрем заявил, что теперь будет звать меня Гадский Гном, а неПиндюкЖирноморд.

–Неисправимыйфантазер,–вздыхаетНораГрэйер.–Рита,надеюсь,вы не обидитесь. Я рассказала Иегуди Менухину о вашем исполненииДебюсси,итеперьонжаждетсвамипознакомиться.

Лицоумамыпринимаетошарашенноевыражение,какугероякомикса«Мелочьпузатая».

–ИегудиМенухинувасвгостях?Сейчас?!ЛедиГрэйерравнодушнокивает:– Да, он вчера концерт давал в Ройял-фестивал-холле, а потом

попросилуменяприютавСлейд-хаусе.Таквынаменянеобижаетесь?– Я? Обижаюсь? Из-за того, что вы хотите представить меня сэру

Иегуди?Просто…простоневерится,чтоянесплю.– Брависсимо! – Леди Грэйер берет маму под руку и ведет к

особняку. – Не смущайтесь, Иегуди совсем не страшный, он мягкий и

пушистый, как плюшевый медвежонок. А вы, мальчики, – оборачиваетсяона к нам с Ионой, – поиграйте пока на солнышке, нагуляйте аппетит.МиссисПоланскиэклеровкчаюнапекла.

– Нэйтан, съешь сливу. – Иона протягивает мне плод, садится наземлюподдеревом.

Яусаживаюськсоседнемудереву.–Спасибо.–Утеплоймякотичерносливавкусавгустовскогоутра.–А

правда,чтоИегудиМенухинувасвгостях?Ионаокидываетменястраннымвзглядом:–Думаешь,Нораврет?Яинеподозревал, чтомамуможноназыватьпоимени.Папа сказал

бы,чтоэтоновомодноевеяние.–Янеговорил,чтоонаврет.ПростоМенухин–всемирнознаменитый

скрипач.Ионавыплевываетсливовуюкосточкувзарослиперсидскихромашек.–Даже у всемирно знаменитых скрипачей есть друзья. Тебе сколько

лет,Нэйтан?Тринадцать?–Точно.–Явыплевываюкосточкудальше,чемИона.–Атебе?–Тожетринадцать,–отвечаетон.–Мойденьрождениявоктябре.–Амой–вфеврале.–Ястарше,хотьименьшеростом.–Атывкакой

школеучишься?– Я со школой не в ладах, – говорит Иона. – Если так можно

выразиться.Яничегонепонимаю.–Нодетидолжныходитьвшколу.Такпозаконуположено.–Сзакономятоженевладах.Хочешьещесливу?–Спасибо.Акакжешкольныеинспекторы?Выражение лица Ионы, наверное, называется озадаченным. Миссис

Марконинедавнообъясняламне,чтотакое«озадаченный».–Какиеинспекторы?Непонятно,почемуонэтогонезнает.–Тыменянадуваешь,да?– Зачем мне тебя надувать, – говорит Иона. – Ты же не воздушный

шарик.По-моему,этоостроумно,ноеслибыятакоеГэсуИнгремузаявил,он

быменянарегбийныхворотахраспял.–Нет,правда,менядомаучат.–Ухты,здóрово!Актотебяучит?Мама?

–Нашмэтр,–отвечаетИонаисмотритнаменя.У него болючий взгляд, и я отвожу глаза. Мэтр – в приличном

обществетакназываютучителя.–Аонхороший?Ионабезхвастовстваотвечает:–Чистыйгений.– Ого. Мне прямо завидно, – признаюсь я. – Я школу ненавижу.

Ненавижу.–Да, еслине вписаться в систему,жизньпревращается в ад.А твой

отецтожепианист,какмама?Ясодинаковойсилойненавижушколуилюблюговоритьопапе.–Нет, он вСолсбериживет. Только не вУилтшире, а в Родезии.Он

оттуда родом, из Родезии. Теперь в родезийской армии бойцов обучает.Мальчишки часто про своих родителей байки рассказывают, а я говорючистуюправду:мой папа – снайпер. За стометровможет человеку пулюмеждуглазвсадить.Онмнеоднаждыпоказывал.

–Онпритебекому-топулюмеждуглазвсадил?– Не кому-то, а манекену. На стрельбище в Олдершоте. У манекена

былрадужныйпарикиусикикакуАдольфаГитлера.В сливовыхдеревьях воркуютдикиеилидомашние голуби, по звуку

неопределишь.Ивообщенеясно,этоодинвидптицилинет.–Трудно,наверное,когдаотцарядомнет,–говоритИона.Япожимаюплечами.Мамавелелапроразводнеговорить.–АтывАфрикебыл?–спрашиваетИона.– Нет. Папа обещал, что на следующее Рождество я смогу к нему

приехать. Я в прошлое Рождество собирался, но папе пришлось срочнообучатьсолдат.Когдаунасзима,тамлето.–ЯхочурассказатьИоне,чтомыспапойдолжныпоехатьнасафари,новспоминаюобъяснениемиссисМаркони:беседа–какпинг-понг,говоритьнадопоочереди.–Атвойотецгдеработает?

ВотсейчасИонаскажет,чтоотецунегоадмирал,илисудья,илиещекто-нибудьважный,нонет.

–Отецумер.Егозастрелили.Несчастныйслучайнаохоте.Этооченьдавнобыло.

«Врядлиоченьдавно»,–думаюя,авслухговорю:–Ага.Высокие стебли наперстянки с пурпурными соцветиями колышутся,

будтовнихкто-топрячется…

…нотамникогонет.–Нэйтан,расскажиосвоихкошмарах,–проситИона.Мы сидим у пруда на теплых плитах дорожки. Пруд – длинный

прямоугольник,скувшинкамиибронзовойстатуейНептуна,сине-зеленойот времени. Пруд больше нашего сада – на самом деле у нас не сад, авытоптанный двор с сушилкой для белья и мусорными баками. Папинопоместье в Родезии спускается к реке, где живут бегемоты. МиссисМарконивсегданапоминаетмне:«Сосредоточьсянапредметеразговора».

–Откудатызнаешьпрокошмары?–Утебявидтакой…затравленный,–отвечаетИона.Яшвыряю камешек высоко над водой. Он летит по математической

дуге.–Акошмарыутебяиз-зашрамов?Рукамашинальнотянетсякволосам,прикрываетбело-розовыеполосы

за правым ухом, там, где они больше всего заметны. Камешек с булькомуходит под воду, но брызг не видно. Не буду думать о том, как на меняпрыгнул мастиф, как клыки содрали кожу со щеки, будто с жаренойкурицы, как он таращил глаза и тряс меня, словно куклу, вцепившисьзубамимневчелюсть;небудудуматьонеделяхвбольнице,обуколах,олекарствах,обоперациях,овыраженияхлицокружающих;небудудумать,чтомастифподжидаетменявсякийраз,когдаязасыпаю.

Накамышинкупередсамымносомсадитсястрекоза.Крылышкиунеецеллофановые.

–Крылышкиунеецеллофановые,–говоритИона.–Ятолькочтотожесамоеподумал,–говорюя.–Чтотыподумал?–спрашиваетИона.Наверное, мне показалось, что он это сказал. От валиума речь

стирается,пузыримыслейлопаются.Ядавноэтозаметил.Вособнякемамаиграетарпеджио,разминается.Стрекозаулетела.–Аутебякошмарыбывают?–спрашиваюя.–Бывают,–говоритИона.–Прото,чтоедакончится.–Ложисьспатьспачкойпеченья,–советуюя.У Ионы зубы прекрасные, ни одной пломбы, как у улыбчивого

мальчишкиврекламезубнойпасты«Колгейт».–Яодругойеде,Нэйтан.–Окакойдругойеде?–спрашиваюя.Морзянкажаворонкаслетаетсдальних-дальних-дальнихзвезд.– О той, которую чем больше ешь, тем больше хочется, – отвечает

Иона.Кустысмазанноколышутся,будтоихзаштриховывают.–Понятно,почемутывнормальнуюшколунеходишь,–говорюя.Ионанакручиваеттравинкунабольшойпалец…

…ирезкообрываетее.Прудисчез,теперьмысидимподдеревом,такчто этодругая травинка, другойобрывок.Валиумбьетсяиподрагивает вкончиках пальцев, а солнечный свет – арфист. Листья на подстриженномгазонепохожинакрошечныевеера.

–Этодеревогинкго,–говоритИона.–ЕгополвеканазадтогдашниехозяеваСлейд-хаусапосадили.

Явыкладываюизлистьевгинкгоочертанияафриканскогоконтинента;отКаирадоЙоханнесбурга–фут.Ионалежитнаспине,толиспит,толипросто глаза закрыл. Он ни разу не спросил меня про футбол, не назвалменягеем,потомучтомненравитсяклассическаямузыка.Можетбыть,вседрузья себя так ведут.Наверное, прошло какое-то время, потому чтомояАфрика закончена. Я не знаю, который час, потому что в прошлоевоскресенье разобрал наручные часы, чтобы их улучшить, а когда сталсобирать заново, тонесмог–почтикакШалтая-Болтая,–какие-точастипотерялись.Мамаувидела разобранныечасы, расплакаласьи заперлась усебя в спальне, так что ужинать опятьпришлось кукурузнымихлопьями.Не знаю, почему она так расстроилась. Часы были старые-престарые, ихсделали задолго до моего рождения. Я снимаю листья с того места, гденаходитсяозероВиктория,выкладываюизнихМадагаскар.

–Ухты!–говоритИона,подперевголовурукой.Янезнаю,надолиблагодаритьтого,ктоговорит«ухты!»,и,чтобыне

попастьвпросак,спрашиваю:–А тебе не кажется иногда, что ты – совсем другой вид людей, что

тебя из особой ДНК в лаборатории слепили, как в «Острове доктораМоро», а потом выпустили, чтобы проверить, получится у тебяпритворитьсянормальным,каквсеостальные,илинет?

Изособнякадоносятсянегромкиеаплодисменты.–Мыссестройитакдругойвид,–говоритИона.–Нопроверятьэто

незачем. Нас всегда принимают за нормальных людей, мы притворяемсякемвздумается.Хочешьпоигратьв«лисуигончих»?

–Амыпрошлимимопабаподназванием«Лисаигончие».–Онтамстридцатыхгодовсуществует.Ипахнетсоответственно.Мы

ссестройигрувегочестьназвали.Давайпоиграем?Этокакдогонялки.–Яинезнал,чтоутебясестраесть.

–Неволнуйся,тыснейещевстретишься.Таквот,«лисаигончие»–догонялки. Начинаем с противоположных концов дома, выкрикиваем:«Лиса и гончие, раз-два-три!» – и на счет «три» бежим против часовойстрелки, пока один другого не поймает. Тот, кто поймает, – гончая, а тот,когопоймают,–лиса.Ничегосложного.Ну,побежали?

Еслиотказаться,Ионаназоветменяслабакомилидебилом.– Ладно. Только правильнее называть игру «лиса и гончая», ведь

гончаябудеттолькоодна.Лицо Ионы поочередно принимает два или три выражения, которые

мнесовершеннонепонятны.–Чтож,Нэйтан,назовемигру«лисаигончая».

Слейд-хаус высится мрачной громадой. Багряный плющ багрянееобычного. Окна первого этажа высоко над землей, из сада в них незаглянешь.Внихотражаютсяоблакаинебо.

–Тыоставайсяздесь,–говоритИонаупереднегоправогоугла,–аясзадидомобойду.Акакначнем,бегипротивчасовойстрелки,вонтуда.

Ионатрусцойпускаетсявдольизгородиостролистаубоковойстены.Яжду,покаондоберетсядоугла,и замечаю,чтовближайшемокнекто-тодвижется. Я подхожу поближе, всматриваюсь. Какая-то женщина.Наверное, еще одна гостья суаре ледиНорыГрэйер или служанка.Унееприческа высоким валиком, как у певиц на старых папиных пластинках;она морщит лоб, медленно открывает и закрывает рот, как аквариумнаярыбка, – похоже, раз за разомповторяет какое-то слово.Яне слышу, чтоонаговорит,потомучтоокнозакрыто.

–Яваснеслышу,–говорюяиделаюшагкокну.Она исчезает. В стеклах отражается небо. Я снова отступаю, и она

появляется – как картинка на коробке хлопьев для завтрака: наклонишькоробку, и кажется, что изображение движется. Женщина с валикомговорит то ли «са-а-ад», то ли «а-а-ад», то ли просто «а-а-а-а-а». Пока япытаюсь сообразить, что именно, Иона кричит с дальнего концаостролистовойизгороди:

–Нэйтан,тыготов?– Готов! – отвечаю я, снова оборачиваюсь к окну, но женщина уже

исчезла:вернутьеенеполучается,скольконивертиголовой.Язанимаюместонауглу.–Лисаигончая!–выкрикиваетИона,иятоже.–Раз-два…

–…три!–кричуяибегувдольостролистовойизгороди.

«Шлеп-шлеп-шлеп!» – шлепают подошвы моих ботинок, им вторитэхо «хлоп-хлоп-хлоп». Иона выше меня; наверное, он меня на сотнюметровобогнал,новсеравноямогустатьгончей,анелисой,потомучтона длинных дистанциях важна выносливость. Я выбегаю на боковуютропинку, но вместо Крэнбери-авеню вижу только длинную кирпичнуюстену,ивысокиеели,иузкуюполоскугазона,котораясмутнопроноситсямимо.Топочупотропе,огибаюводосточнуютрубу,пробегаюещепооднойзябкой тропке, рассеченной лучами света, что проникают сквозь щеливысокого забора, увитого колючими плетьми ежевики, снова оказываюсьперед парадным крыльцом, врезаюсь в куст с него срываются бабочкикружат оранжевыми черными красными белымбураном одна попадаетмне в рот и я ее выплевываю и перепрыгиваю через каменную горкуспотыкаюсьнонепадаю.Пробегаюмимоступенекведущихкпарадномувходу мимо окна с исчезнувшей женщиной сворачиваю за угол и сноватопочупогулкойтропкевдольостролистовойизгородивбокуколетноянеобращаювнимания, а остролистцарапаетмнерукубудтоподталкивает, амнеинтересно,ктокогодогоняет–яИонуилиИонаменя–нодуматьобэтомнекогдапотомучтоявозвращаюсьназадыСлейд-хауса,гдееливышеи гуще а стена расплывчатее а я все бегу и бегу и бегу за угол туда гдеежевика совсем заплела ограду колючки царапают лодыжки и шею и ябоюсьчтоялисаанегончаяивыбегаюналужайкупереддомомгдесолнцезашло или село или пропало а цветы завяли и на кусте нет ни однойбабочки только растоптанные крылышки на дорожке пудреные следы аоднаполумертваячутьподергивается…

Я остановился, потому что дальний конец сада, стена с маленькойчернойдверью– все блекнети расплывается.Непотому, что смеркается.Ещечетырехчасовнет.Итуманатоженет.Задираюголову–небоголубеет,какипрежде.Вседеловсаде.Садблекнет.

Оборачиваюсь, хочу сказать Ионе, что пора заканчивать игру, что-тослучилось, надо позвать взрослых. Жду, что он вот-вот выбежит из-задальнегоугла.Плетиежевикиколышутся,какщупальцаподводой.Сновагляжу на сад. Там были солнечные часы, но они куда-то пропали, исливовыедеревья тоже.Может, я слепну?Папабыменяуспокоил, сказалбы, что со зрением у меня все в порядке, но папа в Родезии.Надомамупозвать. А где Иона? Может быть, он тоже пропал? Вот стираетсярешетчатая штуковина, похожая на туннель. Что делать, если пришел вгости, а хозяйский сад начинает исчезать? Пустота надвигается грозовойтучей.Вконцетропинки,средизарослейежевики,появляетсяИона,иянамиг успокаиваюсь, потому что он наверняка знает, что делать, нофигура

бегущего мальчика становится расплывчатой, превращается в рычащиймрак с мглистыми глазами, устремленными наменя, и клыками, которыевот-вот довершат свое дело, имрак топочет замноймедленно, но верно,огромный, как конь на полном скаку и я бы завопил но не могу в грудиплещется удушливый тошнотворный ужас я задыхаюсь волки зима костихрящи кожа печень легкие голод Голод ГОЛОД и – «беги!». Я бегу кступеням Слейд-хауса ноги оскальзываются на гравии как во сне и еслиупадутомракменяпоймаетещемигиякарабкаюсьнаступенькиихватаюдвернуюручку«лишьбыповернулась!»онанеподдаетсяохнеможетбытьцарапинынаребристомзолотезаелоповорачиваетсянетнеповорачиваетсятяну толкаю тяну толкаю поворачиваю выкручиваю падаю ничком наколючийковриквприхожейначернуюибелуюплиткувизжукакбудтовкартоннуюкоробкуглухосдавленно…

–Нэйтан,чтослучилось?Стоюнаободранныхколеняхнаковревприхожей,сердцетрепыхается

хлоп-хлоп-хлоп-хлоп-хлоп все медленнее и медленнее, опасностьминовала, леди Грэйер стоит с подносом в руках, из носика железногочайничказмеитсяпар.

–Тебеплохо?Позватьмаму?Ошалеловстаю:–Нора,там,снаружи,что-тоесть…–Погоди,янепойму.Чтотам,снаружи?–Нутакое…похожена…–(«Начтоонопохоже?»)–Насобаку.–А,этоИззи,соседскаясобачонка.Безмозглыйклочокшерсти,вечно

кнамвогородзабирается.Прогонятьжалко,онабезобидная.–Нет,этобольшая…исадисчезает.ЛедиНораГрэйерулыбается,толькоянепонимаюпочему.–Ах, у детей такое богатое воображение!Двоюродные братьяИоны

целыми днями сидят перед телевизором со своими видеоприставками«Атари», или как их там, космических захватчиков из лазерных пушекрасстреливают. Я им говорю, что на улице погода замечательная,предлагаю погулять, а они только отмахиваются: «Да-да, тетя Нора,хорошо».

Пол в прихожей выложен черной и белой плиткой, как шахматнаядоска. Пахнет кофе, полиролем, сигарным дымом и лилиями. Сквозьромбикидверногооконцавиденсад–никудаоннеисчез,вдальнемконцевсе так же чернеет маленькая железная дверца, выходящая в проулокСлейд.Наверное,уменявоображениеразыгралось.Изгостинойнавтором

этажеслышнызвуки«Песнижаворонка».Чайковский.Мамаисполняет.–Нэйтан,тебеплохо?–спрашиваетНораГрэйер.Из библиотечной медицинской энциклопедии мне известно, что в

редких случаях от валиума начинаются галлюцинации. Об этомнеобходимонемедленноуведомитьврача.Похоже,я–редкийслучай.

–Нет, со мной все в порядке, – отвечаю я. –Мы сИоной играли в«лисуигончую»,иязаигрался.

– Я так и знала, что вы с Ионой подружитесь. Вот как твоя мама сИегуди. Кстати, поднимайся в гостиную, по лестнице, два пролета. А япозовуИону,имыэклерыскухнипринесем.Ступайже,нестесняйся.

Яснимаюботинки,аккуратноставлюихвприхожейиподнимаюсьпоступенькам. Стены обиты деревянными панелями, а ковер на лестницепушистый,какснег,икремовый,какнуга.Налестничнойплощадкестоятвысокие напольные часы, натужно покряхтывают «хрип-храп, хрип-храп…». На стене висит портрет девочки младше меня, веснушчатой, ввикторианском наряде. Прямо какживая. Перила скользят под пальцами.Затихает последняя нота «Песни жаворонка», раздаются аплодисменты.Аплодисментымаму радуют.А когда ей грустно, то ужинать приходитсябананами и печеньем.На следующем портрете – густобровый военный вмундире Королевского фузилерного полка. В мундирах я разбираюсь,потому что папа подарил мне книгу о полках британской армии и я еенаизусть выучил. «Хрип-храп, хрип-храп», – кряхтят часы. У самойлестничной площадки висит портрет изможденной дамы вшляпке. Дамапохожа на миссис Стоун, нашу преподавательницу религиозногопросвещения. По выражению ее лица даже мне ясно, что ей здесь ненравится, я бы так миссис Маркони и сказал, если б она спросила. Слестничнойплощадкиещеодинпролетуходитвверхинаправо,ксветлойдвери.Напольныечасыоченьвысокие.Яприкладываюухокдеревянномукорпусу, как к груди, вслушиваюсь в стук механического сердца: «Хрип-храп,хрип-храп».Циферблатцветастаройкости,безстрелок,вместонихвыведены слова: ВРЕМЯ ЕСТЬ а под ними ВРЕМЯ БЫЛО а под нимиВРЕМЕНИНЕТ.Поднимаюсьпо второмулестничномупролету.На стенепортрет парня лет двадцати, с прилизанными черными волосами исощуренными глазами; на лице такое выражение, будто он только чтосодрал обертку с подарка и не понимает, что это за штука. Я узнаюженщинуспредпоследнегопортрета–унееприческаваликом.Этудамуявиделвокне.Тажеприческа,тежеболтающиесясерьги,авместотеней,размазанных вокруг глаз, – мечтательная улыбка. Наверное, эта дама –

знакомаяГрэйеров.Нашееунеебьетсялиловаяжилка,амненаухокто-тонашептывает:«Бегибыстрее,уходитемжепутем,какпришел…»

–Что?–переспрашиваюявслух.Шепотпрекращается.Даибыллишепот?Этовсевалиум.Может,не

надоегобольшепринимать…Досветлойдвериостаетсянесколькошагов.Изгостинойслышенмаминголос:

–Нет-нет,Иегуди,этобудетчересчур.Здесьестькомублистать,кромеменя.

Негромкийответсквозьдверьнеразобрать,затослышенсмехгостей.Имаматожесмеется.Онадавнотакнесмеялась.

–Выменябалуете.Вашейпросьбеотказатьневозможно,–говоритонаиначинаетиграть«Дельфийскихтанцовщиц»Дебюсси.

Сделавдвашага,яоказываюсьвровеньспоследнимпортретом.Напортрете–я.НэйтанБишоп.Втойжеодежде,котораясейчаснамне.Твидовыйпиджачок.Галстук-

бабочка. Только глаз на портрете нет. Большой нос – мой, прыщ наподбородке – тоже мой, он там уже неделю,шрамы под ухом от клыковмастифа–мои.Аглазнет.Этошутка?Надосмеяться?Незнаю.Наверное,мамапослалаНореГрэйермоюшкольнуюфотографиюифотографиимоейодежды, а художник все это нарисовал. Другого объяснения у меня нет.Вряд ли валиум в этом виноват. Или все же виноват? Я промаргиваюсь,гляжу на портрет, пинаю деревянную панель на стене – не сильно, нобольшойпалецнаногеболит.Разянепросыпаюсь,значитянесплю.Часытикают«хрип-храп,хрип-храп»,аядрожуотзлости.Ясразупонимаю,чтозлюсь. Злобу определить легко. Злоба – это когда внутри все кипит, каквода в чайнике.Почемумама решила надомной подшутить в тот самыйдень,когдавелеламневестисебянормально?Обычноядождалсябы,покамама доиграет Дебюсси, но сейчас мне не до приличных манер. Ядотрагиваюсьдоручкисветлойдвери.

Ясижувкровати.Чтозакровать?Этоявнонемоякрошечнаяспальнядома, в Англии: комната в три раза больше, в занавешенные окнапробивается яркое солнце, а напостельномбельеЛюкСкайуокер.Головагудит. Во рту пересохло. Письменный стол у окна; книжные полки сжурналами«Нэшнлджиографик»; дверь сошторкойизбусин;жужжаниемиллионов насекомых за окнами; зулусский щит и копье, обвитоеблестящеймишурой,–ответвсеближеиближе…

Этопапинопоместье вБушвельде.Я с облегчением выдыхаю, и вся

моязлостьизснаулетучивается–фррр!СегодняночьпередРождеством,явРодезии!Яприлетелвчера,рейсом«Бритишэйруэйз»,самостоятельно–насамолетеялетелвпервыеинаобедпопросилрыбнуюзапеканку,потомучто не знал, что такое беф-бургиньон. Папа и Джой на своем джипеприехали встречать меня в аэропорт. По дороге домой мы видели зебр ижирафов. Никаких пугающих портретов, никакого Слейд-хауса, никакогомастифа. Миссис Тоддс, учительница литературы, всегда ставит двойкитем,ктозаканчиваетсочинениефразой:«Апотомяпроснулся,иоказалось,что все этомне приснилось».Она говорит, что это нарушает соглашениемеждучитателемиавтором,чтоэтоудобнаяотговорка,пастушокиволки.Но ведьмына самомделе каждое утро просыпаемся, и оказывается, чтовсеэтонамприснилось.Хотяжалко,чтоИонаненастоящий.Яотодвигаюзанавеску у окна рядом с постелью, вижу лесистые холмы и бескрайниелуга.Склонсбегаеткбуройреке, гдеживутбегемоты.Папаприслалмнеполяроиднуюфотографиюэтогоместа,онависитдома,вАнглии,настенев изголовье моей кровати. А здесь все настоящее. Африканские птицы,африканское утро, африканский птичийщебет.Пахнет беконом.Я встаю.Пижама из каталога «Кэй». Сосновые половицы под ногами теплые ишершавые,нитибусинкасаютсялица,будтокончикипальцев…

Папа,врубашкехакискороткимирукавами,сидитзастоломичитаетгазету«Родезийскийвестник».

– Кракен пробуждается. – Он всегда так говорит мне по утрам. ЭтоназваниекнигиДжонаУиндемапромонстров,которымудалосьрастопитьполярныельдыиустроитьвсемирныйпотоп.

Ясажусьзастол:–Доброеутро,папа.Папаоткладываетгазету:–Яхотелтебяразбудить,чтобытывстретилсвойпервыйафриканский

рассвет, но Джой велела тебя не трогать, мол, пусть бедолага отоспитсяпоследвенадцатичасовогоперелета.Такчторассветзавтравстретим.Естьхочешь?

Якиваю–проголодался,наверное.Папаповорачиваетголовуккухне:–Джой?Виолетта?Юношенужноподкрепиться!ВдверяхпоявляетсяДжой:–Нэйтан!ПроДжойявсезнаю,маманазываетеепапинойдурехой,новсеравно

странно видеть, как папа милуется с другой женщиной. В июне у нихродится ребенок, так что очевидно, что у папы с Джой были половые

сношения.Младенецбудетмоимсводнымбратомилисводнойсестрой,ноимяемуещенепридумали.Интересно,чтоонделаетцелымиднями.

–Выспался?–спрашиваетДжой.Унеесильныйродезийскийакцент,какупапы.–Да.Толькостранныеснывидел.–Последолгогоперелетавсегдастранноеснится.Будешьапельсиний

сокисэндвичсбеконом?–предлагаетДжой.Мне нравится, как она говорит «апельсиний сок». Мама бы

поморщилась.–Да,спасибо.–Икофетоже,–добавляетпапа.–Мамаговорит,чтомнеещераноупотреблятьнапиткискофеином,–

объясняюя.– Вздор, – улыбается папа. – Кофе – эликсир жизни, а родезийский

кофе–самыйлучшийнасвете.Выпьешькофе.–Апельсинийсок,сэндвичсбекономикофе,–повторяетДжой.–Так

Виолеттеискажем.Дверь закрывается. Виолетта – прислуга. Мама часто кричала папе:

«Фрэнк, я к тебе в прислуги не нанималась!» Папа раскуривает трубку,запахтабаканапоминаетотомвремени,когдаонисмамойбылиженаты.

–Рассказывай,дружок,чтозастранныйсонтебеприснился,–говоритонуголкомрта.

Я с любопытством разглядываю газелью голову, мушкеты папиногодедушкивременБурскойвойны,потолочныйвентилятор.

– Мы с мамой пошли в гости к одной даме, настоящей леди, иззнатных господ. А дом куда-то запропастился, и мы спросили какого-томойщика окон, но он не знал… а потом дом нашелся, большой такойособняк, какв«Рожденныхвпоместье»{8}.А тамбылмальчик, егоИоназвали,ноонпревратилсявогромнуюсобаку.ИИегудиМенухинтамбыл,мамаснимвгостинойиграла…

Папафыркаетотсмеха.–…апотомяувиделсвойпортрет,безглаз,а…–Тутязамечаювуглу

чернуюжелезнуюдверцу.–Идверьэтатамтожебыла.Папаоглядывается:–Да, во сне такое бывает – все перемешивается, правда и вымысел.

Вчера ты меня расспрашивал, что за этой дверью, – там оружейная,помнишь?

Разпапаговорит,наверное,таконоиесть.–Авосневсеказалосьнастоящим.

–Да,восневсеказалосьнастоящим,нотыжевидишь,чтоэтонетак,верно?

Рассматриваюпапиныкариеглаза,морщинки,загорелуюкожу,седыепряди в русых волосах, нос, похожий на мой. Часы кряхтят «хрип-храп,хрип-храп»,агде-тосовсемрядомраздаетсятрубныйрев.Ягляжунапапу,надеюсь,чтонеослышался.

–Верно, дружок, вчера вечеромстадочерезрекуперебралось.Мыкнимобязательнопойдем,носначалапоешь.

–Вот, угощайся, – говоритДжой, ставя передомнойподнос. –ТвойпервыйзавтраквАфрике.

Огромный сэндвич, ломтики бекона в три слоя, щедро залитыекетчупом.

–СамГосподьБоготтакогонеоткажется,–говорюя.Этуфразуяуслышалвкакой-токомедиипотелевизору,всесмеялись.–Надоже,какойобходительный,–говоритДжой.–Интересно,откуда

этоутебя…ПапаобнимаетДжойзаталию.–Сначалапопробуйкофе.Сразувозмужаешь.Яподнимаюкружку,смотрювнутрь.Чернота–какнефть,какдырав

пространстве,какБиблия.–Виолеттатолькочтокофесмолола,–говоритДжой.– Сам Господь Бог от такого не откажется, – говорит папа. – Пей,

дружок.Что-товнутрименяпротивится:«Непей,ненадо!»–Не бойся, мымаме не скажем, – говорит папа. –Это наш с тобой

секрет.Широкаякружканакрываетнос,будтогазоваямаска.Широкаякружканакрываетглаза,всюголову.Апотомто,чтотам,внутри,начинаетменяглотать.

Прошло какое-то время. Не знаю, долго или нет. Щелочка светаоткрывает глаз, превращается в длинное пламя. Холодное яркое белоезвездное. Свеча в подсвечнике на выщербленных половицах. Подсвечниксеребряный, или оловянный, или певтерный, на нем какие-то знаки илибуквы мертвого языка. Пламя не движется, словно бы бобина времени,размотавшись, застопорилась. В полумраке реют три лица. Слева ледиГрэйер,нотеперьонамолодая,гораздомоложемамы.ИонаГрэйерсправа,старшеИонывсаду.По-моему,онисНоройблизнецы.Обавсерыхплащахс приспущенными капюшонами. У Ионы волосы короткие, а у Норы

длинные,золотистые,анечерные,какраньше.Онистоятнаколенях,будтомолятся или медитируют. Неподвижные, как восковые фигуры. Даже невидно,чтодышат.Анапротивменя–лицоНэйтанаБишопа.Отражениеввысокомпрямоугольникезеркала,чтостоитнаполу.Твидовыйпиджакиз«Оксфама», галстук-бабочка. Хочу шевельнуться, но не получается. Немогу. Не могу повернуть голову, не могу поднять руку, не могу ртараскрыть, не могу моргнуть. Как будто парализованный. Мне оченьстрашно, но не получается даже замычать «мммм!», как испуганныйпленникскляпомворту.Вобщем,японимаю,чтоэтонерай,неадиужконечно не Родезия.Папино поместье мне привиделось.Надо бымолитьБога, чтобы это оказалось валиумной галлюцинацией, только я в Бога неверю.Судя по стропилам и скату потолка, я на чердаке.А Грэйеры тожепленники?Онипохожинамидвичскихкукушат.{9}АгдеИегудиМенухиниостальныегости?Гдемама?

Пламя оживает, знакина подсвечнике сменяютдруг друга, как будтоподсвечник думает, а знаки – его мысли. Голова Ионы Грэйераповорачивается,шуршитодежда.

–Мамапросилатебепередать,чтоейпришлосьуйти.–Онкасаетсясвоеголица,будтопроверяя,плотнолионоприлегает.

Яхочуспросить,кудаизачемонаушла,ноничелюсти,ниязык,нигубы не слушаются. Почему мама ушла без меня? На меня глядитзеркальный я. Ни он, ни я двинуться не можем. Нора Грэйер разминаетпальцы,словнотолькочтопроснулась.Можетбыть,мнечто-товкололи?

– Всякий раз, когда я возвращаюсь в свое тело, оно мне кажетсячужим.Слабым.Знаешь,отнегохочетсяотделаться.

– Поосторожней с желаниями, – говорит Иона. – Если с твоимперворожденным телом что-то произойдет, душа твоя растворится, каккусоксахараи…

–Мнеизвестно,чтоснейбудет.–ГолосНорыГрэйерзвучитхолодно,гортанно.–Вэтотразпарикмахершавозникла.

–Какаяпарикмахерша?–спрашиваетИона.– Наша предыдущая гостья. Сладенькая твоя. В окне появилась, а

потомналестнице,усвоегопортрета.Мальчишкупредупредитьпыталась.–А,тыимеешьввиду,чтоееобразвокневозник.Бывает.Девчонка

исчезла, развеялась, как колечко дыма под порывом ветра на Роколле{10}.Вредаотнееникакого.

Надпламенемсвечивьетсябурыймотылек.

–Оничересчуросмелели,–говоритНораГрэйер.–Ачто,еслитакойвотбезвредныйобразустроитдиверсиювДеньоткрытыхдверей?

–Если–вотименночтоесли!–вТеатреразумаустроятдиверсиюикакому-нибудь гостю удастся сбежать, пригласим наших друзей-контрактниковиз«Блэкуотер»,вернембеглецанаместо.Даром,чтоли,мыимплатим?Кстати,весьмащедро.

–Иона,тынедооцениваешьнормальныхлюдей.Какобычно.– Сестрица, ну что тебе стоит хотя бы один раз меня похвалить:

«Отличная работа, прекрасный оризон. Ты заполучил великолепную,сочную душу, энергии которой хватит еще на девять лет. Приятногоаппетита!»

–Африканское имение – грубая, пошлая поделка,шаблонный образ,братец.ДляполногосчастьянехваталотолькоТарзананалиане.

– Так ведь изысканности и не требовалось! Главное – что видениеполностью совпадало с картинкой в воображении гостя. Вдобавокмальчишкапсихическинедоразвит.Ондаженезаметил,чтолегкиеунегонеработают.–Ионасмотритнаменя,какГэсИнгрем.

Я и вправду не дышу. Отключенное тело это не беспокоит. Не хочуумирать.Нехочуумирать!

–Ох,воттольконеной!Терпетьнемогунытиков,–вздыхаетИона.–Постыдилсябы!Явтвоемвозрастененыл.

–Неныл?–фыркаетНора.–Акогдамамаумерла,кто…–Сестрица,воспоминаниямбудемпредаватьсяпозже.Кушатьподано.

Блюдо так и пышет жаром, сочное, на ужасе настоянное, обалдиномпропитанное,самоевремяразделывать.Приятногоаппетита!

Близнецы Грэйеры руками выписывают какие-то буквы в воздухе.Сумракмедленносгущаетсянадпламенемсвечи,чутьвышеголов.Сгустокпревращается в нечто осязаемое, размером с кулак, повисает в воздухе,пульсирует все быстрее, вспыхивает все ярче, то кроваво-красным, тобагрово-красным,толикровь,толивино,вырастаетдоразмеровголовы,но больше похоже на сердце, огромное, как футбольный мяч. Из негощупальцами медузы вылезают жилки, извиваются, как плети плюща.Тянутсякомне.Янемогуповернутьголову,немогудажезакрытьглаза.Жилкипробираютсямневрот,вуши,вноздри.Гляжунасвоеотражение,хочузакричать,нонемогу,идажесознаниепотерятьнемогу.Посредилбавспыхиваетболь.

Взеркалевидно,чтотамчернаяточка.Что-то……сочится оттуда, нависает над глазами, гляди: облачко звезд,

маленькое,вгорстипоместится.

Моядуша.Гляди.Гляди.Прекрасная,как…Прекрасная.Близнецы Грэйеры склоняются ко мне, лица сияют рождественским

восторгом, и я понимаю, чего они жаждут. Они выпячивают губы иприсасываются. Облачный шарик растягивается, как тесто, образует дваоблачка поменьше… и разрывается пополам. Половина моей душипопадаетвротИоны,аполовина–вротНоры.Онизакрываютглаза,какмама на концерте Владимира Ашкенази в Альберт-холле. Блаженство.Блаженство.Явоювнутри,эхозвучитизвучитизвучитизвучитвчерепе,но вечно ничто продолжаться не может… Громадная пульсирующаяштуковина-сердцеисчезла,близнецыГрэйерыстоятнаколенях,гдестояли.Времязамедлилось,превратилосьвничто.Пламябольшенетрепещет.Надним застыл бурый мотылек. Холодная яркая звездная белизна. Нэйтан взеркалеисчез,аеслионисчез,значития…

Безстрахаиупрека1988

«Добрый вечер. Начинаем очередной выпуск новостей в субботу,двадцать второго октября. Сегодня, на пресс-конференции на Даунинг-стрит, министр внутренних дел Дуглас Херд еще раз обосновалнеобходимость правительственного запрета на трансляцию выступленийирландских националистов, лоялистов и республиканцев, а такжесторонниковпартииШиннФейн.МистерХердсказал…»

Я выключил радио, вылез из машины и посмотрел на паб. «Лиса игончие». Вспомнилось, как мы с Джулией однажды сюда заглянули. Мытогда собирались дом покупать, риелтор присоветовал недвижимость наКрэнбери-авеню, но там оказалась та еще халабуда – сырая и мрачная, скрошечнымсадом,гдедажетрупнезароешь.Отрасстройствамырешилиуспокоитьнервывыпивкой.Пятьлетназад,подуматьтолько.Пятьлет,однасвадьба,одиннесчастныймедовыймесяцвВенеции,четыреРождествасродственничками Джулии, древолюбами и либералами хреновыми,полторы тысячи завтраков – пшеничных хлопьев, двести пятьдесятбутылоквина,тридцатьстрижек,тритостера,трикота,дваповышенияпослужбе, один автомобиль «воксхолл-астра», пара коробок презервативов«Дюрекс», два незапланированных визита к зубному врачу, десяткискандалов и ссор и одно выдуманное обвинение в нанесении телесныхповреждений.ИпослевсегоэтогоДжулиядосихпорживетвнашемдомес видом на лес и луг, где пасутся кони, а я перебрался в квартирку замногоуровневой автостоянкой.МистерДжонс,мировой судья, сказал, чтомнеещеповезло–сработыневыгнали.Славабогу,унассДжулиейдетейнет, иначе она бы выжала из меня еще и алименты, в придачу ккомпенсации за подпорченную физиономию. Сквалыжная стерва. Глазомморгнутьнеуспел,аужпятьлетпрошло.

Ну,разул глаза,пошелпоВествуд-роуд.Спросилкакую-тобабенкувмини-юбке и в облезлой шубейке искусственного меха – сразу видно,шлюха, тут и думать нечего, – где тут проулок Слейд, а она головойпомоталаидальшепошла,даженеостановилась.Мимотрусцойпробежалкакой-то задрот в черно-оранжевом тренировочном костюме – тоже мне,спортсмен выискался. Трое мальцов восточного вида на скейтбордах

катались,нояснимисвязыватьсянестал–снашимиазиатскимибратьямии так уже наобщался по самое не могу. Защитники культурногомногообразиячего-тотамвещаюторасизмесредиполицейских…Самибыпопробовали поддерживать закон и порядок в городе, полном всяких тамчуркестанцев, которые по-английски знают два слова – «полиция» и«притеснения», – а своих женщин с головы до ног укутывают в черныебурнусы, хренпоймешь, бабаилимужик.Однимиумильнымипесенкамипрочерноеибелоепорядканедобьешься.{11}

Загорелись фонари, хмарь надвинулась, того и гляди дождь пойдет:в такую погоду у Джулии всегда начиналась загадочная мигрень. Послемуторнойсменыхотелосьпобыстрееуйтидомой.Еслибыненашстаршийинспектор, Тревор Дулан, я б уже давно слинял, поужинал остаткамивчерашнейкурицы-тандури,посмеялсябынадпридуркамина«Свиданиивслепую», а потом приговорил бы пинту в пабе с Гонзо и приятелями.Ксожалению, Тревор Дулан, старший полицейский инспектор, – ходячийдетектор лжи и в понедельник достал бы меня вопросами не хужеректального зонда, а ответить на них я смог бы, только если быдосконально проверил показанияФреда Пинка. А то ведь пристанет, каклипучка, мол, опиши этот проулок, Эдмондс, или еще какую хренотеньначнетвыяснять.Нетуж,вноябремнеочереднуюаттестациюпроходить,ачерездвенеделипредставятотчетподелуМалика,такчтодотехпорнадоДулану жопу лизать, тут уж ничего не поделаешь. Так вот, шел я поВествуд-роуд, налево глядел, направо глядел, все искал этот клятыйпроулок Слейд. Может, его давным-давно упразднили, а землюдомовладельцам раздали: муниципалитет иногда так делает, на радостьполицейским – в проулках всякое отребье ошивается. За рулем машиныАссоциациискоройпомощиСвятогоИоаннасиделводительсперебитымносом–яхотелбылоспросить,незнаетлион,гдетутпроулокСлейд,нопослалвсекчертяминаправилсяназад,ксвоеймашине.Мелькнуламысльпринять по-быстрому пивка в «Лисе и гончих», отделаться от призракаДжулии.

На середине Вествуд-роуд крохотный, метр с кепкой, инспектордорожногодвиженияразбиралсясдвумяамбаламинадвеголовывыше,вярко-желтых сигнальных куртках. Я даже со спины понял, что парни –строители.Никтоизтроицынезаметилмоегоприближения.

–Ивблокнотикеувасневернозаписано,–заявилПервыйстроитель,тычапальцемвгалстучныйузелкоротышки-инспектора.–Мысюдатолькопослечетырехприехали!

– Я здесь все время был, – просипел дорожный инспектор, как двекапли водыпохожий на этого польского политика, как его там…А,ЛехаВаленсу,толькосусамиподлиннее.–Ичасымои…

–Ичасывашитожеврут,–сказалВторойстроитель.Дорожныйинспекторпобагровел:–Часыуменяправильные.– Надеюсь, в суде вы убедительнее выскажетесь, – сказал Первый

строитель. – Потому что присяжные ненавидят дорожных инспекторов,особеннозаносчивыхкоротышек,возомнившихсебянаполеонами.

– А вот мой рост не имеет никакого отношения к вашей долбанойнезаконнойпарковке!

– Ах к долбаной? – переспросил Второй строитель. – Словесныеоскорбления наносим? И кстати, «сэр» ни разу не прозвучало. Выущемляете мое чувство собственного достоинства. Позор на вашпристежнойгалстук!

Дорожныйинспекторнакорябалчто-тонаотрывномштрафномталонеи,сунувегоподдворникгрязногобелогофургонанаобочине,заявил:

–Оплатавтечениечетырнадцатиднейилиповесткавсуд.Первый строитель схватил штрафной талон, демонстративно подтер

имзадницуискомкалбумажку.–Круто!–сказалЛехВаленса.–Ноплатитьвсеравнопридется.–Данеужели?Мыоба своимиушами слышали, как ты с нас взятку

требовал.Второйстроительскрестилрукинагруди:– Точно, пятьдесят фунтов просил.Наглость какая, даже не верится.

Нет,нутыверишь,а?Дорожныйинспекторскрипнулзубами:–Ничегоподобного!– Нас двое против одного. Так грязью обольем, что не отмоешься,

дурашка.Опенсиибыподумал.Ну,не ерепенься, включайголовуивалиотсюда…

– А вот я только что своими ушами слышал, как вы вдвоемсговаривались лжесвидетельствовать, то есть совершить противозаконноедеяние,–сказаля.

Оба строителя обернулись. У старшего, бритоголового, был сломаннос.Строительпомоложе– рыжий, веснушчатый, с близкопосаженнымиизюминкамиглаз–выплюнулнатротуаркомокжевательнойрезинки.

–Имусоритьвобщественныхместахзапрещено,–добавиля.Тот,чтососломаннымносом,сделалшагкомнеинабычился:

–Атыктотакой?Хвастать я не люблю, но запугать меня не просто: я участвовал в

подавлении Брикстонских беспорядков и получил грамоту за храбрость,проявленную в Оргривском сражении{12}, так что никакие патлатыештукатурымненестрашны.

– Инспектор уголовной полиции Гордон Эдмондс из департаментауголовных расследований, полицейское управление долины Темзы. – Япредъявилсвоеудостоверение.–Атеперьпредлагаюподобратьстротуараи штрафной талон, и жевательную резинку, по-быстрому залезть в свойдрандулетиуехать,авпонедельникштрафзаплатить.Иначевовторникяквам налоговых инспекторов пришлю. Чего это у тебя рожу перекосило?Что,ненравится,какястобойразговариваю,засранец?Сэр?

Мысдорожныминспекторомсмотреливследудалявшемусяфургону.Язакурил,предложилсигаретуЛехуВаленсе.

Онпомоталголовой:–Нет,спасибо.Женаубьет.Явродекакбросил.Подкаблучник,ятакизнал.–Неблагодарнаяэторабота.–Ваша, моя или супружескаяжизнь? – спросил он, пряча книжечку

отрывныхталонов.–Наша,–ответиля,имеяввидуего.–Службанаблагобританского

общества.Онпожалплечами:–Ваминогдахотьсилуможноприменить.–Moi?[1]Даяобразцовыйполицейский,однимсвоимвидомвнушаю

довериеобщественности.Прямо на нас пер какой-то тип, точь-в-точь Боб Марли. Дорожный

инспектор уступил ему дорогу, но я остался стоять где стоял. Чудик вдредах вызывающе близко прошествовал мимо. Лех Валенса взглянул начасы:

–Выздесьподелу,инспектор?–Идаинет, – ответил я. –ИщупроулокподназваниемСлейд.Вы,

случайно,такогонезнаете?Лех Валенса как-то удивленно взглянул на меня, потом с улыбкой

сделал шаг в сторону и с напускной торжественностью, будто неумелыйфокусник, взмахнул рукой: между двумя домами виднелся узкий проход,ярдах в двадцати сворачивая за угол влево, под тусклым светом фонаря,

высокопривинченногокстене.–ЭтопроулокСлейд?–уточниля.–Ага.Вонитабличкависит,–ответилдорожныйинспектор.На доме справа действительно висела замызганная табличка:

ПРОУЛОКСЛЕЙД.–Твоюмать,–сказаля.–Этожямимопрошел.– Ну, как говорят, на добрые дела тем же отвечают. Ладно, я пойду.

Покойнамтолькоснится,ивсетакое.Довстречи,инспектор.

В проулке было холоднее, чем на улице. Я дошел до первого угла,откуда тропка сворачивала влево, тянулась еще ярдов пятьдесят, а потомуходиланаправо.ВпланепроулокСлейдвыгляделкакполовинасвастики.Собеихсторонвысилиськаменныестены,безокон–райдляграбителей.Ядошел до середины, чтобы потом честно взглянуть старшему инспекторуДулану в его подлые глаза и сказать, что осмотрел каждую щелочку впроулкеСлейдинифиганеобнаружил,сэр.Итутпосредистенысправаяувидел черную железную дверцу. Издалека она была совершеннонезаметна: маленькая, мне до ключицы доходила ифута двашириной.Уменя,какиувсехостальных,естьмногоразныхличин:болельщик«Вест-Хэма»{13}, бочажник с острова Шеппи, свежеразведенный холостяк,владелец кредитной карты, гибкой подруги, которой я уже задолжал двештуки, нопрежде всего я – коп, а ни один копне пройдетмимодвери впроходномдворе,непроверив,заперталиона.Особенновечером.Ручкинадверинебыло,ноедваяприложилладонькжелезу,какпроклятаядверцараспахнулась.Согнувшись,язаглянулвнутрьи…

…вместо задрипанного дворика за дверью оказался огромный сад стеррасами,ступенямиитенистымиаллеями,уходящимиквнушительномуособняку.Садзароссорняками,ежевикойипрочейдрянью,прудзатянулоряской, кусты давно не стригли, но даже в таком виде от красоты духзахватывало. Розы еще не отцвели, высокая стена оберегала от холодовфруктовые деревья, до сих пор покрытые листвой. А дом, наполовинуувитыйалымплющом…Нет,этобылименноособняк,неточтодомапососедству: огромные высокие окна, широкая лестница, ведущая кпарадному входу, все как полагается. Окна были зашторены, но домлучился изнутри мягким теплым светом, будто ванильная карамель.Великолепно.Исто́ит,наверное,целоесостояние,особенносейчас, когдаценынанедвижимостьвзлетелидонебес.Воттолькоктобымнеобъяснил,зачемтупыехозяеваоставляютдверьвсаднараспашку–чтобыграбителям

удобнее было в дом забраться и обчистить его до нитки? Вконецофонарели.Иохраннойсигнализациитоженигденевидно.Яразозлилсяненашутку–комупридетсяделорасследовать,еслидомивпрямьграбанут?Полиции, вот кому. В общем, я решительно зашагал по тропинке,вымощеннойкаменнымиплитами,чтобыразъяснитьвладельцамособнякаихошибку.

Едваякоснулсядверногомолотка,какпослышалсятихийголос:–Чтовамугодно?Яобернулся.Уподножьялестницыстоялаженщина–мояровесница,

белокурая, фигуристая, это было заметно даже под мужской рубахой имешковатымиштанами.Резиновыесапогиееничутьнепортили.

– Эдмондс, инспектор департамента уголовных расследований,полицейское управление долины Темзы. – Я спустился по ступеням. –Добрыйвечер,мадам.Выхозяйкадома?

–Да.Я…ХлояЧетвинд. –Онаподаламнеруку– ладоньювниз, насгибекостяшкиторчат,оченьнеудобнопожимать.

Набезымянномпальце–обручальноекольцо.– Что вам угодно, инспектор?.. Ох, боже мой, простите, имени я

вашегонезапомнила–водноуховлетело,вдругоевылетело.–Эдмондс,миссисЧетвинд.Инспекторуголовнойполиции.– Да-да, конечно. Я… – Хлоя Четвинд поднесла дрожащую руку к

голове,апотом,какводится,спросила:–Что-тослучилось?– Пока нет, миссис Четвинд, но обязательно случится, если вы не

обзаведетесь замком для садовой калитки. К вам кто угодно можетзабраться.

– Ах да, калитка! – Хлоя Четвинд отбросила со лба бледно-золотистую, будто восковую, прядь. – Она на проволочный крючочекзакрывалась,толькоонпроржавел,ясобираласьзаменить,номужвиюнеумер,икак-тонедотогобыло…

А,вотвчемдело.–Чтож,примитемоиискренниесоболезнования,ивсетакое.Боюсь,

грабители вам сочувствовать не станут, что осложнит вашу жизнь ещебольше.Свамикто-нибудьживет,миссисЧетвинд?

– Нет, инспектор. После смерти Стюарта у меня сестра две неделигостила, но потом вернулась домой, в Кингс-Линн. У нее семья… Да,уборщица два раза в неделю приходит. Так что здесь только я, мыши истрахиночные.–Онанервнодернулауголкамигуб,изображаяулыбку.

Заколыхалисьвысокиестеблипурпурныхцветов.–Асобакаувасесть?

–Нет.Собакиоченьуж…угодливые.–Собакабудетдомохранятьлучшепроволочногокрючочка.Ябына

вашем месте поставил врезной замок с ригелем и шпингалеты вверху ивнизу. А вместо деревянного косяка рекомендую установить стальнуюраму, для надежности, тогда дверь не вышибут. Дороговато обойдется,конечно,новселучше,чемограбление.

–Врезнойзамоксригелем…–ХлояЧетвиндзакусилагубу.Огосподи,нупочемувсебогачитакиебеспомощные!– Послушайте, мы в полицейском управлении пользуемся услугами

слесаря. Он, правда, родом из Ньюкасла, так что понимаешь его черезсловонапятое,но,еслихотите,япопрошу,чтобыонзавтрасутраквамзаглянул.Нучто,позвонитьему?

ХлояЧетвиндтрагическивздохнула:–Высерьезно?Ох,явамбудутакблагодарна…Да-да,позвонитеему,

пожалуйста.Увы,самаясэтимнесправлюсь.Внезапно откуда-то из-за дома послышался топот. На веранду явно

вот-вот выбегут двое мальчишек, и я спустился на нижнюю ступеньку,чтобынемешатьихигре…

…нотопотпопростузатихвдали.Наверное,вдогонялкиигралидетивсоседнемдоме,аслышнобылоздесь,всаду.

ХлояЧетвинд,страннопосмотревнаменя,спросила:–Выслышали?–Соседскихдетей?Слышал,конечно.По ее лицу скользнуло неуверенное выражение. Я на секунду

растерялся, нопотом сообразил, чтоот горяонаразнервничалась, совсемголовупотеряла,атутещеэтотдревниймавзолейвнаследстводостался…Надобыснейполасковееобходиться,решиляивручилейсвоювизитнуюкарточку:

– Миссис Четвинд, вот, возьмите. Тут мой прямой номер телефона.Звоните,нестесняйтесь,есливдругчто…

Она поглядела на визитную карточку, сунула ее в карман широкихштанов.Поближеккрутомубедру.

–Оченьмилосвашейстороны.Мнеужесовсемнестрашно.Алыйплющзатрепетал.– Горе – оно такое дерьмо, уж простите за грубость. Из-за него вся

жизньдерьмомкажется.Я не мог разобрать, какого цвета глаза у Хлои Четвинд. Серые.

Голубые.Цветаодиночества.

–Коговыпотеряли,инспектор?–Маму.Онаотлейкемииумерла.Давноуже.–Давнонебывает.Япочувствовалсебяобъектомисследования.–Авашмужвавариипогиб?–Нет,отракаподжелудочнойжелезы.Стюартпрожилмногодольше,

чемсулиливрачи,но…подконец,знаете…Нежный пушок над ее верхней губой золотился в лучах вечернего

солнца. Она тяжело сглотнула и посмотрела на запястье, как будто тамбыличасы.

– Ох, время-то уже позднее. Простите, что задержала, инспектор.Давайтеяваспровожудопреступнойдвери.

Мыпрошлиподдеревом,скоторогослеталикрошечныелистья-веера.Ясорвалскраягазонавысокийстебелькакого-тосорняка.

–Ох,стыдоба,–вздохнуламиссисЧетвинд.–Садясовсемзабросила.–Ничегострашного.Конечно,попотетьпридется…–Покаэтиджунглирасчистишь,рекипотапрольешь.–Асадовникауваснет?–спросиля.– Был один поляк, но после смерти Стюарта ушел в других краях

счастьепытать.Вместесновехонькойгазонокосилкой«Флаймо».–Надеюсь,выокражевполициюсообщили?– Нет, не было сил этим заниматься, – призналась она, разглядывая

ногти.–Стольковсегонавалилось.Ивообще,ятакаябестолковая…–Жаль.Ябывампомог.–Оченьмилосвашейстороны.Мы прошли под трельяжной аркой, увитой лозой с висячими

гроздьямилиловыхибелыхцветов.– Позвольте полюбопытствовать, вы в проулке Слейд в связи с

полицейским расследованием оказались? Ну, когда дверь заметили. Илислучайнозаглянули?

Надоже,ФредПинкиегопоказанияуменяизголовывылетели,кактолькоявсадвошел.

–Всвязисрасследованием.–Надоже!Надеюсь,ничегоужасного?–По-моему,делоглухое.Кстати,вам,случайно,имяНораГрэйернио

чемнеговорит?ИлиРитаиНэйтанБишоп?–НораГрэйер?Нет…Странноеимя.АБишопы–этотасупружеская

пара,котораянаАй-ти-виутреннююпрограммуведет?{14}

–Нет,неони,–ответиля.–Тутсовсемдругаяистория.Мыдошли до конца садовой дорожки, ноХлояЧетвинд не стала со

мнойпрощаться,априселанабортикусолнечныхчасов.–Вмоейбурнойсветскойжизнислучилсясвободныйвечер,–лукаво

сказала она, – поэтому, если у вас есть время, я бы с удовольствиемвыслушалаэтуисторию.

Возвращатьсядомой,вунылуюквартиру,совсемнехотелось.Ядостализкарманакожанкипачкусигарет:

–Выпозволите?Кстати,нежелаетели?–Позволю.Иугощусьсудовольствием.Благодарювас.Яприселнабортикрядомсней,прикурил сигареты–однудлянее,

однудлясебя.– Итак, часть первая. Рита и Нэйтан Бишоп, мать с сыном, жили

неподалеку от полицейского участка, а в семьдесят девятом пропали.Ну,началирасследование,выяснили,чтоРитаБишоппоушивдолгахичтоунее есть родственники в Ванкувере. Решили, что она сбежала, и делозакрыли…

Дымокеесигаретыструилсямневлицо.– Так вот, часть вторая. Шесть недель тому назад в Королевской

больницеБеркширанекийФредПинквышелизкомы.–А,вотонемяслыхала,–сказалаХлояЧетвинд.–Пронегов«Мейл

онсандей»писали,мол,мойщикоконвернулсястогосвета.– Он самый. – Я стряхнул пепел на муравьев, копошившихся на

бортике. – А в перерывах между купаниями в лучах славы Фред Пинкизучал старые газеты в городской библиотеке, наверстывал упущенныесобытия.Там-тоониобнаружилзаметкуобисчезновенииБишопов.Ичтовы думаете? Он якобы их узнал. Утверждает, что лично с Ритой Бишопразговаривал,какразвонтам,–якивнулначернуюжелезнуюдверцу,–впроулкеСлейд, около трехчасовпополуднив субботу, двадцать седьмогооктябрятысячадевятьсотсемьдесятдевятогогода.

ХлояЧетвиндсвежливымнедоумениемпогляделанаменя:–Какаяневероятнаяточность!–Видите ли, дляФредаПинка этот день стал незабываемым.После

того как Рита Бишоп спросила у него, где здесь резиденция леди НорыГрэйер,ФредповолоксвоюстремянкупопроулкуСлейднаВествуд-роуд,атамегосбилотакси,ионнадевятьлетпогрузилсявкому.

–Нуидела!–удивиласьХлояЧетвинд,сбрасываярезиновыесапоги,чтобы ноги не прели. – Но если эта Нора Грэйер и в самом деле изродовитойсемьи,тоеелегкоотыскать.

–Вотимытакрешили,–киваюя.–Толькопоискипоканикчемунепривели.Еслиона,конечно,вообщесуществует.

ХлояЧетвиндзатягивается,набираетдымавлегкие,выдыхает.–Ну,еслибыонасуществовала,тонавернякажилабыздесь,вСлейд-

хаусе–внашемдоме.Тоестьтеперьвмоем.ВоттолькомысоСтюартомдомкупилиуПиттов,анеуГрэйеров.Питтыздесьдолгожили.

–Досемьдесятдевятого?– По-моему, еще до войны. А я в семьдесят девятом историю

искусства изучала, аспирантуру оканчивала, в Люксембурге, писаладокторскую по Рёскину{15}. Разумеется, инспектор, если у вас возникнуткакие-топодозрения,приводитеищеекилиосушитепруд.Явозражатьнестану…

По кочковатому газону шмыгнула белка, скрылась в грядках ревеня.«АРёскинчтоещезахер?»–подумаляисказал:

– Нет, миссис Четвинд, мы вас беспокоить не собираемся. Мойначальник, старший инспектор, из сочувствия к мистеру Пинку решилпроверитьегосведения,но,честноговоря,строгомеждунами,науспехмыненадеемся.

ХлояЧетвиндкивнула:–Разумеется,мистеруПинкуприятно,чтокегословамприслушались.

АсБишопами,надеюсь,всевпорядке.–Даонинавернякаживут себеприпеваючи где-нибудьвБританской

Колумбии,горянезнают.Над каминными трубами и телевизионными антеннами сияла луна.

Воображение распахнуло свой засаленный плащ и явило Хлою Четвинд,распростертуюподомной…

–Ну,мнепора.А слесарюя завтра скажу, чтобыкпарадному входуподъехал.

–Да-да,конечно.Она встала, провела меня до самой черной железной дверцы. Я

коснулся створки, раздумывая, не попросить ли номер телефона, но тутХлояЧетвиндсказала:

–МиссисЭдмондсповезлосмужем,инспектор.Ого!Дамочка-тоинтересуется…– Миссис Четвинд, моя супружеская жизнь окончилась полным

крахом.Яброшениодинок.Могупродемонстрироватьдушевныераны.–Чтож,удетективоввтелесериалахвсегдасложнаяличнаяжизнь.И

прошувас,зовитеменяХлоей.Есливампозволено,конечно.–Еслинеприисполнениислужебныхобязанностей,топозволено.А

неприисполнениименязовутГордон.Хлоядернулапуговицунаманжетестаройрубахи:–Чтож,договорились.Оревуар,Гордон.Пригнувшись, я просунулся в дверцу, как конверт в щель почтового

ящика.Мыпожали руки через порог. За плечомХлои я заметил какое-тодвижение, в окне на втором этаже Слейд-хауса мелькнул огонек. Нет,показалось. Вспомнилась моя холостяцкая квартира, грязная посуда враковине, протекающая батарея, экземпляр «Плейбоя» за туалетнымершиком. Ужасно захотелось остаться в Слейд-хаусе, глядеть из окна насумеречныйсад,дожидатьсявозвращенияХлои,нежной,белокожей…

–Заведитекота,–неожиданносказаля.Онаулыбнулась,недоуменносморщилалоб:–Кота?

На Вествуд-роуд машины ехали с зажженными фарами ивключенными дворниками, капли дождя падали за шиворот и нанамечающуюсялысину.БеседасХлоейЧетвиндпрошланесовсемтак,какпредписывает протокол: я расслабился, ответил на заигрывания, аТреворДуланнавернякаразозлилсябы,узнав,чтоярассказалейоФредеПинке,–но иногда встречаются женщины, перед которыми не устоять. Ничегострашного,ХлояЧетвиндпопустуболтатьнестанет,неточтоДжулия.Воткто редкое трепло – с виду напористая, а на самом деле только нюнираспускает.АХлоя,наоборот,свидунадломленная,азакалкаунее–о-го-го!Сильнаяженщина,умеетдержатьсебявруках.Авконце,когдаонамнеулыбнулась… ну, вроде как улыбнулась… Как будто с электричествомперебои,апотомвдруграз–славабогу!–исветдали.Исиделимыснейпо-простецки,бокобок,курили,словноничегоособенноговэтомнет.Нуда,уХлоиЧетвиндденьжатхватает,иособнякеестоитцелоесостояние,ауменядулявкарманеидырявыйночнойгоршок.Затоейдосталисьтолькопауки,мышиивоспоминанияоболезноммуже.Вчемвчем,авженщинахя разбираюсь основательно, получше некоторых.Уменя их двадцать двебыло:отЭнджиБарратпопрозвищуШирнесскийСамокатдоскучающейжены биржевого трейдера, с которой я в прошлом месяце перепихнулся,она от наручников тащилась. В общем, я точно знал, что Хлоя Четвинддумаетобомнетожесамое,чтоядумаюоней.Яшелкмашине–сильный,стройныйиобаятельный,твердоуверенныйвтом,чтоменяждет.

«Добрый вечер! Предлагаем вниманию радиослушателей выпускновостей в шесть часов вечера, в субботу, двадцать девятого октября.

Сегодня Джордж Шульц, государственный секретарь США, на пресс-конференциивБеломдомеобъявилопредстоящейполнойреконструкцииамериканского посольства в Москве в связи с обнаружением в зданииподслушивающихустройств.ПрезидентРейганвыразил…»

Тьфу, кому все это интересно?! Я выключил радио, вышел и закрылмашину. Припарковался я в том же месте, что и неделю назад, как разнапротив паба «Лиса и гончие».Денек выдался тот еще.С утра какой-тоссыкун, накачанный спидами, напал на дежурного по отделению, а я какраз мимо проходил. В общем, вчетвером мы этого придурка в камеруотволокли, а он через час и откинулся. Нет, по результатамтоксикологическойэкспертизынас,конечноже,оправдают,номыитакподколпаком из-за проклятого делаМалика, а в обед выяснилось, что кто-тослил в «Гардиан» выдержки из отчета следственного комитета. Тут-тодерьмоиполилосьрекой.Дуланпообещал,что«постараетсявыгородить».Постараетсяон,какже.Говнюк.Нуакэтойсмазочкедляполногосчастьядобавилась еще горсть песочку: пришло требование об оплатепросроченного счета за пребывание папаши в доме престарелых итребование об оплате просроченного счета за кредитку. В понедельникпридетсявбанктащиться,вочереднойразперерасходсогласовывать.Еслиполучится.ЕдинственнымлучомсветавэтомтемномцарствебылзвонокХлоиЧетвинд.Началаонаробко,видно,нервничала,нояейсказал,чтоспрошлойсубботыонейдумал,аонаиговорит:«Аятоже».Тутяисделалстойку.Истояк.Послеработызашелвпидорскуюцирюльню,постригся–двадцатьфунтовсодрали,гады!–потомпроехалчереззаправку«Тексако»,там в ларьке гвоздики прикупил и упаковку презервативов. Самипонимаете,будьготовивсетакоепрочее.Вобщем,идусебепотротуару,насвистываю «Если упадет звезда, ты желанье загадай…»{16},уворачиваюсь от прохожих: сначала от бегуна в черно-оранжевомтренировочномкостюме,апотомоткакого-тотипасдетскойколяской.Повиду–мойровесник,анарожеунеговоттакущимибукваминаписано:«Икакогохренаябезгондонаэтутечнуюсукутрахнул!»Поздноспохватился,приятель.

Дорожный инспектор сегодня у проулка Слейд не околачивается.Захожувхолодныйпроулок,поворачиваюналево,ичерездвадцатьшагов–та самая черная дверца. Толкаю, но сегодня она не поддается, даже недрогнет: новая рама вставлена, цементом прочно обмазана, кирпичныйпорожек аккуратно выложен. На совесть сработано, даже ломиком неподцепишь. Делать нечего, надо в конец проулка двигать, к Крэнбери-авеню,искатьпарадныйвход.Толькоповернулся– в лилипутскойдверце

замокщелкает.А за дверью– она, в каком-то ацтекскомпончо и черныхджинсахвоблипку.Что-токгрудиприжимает.Яподхожу,вгляделся–анарукахунеерыжийкот.

–Але-але,–говорю.–Этоктотакой?–Гордон,знакомьтесь,этоБержерак.Бержерак,этоГордон.–Бержерак?КакДжимБержерак,детективизтелесериала?– Вот только не притворяйтесь, что вас это удивляет. Вы же сами

посоветовалимне котом обзавестись.А как его еще назвать?Коломбо нетакой импозантный, Коджак лысый, Кегни и Лейси женского пола. По-моему, Бержерак – самое подходящее имя для кота{17}. Правдаочаровательный?

Ясмотрюнамохнатуютушку,гляжувглазаХлои:–Совершенноверно.–Акакваммояноваядверь,Гордон?Каквыдумаете,теперьнезваные

гостивсаднезаберутся?– Ну, тут без миниатюрной гаубицы не обойтись. Можете спать

спокойно.ШеюХлоиобвиваетчерныйшнурок,нанемпокачиваетсяподвеска–

серебрянаяракушка.– Знаете, а хорошо, что вы ко мне зашли. Очень любезно с вашей

стороны. Я вам позвонила, а потом весь день терзалась, что напрасноотнимаюдрагоценноерабочеевремяусотрудникаполиции.

–Ясейчасненаслужбе,анаотдыхе.Ивсвободноевремяделаючтохочу.

Хлоя Четвинд прижимает Бержерака к нежной шее. От нее пахнетлавандойитабачнымдымом,ияшалеюотмысли,чтопроизойдетдальше.Видно,чтоприческуейсегоднявпарикмахерскойделали.

– В таком случае, Гордон, окажите мне еще одну любезность.Осмотрите дверь с внутренней стороны – на всякий случай. Проверите,соответствуетливрезнойзамоктребованиямтехникибезопасности…

Хлояопускаетнакухонныйстолпротивеньсзапеченнойгрудинкой.Явдыхаюгустойсолоноватыйаромат говядины.Стологромный, солидный,каквсевкухне.Джулиобожаларазглядыватьфотографиитакихкухоньвсвоемлюбимомжурнале«Кантриливинг»{18}.Дубовыебалкинапотолке,терракотовая плитка на полу, точечное освещение, из окон с изящнымишторками открывается вид на сад, на буфетных полках – коллекциячайников, в громадной духовке можно ребенка зажарить, шведский

холодильник, массивный, как в американском кино; встроенныйпосудомоечныйкомбайн.Аеще–каминсмеднымколпакомвытяжки.

–Нарезайтемясо,–говоритХлоя.–Этомужскоедело.Яберусьзанож:–Пахнетизумительно.Онаприноситглубокоеблюдосзапеченнымиовощами:– По маминому рецепту: красное вино, розмарин, мята, мускатный

орех,корица,соевыйсоусиещекое-какиеингредиенты.Нет,секретаявамневыдам,инепросите–иначемнепридетсявасубить.

Хлоя снимает крышку с блюда: репа, картофель, морковь, тыквакубиками.

– К мясу со специями нужно особенное вино, с характером.Напористое.Какпо-вашему,риохаподойдет?

Сознаниемделакиваю,мол,есливасустраивает,тоименявполне.– Значит, риоха. Была у меня припрятана бутылочка темпранильи

восемьдесятпервогогода.Джули, подражая знатокам-дегустаторам, вещала о винах

восторженным тоном малограмотной маникюрши. Хлоя говоритпрозаично, без малейшего притворства. Возвращается, вручает мнебутылку и штопор. А глаза-то поблескивают. Я вкручиваю штопор впробку, думаю понятно о чем, мысленно ухмыляюсь. Чпок! – пробкавыскакиваетизбутылки.

– Восхитительный звук, – говорит Хлоя. – Истинные ценителиутверждают, что красному вину надо четверть часа подышать, но, по-моему,жизньитаккоротка.Вотвамбокалы…

Хрустальныедонышкискользятподеревяннойстолешнице.–Наливайте,Дживс.{19}Яповинуюсь.Винольетсябуль-буль-бульбульбульбульбуль.

Тирамису – зашибись, о чем я и говорю. Хлоя аккуратно вытираетсалфеткойкапелькусливоквуголкерта.

–Неприторно?Неслишкомсладко?– Само совершенство, как и весь остальной ужин. Вы еще и

кулинарнуюакадемиюокончили?Хлоя с довольным видом подносит бокал к губам, делает глоток,

промокаетсалфеткойбагровоепятнышко.–Вымнельстите.– Я? А зачем мне вам льстить? Незачем. Так что ваше обвинение

безосновательно.

Хлояналиваеткофеизкофейникавформедракона.–Вследующийраз–ну,есливы,конечно,захотитекомнезаглянуть–

угощувасводочнымсорбе.Сегоднямнебылоне…Рядомсомнойраздаетсядевичийголос:–Иона!Звонко-звонко.Воттолько,кроменас,здесьникогонет.Ивсеже……яееслышал.Девчонкаявственноокликнулакого-то:«Иона!»Увходнойдверичто-тодребезжит,хлопает.Явскакиваю,ножкистуласкрежещутпотерракотовымплиткам,стул

наклоняется,сгрохотомпадает.Кошачьядверца,чутьпоскрипывая,качаетсяраз-другой,замирает.Все

тихо.Апотомсновадевичийголос:–Иона?!Нет,мненепослышалось.Иопять,громче,протяжнее:–И-о-на-а-а!Явесьнапрягся,аХлоянисколечконевстревожена.Инаменясмотрит

невозмутимо,некакнапсиха.Спокойно.Аменядрожьпробирает.–Выслышали?–спрашиваю,неточтобысиспугом,новсе-таки.–Да,–отвечаетона,вродекаксоблегчением.–Конечнослышала.–Девичийголос,да?–уточняюя.–Здесь,вкухне.Хлоязакрываетглаза,медленнокивает.–Но…выжесамиговорили,увасдетейнет.Онавздыхает,глубоко-глубоко:–Этонемоидети.Не ее дети. Тоже мне, объяснение! А чьи? Приемные, что ли?

Невидимки?–Иктоонитакие?–ДевочкузовутНора.Аеебрата–Иона.Ониздесьживут.Уменяморозпокоже.–Я…вы…какэто?Хлояберетсигаретуизмоейпачки:–Голос слышен, аникогонет.Домоченьстарый.Увас естьверсии,

детектив?Слово «привидение» я произнести не могу, хотя сам только что

слышал,какдевчонказоветИону.Воттольконикакойдевчонкинет.–Помните,впрошлуюсубботувыслышалитопот–детивокругдома

носились?Выещерешили,чтоэтоусоседей.

Яхолодею.Киваю.–В соседнем доме детей нет, Гордон. ЭтоНора сИоной.По-моему,

ониблизнецы.Вот,закуривайте.Присаживайтесь.Я опускаюсь на стул.Мысли разбегаются.Непослушными пальцами

берусигарету,прикуриваю.– Я их в январе первый раз услыхала. В саду, вот как вы. И тоже

решила, что это соседские дети. А потом, как раз в День святогоВалентина, я Стюарта после химиотерапии спать уложила, выхожу изспальни,аналестничнойплощадке,унапольныхчасов,слышу–девочкачто-тонапеваеттихонечко, апотоммальчикееизкухниокликает:«Нора,яйцо сварилось!» А она ему отвечает: «Вот часы заведу и спущусь». Ясначала подумала, что, может, и правда ребятишки какие-то в домпробрались,шуткиради,но…Яжесаманалестничнойплощадкеучасовстояла…

Девчонку-невидимку и леди Грэйер зовут одинаково: Нора.Любопытноесовпадение,конечно,датолькочтостого?

–Авашмужихслышал?–Нет,ниразу.НаПасхуНорасИонойбегалипокухне,болталичто-то

про своего пони по кличке Блэкджек. Стюарт как раз за столом сидел,кроссворд решал. Я ему говорю: «Слышишь?» – а он газету отложил испрашивает: «Что?» – «Да голоса же», – отвечаю. Он на меня страннопосмотрел, встревоженно так, пришлось приврать, что, мол, я радио вспальневыключитьзабыла.

Хлоязакуриваетсигарету,глядитнатлеющийкончик.–Стюартбылбиохимиком,атеистом.Всверхъестественноеневерил.

А потом, через пару недель, мы гостей на ужин пригласили, я закускиподаю и слышу, как Нора с Ионой вприпрыжку бегут по столовой ираспевают во все горло: «Тили-тили-тесто, жених и невеста!» За столомвосемьчеловексидели,воттолькониктоизнихничегонеслыхал.

В камине бьется пламя. Полицейский ум услужливо подсказываетслово«шизофрения».Но я ведьи сам голос слышал, а вот о совместныхшизоидныхглюках–никогда.

Хлояналиваетвбокалыостаткивина.–Ярешила,чтоумомтронулась.Стюартуничегоговоритьнестала,но

к трем врачам на прием сходила, энцефалограмму сделала, проверилась.Никаких отклонений не обнаружили. Два психиатра сказали, что это отпереутомления – я ведь для Стюарта сиделку не нанимала, сама за нимкруглые сутки ухаживала. А третий заявил, что детские голоса – этосублимация неудовлетворенного желания завести ребенка. Ну, к нему я

большеходитьнестала.Явыпиваювино,затягиваюсьсигаретой.–Значит,кромеменя,ихбольшениктонеслышал?–Большеникто.Знаете,впрошлуюсубботуятакобрадовалась,когда

поняла,чтовыихтожеслышите!Господи,выдаженепредставляете,какоеэто счастье… Вот мы с вами о них беседуем – вы же не считаете меняненормальной,правда?Ох,Гордон!

Глазаголубые.Нет,серые.–Поэтомувыменяипригласили?Застенчиваяулыбка.– Нет, не только поэтому. Вы не думайте, я не из корыстных

побуждений.–Ятакипонял.Кстати,наверное,Бержеракихтожепочувствовали

смылся.Яналиваюсебекофеизсеребряногокофейника.–Хлоя,апочемувыздесьостались?Продалибыособняк,переехали

быкуда-нибудь…подальшеотпризраков.Оначутьморщитнос–какяужепонял,этоозначает,чтовопросейне

оченьнравится.–Слейд-хаус–мойдом.Здесьясебячувствуювбезопасности.АНора

иИона…онижевтемныхуглахне завывают,ошметкамиэктоплазмынешвыряются, зловещихпосланийна зеркалахнепишут.Онивсебольшеосвоемразговаривают,амоеприсутствиеихнебеспокоит.Даислышуяихнекаждыйдень.

Хлояопускаетложечкунаблюдце.– Есть еще один призрак, я его прозвала Иа-Иа, потому что он

ужасныйбрюзга.Ноегоявсегопаруразслышала.Онбормочет:«Онивсеврут», или «Беги отсюда», или еще какую-то бессмысленную чепуху.Жутковато,нополтергейстомегоненазовешь.Нет,из-занегояСлейд-хауснеброшу.

Бержерактретсямнеолодыжку–яинезаметил,когдаонвернулся.–По-моему,Хлоя,выоченьсмелаяженщина.Многимбысталонепо

себе…отпризраковивсеготакого.–Некоторыедержатвдомепитоновилитарантулов,аведьэтитвари

гораздо страшнее безобидных призраков. Между прочим, я не вполнеуверена,чтоонидействительнопризраки.

–Безобидных?Тоестьвредаонивамнепричинят?Актожеонитогда,еслинепризраки?!

–По-моему,ониобычныедети,толькоживутвдругомвремени.Яих

слышу потому, что их и наше время как-то пересеклись. А может,истончиласьразделяющаянасграньвремен,толькоивсего.

В большом окне отражается кухня с призрачными силуэтами – я иХлоя–нафонетемногосада.

– Если б я их своими ушами не слышал, решил бы, что вынасмотрелись«Непридуманныхисторий»{20}иличего-топодобного.Но…яихсамслышал.Авынеузнавали,комупринадлежалСлейд-хаусраньше?Можетбыть,здесьдействительножилиблизнецыИонаиНора?

Хлоясворачиваетсалфетку.–Да,яобэтомподумывала,нопослесмертиСтюартавсекак-тонедо

тогобыло,–извиняющимсятономпроизноситона.Мнеужаснохочетсяеепоцеловать.Бержеракзапрыгиваеткомненаколени,устраиваетсявпаху.Лишьбы

когтиневыпускал.– В муниципалитете хранятся копии купчих на недвижимость с

шестидесятыхгодовпрошлоговека,–говорюяХлое.–Мы,полицейские,частовархивесправкинаводим.Уменятамзнакомыйесть,Леон,кнемувсегдаможнополичномувопросуобратиться,непридетсяобъяснятьзачеми почему. Информацию о вашем особняке найти легко – дом большой,заметный,документынавернякасохранились.Хотите,яснимпоговорю?

– Да вы просто бюро добрых услуг! Сначала слесарь, теперь вотархивариус…Да-да,конечнопоговорите.Ябудувамоченьпризнательна.

–Явсевыясню,небеспокойтесь.ЯглажуБержерака,онурчит.Хлояпоправляетприческу:–Ох,Гордон,любойдругойнавашемместеужедавнобысбежал.Явыдыхаюоблачкотабачногодыма:–Ну,яведьнелюбойдругой.Мы с Хлоей до неприличия долго глядим друг на друга. Она

перегибается через стол, забирает мою десертную тарелку, кладет ее насвою.

–Авсе-такихорошо,чтоявампозвонила.Ничегоостроумноговголовунелезет,ияпредлагаю:–Вамещекофеналить?–Нет-нет,спасибо.Явсюночьглазнесомкну.«Вотименно»,–думаюя.–Давайтеяпосудупомою.–АдлячеготогдаГосподьпосудомоечнуюмашинуизобрел?Обручальногокольцанапальценет.

–Значит,яосталсябезработы.Голубыеглаза.Нет,серые.–Этокакпосмотреть.

Хрипяизадыхаясь,весьвсоленомлипкомпоту,яоткидываюсьнаееподушку.Ох, объелсядосыта– сыт, сыт!Хорошобытьмолодым–ну, неоченьмолодым,новсе-таки,–доотваланасытившимсямужчиной.Лежимбокобок,дыханиеуспокаивается,сердцеперестаетколотиться,приходитвнорму.

– В следующий раз – если тебе захочется, конечно, – обещаюисполнитьсвойдолгсчувством,столком,срасстановкой,–говорюя.

–Атыдоговорисьоследующейвстрече.Можетбыть,ясмогутебя…принять.

Язахожусьвхохоте,имойобмякшийжезлвыскальзываетизнее.Онапротягиваетмнебумажныесалфетки,поворачиваетсянабоки,промокнуву себя между ног, натягивает липкую простыню.На презервативе она ненастаивала,вотяирискнул:всеравноонарискуетбольшеменя,авнашемделе главное–передачариска, этовамлюбойпреуспевающийбизнесменподтвердит. Широкая кровать занавешена бордовым пологом; под нимтепло,темноиуютно.

–Твойврезнойзамокполностьюсоответствуеттребованиямтехникибезопасности.

Онашутливошлепаетменятыльнойсторонойруки.–Нападениенасотрудникаполиции–серьезноепреступление.–Ой.Тынаменянаручникинаденешь?–Ого!Тымне,случайно,неснишься?–Атыпоспи–тогдаиузнаешь,–говоритХлоя,целуямнесосок.–Поспишьтут,когдарядомобнаженнаябогиня.Онацелуетмневеки:–Приятныхснов,детектив.Язеваювовесьрот:–Нет,правда,спатьсовсемнехоче…

Просыпаюсь, а Хлои рядом нет. Лежу, млею, весь такойрасслабленный. Где-то за стеной стонут древние водопроводные трубы, вду́ше плещет вода. Вытаскиваю из-под подушки свои часы: полвторого.Глубокая ночь на дворе. Ничего страшного, сегодня воскресенье, а наслужбу мне только во вторник. Ох, все пофигу: и вторник, и служба, ипроклятое дело Малика. И Тревор Дулан. И интересы британской

общественности. Вот пошлю всех на хер и все воскресенье – нет, всюнеделю,аещелучшецелыймесяц–изХлоинойпостелиневылезу.Толькочто-томне покоя не дает. Что?Дурацкаямысль, вот что.Амысль такая:скакогоперепугуэтаумница,красавицаиаристократкапрыгнулавкойкусполузнакомыммужиком?Такоетольковпорнофильмахпроисходитиливраспаленномвоображениимоихколлег.Вреальноммиретакие,какХлоя,второесвиданиевтраходромнепревращают.

Погоди-ка,ГордонЭдмондс, какое еще«второе свидание»?Тыужевпятый раз в Слейд-хаус приходишь. Забыл, чем тебя кормили, что ли? Впервую субботу Хлоя приготовила бифштексы, во вторую – треску скартофельной запеканкой, в третью – пирог с олениной и «Гиннесом», впрошлуюсубботубылфазан,асегодняростбиф.Пятьужинов,пятьсуббот,пять бутылок вина, пять долгих бесед о том о сем и о всяком разном:одетстве, ополитике, обобщественнойморали; о еепокойноммужеиомоейбывшейжене;оДжонеРёскине,викторианскомискусствоведе.Выжедруг другу каждый вечер звонили, пожелать спокойной ночи и приятныхсновидений.Ухаживание,может,инедолгое,нонепохабное,адажеивовсеромантичное. Ты – мужественный красавец-полицейский, в постели навысоте, так сказать. В чем проблема-то? Да, тебя полюбила ХлояАльбертинаЧетвинд.

Сам я ее не люблю – пока не люблю. И вообще, любовь в сексезарождается. Чем больше в женщину, кхм, проникаешь, тем больше еюпроникаешься, так по-моему.Кто знает,может,мыпоженимся.И стану явладельцем Слейд-хауса. Ну, наполовину. Подумаешь, три привидения!Хлоя меня еще больше ценит за то, что я их тоже слышу. Слейд-хаус –огромный особняк, много больше, чем дома Тревора Дулана и егоприятелейизклубаконсерваторов.Дажееслииз-заМаликаяизполициивылечу, то Слейд-хаус станет моим спасательным кругом. Интересно,сколько он стоит? Сто тысяч фунтов? Сто двадцать тысяч? Огромныесостоянияпостоянноизрукврукипереходят–ивбизнесе,ивлотерее,исредиуголовников,ивоттак,взаконномбраке.Хлоенуженмужчина,вотяипредложуейсвоекрепкоеплечо,аонаменяфинансовообезопасит.Такбудетпосправедливости.

–Го-ор-дон! – окликает она откуда-то из соседней комнаты. –Тынеспишь?

–Уженет!–кричуя.–Тыгде?–Dansladouche[2].Уменятутпробказастряла,вытащитьнемогу…Вотчертовка!–Ахнеможешь?!

–Помогитебеднойженщине,детектив!Поднимитесьполестнице.На кровати лежит пушистый коричневый халат – наверное, от

покойного мужа остался. Ничего, Стюарт меня простит: жену его я ужеопробовал, теперь вот халат примерю. Надеваю халат, выхожу из-затяжелогобордовогополога,пересекаюкруглуюспальнюиоказываюсьналестничнойплощадке.Слеваотменя–напольныечасы,справа–лестницаввестибюль, а лестничныйпролетпередомнойведетк светлойдверинасамомпоследнемэтаже,гдеочаровательнаяХлояЧетвиндвмыльнойпенеждетсвоегорыцарябезстрахаиупрека.

–Гордон,нугдеты?!Гордон?Иду уже, иду. Взбегаю по лестнице, через две ступеньки. На стенах

висят портреты.Вот какой-тоюнец в потертой кожаной куртке – темныеволосы прилизаны, сам узкоглазый, будто китаеза. Еще одна картинаизображает блондинку, разряженную в пух и прах, с высокой прическойваликом, как у певиц 60-х годов. Блондинка мечтательно улыбается, какмоя Джули до того, как превратилась в нервозную стерву. Яостанавливаюсь, касаюсь губами нарисованных губ – а что, нельзя? Натретьем портрете – тринадцатилетниймальчишка, русоволосый, носатый,насупленный, в твидовомпиджачкеи с галстуком-бабочкой, не иначе какзаботливаямамашаегонаряди…

Это же Нэйтан Бишоп! Не может быть. Да, точно он. Сердцеколотится, меня мутит, ноги подкашиваются. Нэйтан Бишоп, тот самый,которогоФредПинк в 1979 году видел в проулке Слейд.Нэйтан Бишоп,фотографию которого Фред Пинк из газеты вырезал. Тревор Дуланзаставил Дебби снять с нее копию и пришпилить к стене, чтобы всемпоказать, – в департаменте уголовных расследований полицейскогоуправления долины Темзы серьезно относятся к показаниям свидетеля,восставшегоиз девятилетней комы. «Она все врет», – обиженно звучит уменя в ушах. Я вздрагиваю, едва не падаю с лестницы, встревоженнооглядываюсь–никого.«Онаижизньутебяотберет,ивсеостальное…»

Лестничный пролет вверх, лестничный пролет вниз – кроме меня,никогонет.

Пытаюсь расслабиться, уговариваю себя, что мне послышалось,толькоивсего.

«Может,какоеоружиевщельзавалилось»,–продолжаетголос.ГолоснискольконепохожнаИонуиНору.Онобращаетсякомне.Не

знаю,откудауменявзяласьэтауверенность,ноточнознаю,чтокомне.«Вщелисорсметают»,–говоритмальчишка.Щели?Сор?Оружие?

–Тыкто?–бормочуя,обращаяськпортретуНэйтанаБишопа,ногде-товглубинерассудкапонимаю,ктоэто.

«Уженикто,–отвечаетмальчишка.–Отменямалочегоосталось».– А зачем мне… – (Я совсем спятил – веду разговоры с портретом

давнопропавшегомальчишки.)–Азачеммнеоружие?Откуда-тоиздалекадоноситсятиканьенапольныхчасов.Это все моя выдумка. Нет, не выдумка. Каждое слово отзывается

больювголове.«Тебе незачем, поздно уже, – говорит мальчишка. – Но ты другим

передай».– Кому – другим? – спрашиваю я бесплотный голос, не понимая,

звучитонилинет.«Другимгостям…Яужезаканчиваюсь…уженичегонеосталось».–Эй!–говорюя,номальчишкаисчезает.Крадусь вверх по ступенькам задом наперед, подальше от портрета

Нэйтана Бишопа, и натыкаюсь на следующую картину. А с нее смотритзнакомое лицо.Это я, ГордонЭдмондс собственной персоной.Я даже неприфигел,–наверно,вголовечто-топереклинилоотшока.Стоюкакдурак,будто перед зеркалом, разглядываю свой портрет: вот он я, ГордонЭдмондс,впушистомкоричневомхалате,стриженныйподмашинку,налбузалысины,физиономиякакуФилаКоллинза,толькомоложе,подтянутееисимпатичнее,ротразинутотудивления,авместоглаз–двателесныхпятна.Пялюсь и пялюсь, а потом вдруг думаю: «Надо бы отсюда сматываться.Хренегознает,чтоздесьпроисходит».Хотя,конечно,фигнявсеэто.Чеготутбояться?Того,чтоХлоямойпортретнарисовала?Шевелюизвилинами,номыслипутаются.Мозгвродекакподморозило.Значит,Хлоянарисовалане только мой портрет, но и все остальные? А если она нарисовала всеостальные, значитипортретНэйтанаБишопа–тожееерукдело.Значит,егоимябылоейзнакомо,ноонамнесоврала.Значит…

Хлоя – убийца?Нет, это полнаяфигня!Я четверых серийных убийцдопрашивал,Хлояна этих говноедовни капелькине похожа.Тут другое.Да,Хлоянарисоваламойпортрет,хотеламнесюрпризсделать,но этонезначит, что и другие картины тоже она нарисовала. И вообще, всеостальные портреты – старые. Сразу видно, что давным-давно тут висят.Наверное, от Питтов остались. Этим все и объясняется. Вроде как. Накартинахже не написано, кто тамизображен.Хлоя ни сномни духомневедала, что у нее над лестницей портрет Нэйтана Бишопа висит. А я напрошлойнеделевсадуфотографиимальчишкиХлоенепоказывал,толькофамилиюназвал.

Нояведьслышалголос,предупредившийменяобопасности!Нуичто?Малоличто там этотпризрачный голос вещает.Аможет,

этововсенеНэйтанБишоп,атот,когоХлоязоветИа-Иа.Ивообще,может,мненичегонепослышалось,апростопоказалось.

Вот что надо сделать: вывести Хлою из душа, рассказать ей, что настене висит портрет Нэйтана Бишопа, успокоить, объяснить, что ее ни вчем не подозревают, а завтра утром первым делом позвонить домойстаршему инспектору Дулану. Он поначалу озвереет, конечно, а вполицейскомуправленииотнасмешекпроходунебудет,какузнают,чтояХлою склеил, но Дулан быстро пластинку сменит, как только сообразит,чтоФредПинкнасивпрямьнаследпропавшихБишоповнавел.

Воттак-то,вовсемразобрались.Ну,вперед.Засветлойдверьюоказываетсяневаннаякомната,адлинныйтемный

чердак. Темный чердак, похожий на… каталажку? Выглядит как тюрьма.Помещение перегораживает решетка из массивных, в дюйм толщинойбрусьев, посаженных густо, на расстоянии дюйма друг от друга. Конецчердакатеряетсявомраке,лишьувходаиздвухокошеквкрышеструитсятусклый свет. Пахнет какой-то гнилью и хвойным дезинфицирующимраствором, как в камере предварительного заключения в нашем участке.Нащупываю выключатель на стене, за решеткой загорается свет.Маломощнаялампочкагде-топодпотолкомосвещаеткровать,умывальник,диван,стол,стул,велотренажер,каморкусраспахнутойдверью,закоторойвиднеется унитаз. Под грудой одеял на кровати кто-то шевелится – втемнотенеразобратькто.Чердакширинойметровпять,но,похоже,идетпо всей длине Слейд-хауса. Я подхожу к решетке, прижимаю лицо кбрусьямивглядываюсьвсумрак.

–Эй!Мненеотвечают.Иктотам–фигразберешь:онилиона.Может,какой

родственникполоумный?Такведьпозаконунеположено…Нет,придетсяутромобовсемдоложитьначальству.

–Эй,вычтоздесьделаете?–сноваокликаюя.Кто-товздыхает,раскладушкаскрипит.–Эй,выпо-английскипонимаете?Вампомощьнужна?Вы…Итутраздаетсяженскийголос,тихий-тихий:–Авывсамделишный?Человеквсвоемуметакоговопросанезадаст.Раскладушкастоитгде-

то посредине чердака, мне видны только щека, рука, плечо, клок седыхволос.

–Меня зовутГордонЭдмондс.Да, всамделишный.Самыйчтонина

естьнастоящий.Онасадится,подтягиваетколеникгруди:– Те, кто во сне приходит, тоже утверждают, что настоящие, так что

позвольтемневамнеповерить.Голосунылый,дрожащий,ночувствуется,чтодамочкавоспитанная.– Вот как-то раз приснилось, что Чарли Чаплин меня освободить

пытается,кусачкамидляногтейрешеткувыламывает.Сощурившись,онаглядитнаменя–видно,забыла,какулыбаться.–АоднаждыВивианЭйрспросверлилдырувпотолке,ячерезнеена

крышу выбралась, он меня к своему планеру ремнями пристегнул, и мыперелетеличерезДуврскийпроливвЗедельгем.Япроснуласьвслезах.

Натужностонутбатареиотопления.–ГордонЭдмондс?Выновенький?Нуточно,дамочкаизумавыжила.–Да,новенький.Авы…выпациентка?–Есливынастоящий,тодолжнызнать,ктоятакая,–ворчитона.–Неправда.Я–настоящий,ноктовы–понятиянеимею.Голоспревращаетсявзлобноешипение:–Что,Чудовищусноваразвлеченийзахотелось?Низачтонеповерю,

чтовыменяспасатьпришли.Вотсволочь!Нет,явэтиигрынеиграю,такейипередайте.

–Какиеразвлечения?Какиеигры?Выоком?–ОЧудовище,вотоком.Поименияееназыватьнесобираюсь.Кого–ее?НеужелиречьидетоХлое?Нет,должножебытькакое-то

разумноеобъяснение.– Послушайте, я – полицейский. Детектив Гордон Эдмондс, из

департаментауголовныхрасследованийполицейскогоуправлениядолиныТемзы.Скажите, каквы здесьоказались?Точнее, каквыдумаете,почемувыздесьоказались?

– Детектив в домашнем халате? Под прикрытием расследованиеведете?

–Вочтояодет–значениянеимеет.Яполицейский,ясновам?Она,воднойночнушке,встаетскроватииподплываеткрешетке:–Лжец.Яотступаюнашаг–авдругунееножприпрятан?–Вытольконеволнуйтесь,прошувас.Я…япростохочупонять,что

здесьпроисходит.Каквасзовут?Вузкующелкумеждупрутьямирешеткивиденбезумныйглаз.–Рита.

Словавылетаютизорта,какшелковаялентаизшляпыфокусника:–Нифигасебе!Вы–РитаБишоп,чтоли?Женщинаморгает:–Да.Ивыэтопрекраснознаете.Я вглядываюсь, вспоминаю копию фотографии, которую Дебби

пришпилилакстене.Огосподи!ПередомнойдействительноРитаБишоп–измученнаяипостаревшая.

– Столько лет прошло, а она все одну и ту же комедию ломает! –шипитона,обдаваяменяуксуснокислымдыханием.–Икакейненадоест!

Головаидеткругом,кровьстынетвжилах.– И вы с семьдесят девятого года… – начинаю я, заранее боясь

услышатьответ.–Вастакстехпорздесьидержат,начердаке?– Нет, – ехидно ухмыляется она. – Сначала меня в Букингемском

дворце прятали, потом в балагане гадалки на Брайтонском променаде, апотомнашоколаднойфабрикеВиллиВонки.

–Дапрекратитевы!–Менябьетдрожь.–АгдеНэйтан?Гдевашсын?–Вотунееиспросите!–цедитРитаБишоп, закрывглаза.–Уледи

НорыГрэйер,иликактамонасебясейчасвеличает.ОнанасвСлейд-хаусзаманила,опоилакакой-тодряньюизаперла.АНэйтанаувелакуда-тоинепризнается,живонилинет.

Онаоседаетнаполитихоньковсхлипывает.Мысливголовепутаются.ХлояЧетвиндиНораГрэйер–однаитаже

женщина?Как?Неможетбыть!Аспортретамичто зафигня?Зачемонадетектива к себе в постель затащила? Зачем заставила по лестницеподняться?Чтобыонпортретыувидел?Радичеговсеэто?Так,спокойно.Слейд-хаус – не полицейский участок, не тюрьмаи не психушка. Значит,здесь человека насильно в заточении держат. В подобной ситуации – нихерасебеситуация!–полагаетсявыйтикмашине,вызватьпорациигруппуподдержки с ордеромна обыски через пару часов вернуться.Только вотдело усложняется тем, что я только что оттрахал тридцатидвухлетнююубийцу, или похитительницу, или хрен ее знает кто она такая, а значит,сначаланадоувестиРитуБишопкуда-нибудьвбезопасноеместо,апотомужбитьтревогуивызыватьнарядвСлейд-хаус.Еслиянеправ,тоТреворДуланмнеяйцаоторвет…Чтож,тактомуибыть.

–МиссисБишоп,вызнаете,гдеключ?Рыданиянепрекращаются.Тутдоменядоходит,чтоводавдушебольшенешумит.–МиссисБишоп,прошувас,скажите,гдеключ…Женщина на полу поднимает голову и обдает меня ненавидящим

взглядом:–Такяиповерила,чтовысейчасклеткуоткроете–ивсе.Девятьлет!

Девять!Тьфуты,черт!–МиссисБишоп,послушайте,черездвеминутывыпокинетеСлейд-

хаус,аещечерезполчасасюдаприбудетнарядполиции,ивашеЧудовищевозьмутподарест.Анаутроиполицейскоеуправление,иСкотленд-Ярд,икриминалисты начнут разыскивать Нэйтана. Ради всего святого, скажитемне,гдеключ!Выжехотитесынаувидеть,правда?

Похоже,каким-точудомяееубедил.РитаБишопусаживаетсянапол:–Ключнакрючкевисит,увасзаспиной.Нарочнотамповешен,чтобы

яеговидела.ТакЧудовищувеселее.Оборачиваюсь: на стене и впрямь висит длинный блестящий ключ.

Хватаю его непослушными пальцами, ключ падает, с тонким звономударяетсяополовицу.Поднимаюключ,нахожустальнуюпластинкузамка,врезанного в решетку, вставляю ключ в замочную скважину. Дверьраспахивается, Рита Бишоп встает, отшатывается, делаетшаг к дверномупроемуиошалелоглядитнаменя.

–Ну,миссисБишоп,–шепчуя,–пойдемтежескорее.Нампора.Пленница,неуверенноступая,приближаетсякрешетке,хватаетменя

зарукуивыходитизклетки.–Я…я…–хрипло,надсадновыдыхаетона.–Спокойно, спокойно, – говорю я. –Все в порядке.Выне знаете, у

нее…унихоружиеесть?ДрожащаяРитаБишопответитьневсостоянии,–вцепившисьмнев

рукав,онаповторяет:–Мнеэтонеснится,правда?Скажите,неснится?–Нет,неснится.Пойдемте.Пальцыснеожиданнойсилойвпиваютсямневзапястье.–Иявамнеснюсь?Еслибменядевятьлетвзапертидержали,ябтожеспятил.–Нет,неснитесь,–терпеливоотвечаюя.–Пойдемтежескорее.Онавыпускаетмоюруку:–Детектив,посмотрите…–МиссисБишоп,нампора.Не обращая внимания на мои слова, она подносит мне к лицу

зажигалку,щелкает.Вспыхиваеттонкийязычокпламени…

…удлиняется,бледнеетизамирает,будтостоп-кадр.Этонезажигалка,а свеча в массивном металлическом подсвечнике, покрытомзамысловатыми письменами – арабскими, иудейскими, фиг его знаеткакими, в общем, иностранными. Клетка исчезла. Мебель исчезла. РитаБишоп исчезла. Пламя свечи – единственный источник света. Чердакскукожился, в нем темно, как в гробу в заваленном подземелье. Стою наколенях, будто окаменел, и совершенно не понимаю, что происходит.Пытаюсь шевельнуться, но даже пальцем двинуть не могу. Язык неворочается. Мое тело – клетка, а я в ней заперт. Все отказало, осталосьтолько зрение и мозг. Вот и соображай! Нервно-паралитический газ?Инсульт? Каким-то ядом опоили? Черт его знает. Соображай быстрее,болван! Тоже мне, детектив. В темноте проступают три лица. Прямонапротив,запламенемсвечи–явхалатепокойника.Значит,тамзеркало.Слеваотменя–Хлоя,вкакой-тотолстойнакидкескапюшоном.Справа…тоже Хлоя, только мужик. Похоже, брат-близнец – в такой же накидке,блондин, смазливый, как фотомодель, этакий пидорок-гитлерюгендовец.Оба стоят неподвижно. Рядом с пламенем свечи завис бурый мотылек –будто застыл в воздухе. Застыл во времени. Я не сплю, – пожалуй, этоединственное,вчемяуверен.Значит,воткакГордонЭдмондссумасошел.

Проходит время – не знаю сколько. С тихимшипением горит свеча,белое пламя чуть колышется. Мотылек нарезает круги, то исчезает втемноте,тосновапоявляется.

–Инечемутутулыбаться,братец,–говоритХлоя,иликтоонатамнасамомделе.

Лицоунееточнотакоеже,какутой,чтоугощаламенятирамису,авотласковыйпреждеголостеперьскрежещет,будторжавыйнож.

–Аяинеулыбаюсь.–Онпереминается–ногиунегозатекли,чтоли?Япытаюсьшевельнуться–безтолку.Хочучто-тосказать–инемогу.– Не ври, Иона. – Хлоя глядит на свои руки, как на пару перчаток,

будтонезнает,нужныониейилинет.–Яженеухмылялась,когдатыдвацикла назад парикмахершу ублажал. Между прочим, вы тогда дажесовершили обмен физиологическими выделениями. – С отвращениемпокосившисьнаменя, она продолжает: –А этомупохотливомупсу всеголишьвоображаемаякосточкадосталась.

–Но даже если я и улыбался, – отвечает он, – то исключительно изгордости за твое выступление в моем суборизоне. Ты великолепноизобразила нервическую вдову. Хотя, согласись, мизансцена в клетке начердаке уменя получилась превосходно. Роль бедняжкимиссис Бишоп ясыгралвдохновенно,МерилСтрипбыобзавидовалась.Есличестно,девять

летназадянанееособоговниманиянеобращал–мнеееголоснанервыдействовал. Чего ты куксишься, сестрица? Очередной день открытыхдверей прошел замечательно, операнд еще раз подтвердил своюнадежность, гусь ощипан и готов к употреблению, а ты вся какая-то…кислая.

–Операнд–вольнаяимпровизация,вкоторойвсезависитот…–Нора,ятебяумоляю,ужиннастоле.Неужелинельзя…– …все зависит исключительно от везения, Иона. А нам нельзя

полагатьсянаавось.Он – Иона – глядит на сестру – Нору – с ласковой

снисходительностью.– Пятьдесят четыре года наши души скитались по свету, вселяясь в

избранные нами тела, живя в свое удовольствие, а наши викторианскиесверстники уже давно умерли или вот-вот умрут. А мы живем. Операндработает.

– Да, работает, но только при условии, что наши собственные,первородные тела остаются здесь, в лакуне.Операнд работает, но толькопри условии, что каждые девять лет лакуну следует заряжать, для чегонеобходимо завлечь какого-нибудь простофилю из Одаренных вподходящийоризон.Операндработает,нотолькоприусловии,чтонашимгостямможнозадуритьголову, заманитьихвлакунуи заставитьпринятьобалдин.Неслишкомлимногоусловий,Иона?Да,досихпорнамвезло,новечноэтопродолжатьсянеможет.Инебудет.

Понятия не имею, о чем они говорят, но Иона злится все больше ибольше.

–Изачемтебепонадобилосьцелуюлекциюобэтомчитать,сестрица?–Надозащититьоперандотдосадныхслучайностей–иотврагов.–Откакихещеврагов,сестрица?Яведьнезрянастаивалнаполной

изоляции – теперь даже Путь Мрака о нас не ведает. А если системажизнеобеспечения работает, то не надо ее трогать.Все, кушать подано. –Ионапереводитвзгляднаменя:–Яотебеговорю,детективТугодум.

Все мои старания напрасны: не получается ни шевельнуться, нивоспротивиться, ни просить пощады. Даже обосраться от страха и то немогу.

–Атыужеинедышишь,–равнодушнозамечаетИона.«Нет,неправда!–думаюя.–Яжесознаниянетеряю».–Скоропотеряешь,–говоритИона.–Уженедолгоосталось.Четыре

минуты без кислорода – и в работе головного мозга возникаютнеобратимыенарушения.Часовуменянет,но,по-моему,минутыдвеуже

прошло. К концу шестой минуты наступает смерть, но от предсмертныхстраданиймытебяизбавим–мыженесадисты.

Менякакбудтовыталкиваетвверх.«Чемятакоезаслужил?!»–Aпричемтут«заслужил»?–НораГрэйерудивленноизгибаетчетко

очерченную бровь. – Что, свинья чем-то заслужила то, что ее копченуюплоть на завтрак тебе подали? Бессмысленный вопрос. Тебе захотелосьбекона,вотсвиньюнабойнюиотправили.Анамтвоядушапонадобиласьдлятого,чтобыоперандзарядить,такчтолакунытебенеизбежать,толькоивсего.

Трусливыелюдивполициинеслужат,номнесейчасстрашно,ажжутьберет.Срелигиейянедружу–глупостиэтовсе,новнезапноменяосеняет:«Еслиэтопохитителидуш,тонадопомолитьсяБогу».Каконотам?«Отченаш…»

–Отличнопридумано,–говоритИона.–Вотчто,инспектор,еслитысейчасмолитвуГосподнюотначаладоконцабезошибокпрочтешь,томытебяотпустим.Носначалапоглядим,какутебяполучится.

–Чтозадетскиезабавы,братец?!–вздыхаетНора.–Ну и что такого?Все по справедливости. Дадим емушанс. Давай,

Тугодум, на старт, внимание, марш! «Отче наш, сущий на небесах…» Адальшекак?

Иона–говнюквонючий,гаденыш,новыборауменянет.«Отченаш,сущийнанебесах,дасветитсяимяТвое…»–Непонял,светитсяилисвятится?–спрашиваетИона.Вотсволочь!Ладно,играемпоегоправилам.«Святится»,–думаюя.–Браво!Ну,вперед.«ДасвятитсяимяТвое…»Чтожетамдальше?«ДапридетцарствиеТвое,дабудетволяТвояина

земле,какнанебе.Хлебнашнасущныйдайнамнасейдень,иневвединасвискушение,ипростинамдолжниковнаших,какмы…»

–Стоп!Должниковиливсе-такидолги,тоестьпрегрешения?Когоиличто?

Ох, как мне хочется его довольную рожу раскровенить! «Что», –думаюя.

–Ухты,данамумникпопался!Итак,«ипростинамдолгинаши…»«Какмы…мы…мы…»– Так, не понял – это у тебя мысли заикаются или ты мычишь, как

телок?«Какмыпрощаемдолжникамнашим.ИбоТвоеестьЦарствоисилаи

слававовеки.Аминь».Уф,теперьвсе.Ясмотрюнанего.

Стервецулыбается.– Увы, «да приидет», «как и мы прощаем», искушение – после

должников,а«избавьнасотлукавого»тывообщепропустил.Чтовданныхобстоятельствахвесьмазабавно.

Насталмойсмертныйчас.Вотэтотсамый.Сейчас.Яумру.–Ивчемсмыслэтогопредставления?–спрашиваетНора.– Щепотка отчаяния придает душе насыщенный вкус. Ну что, ты

готова,сестрица?–Явсегдаготова,–ворчитНора.Близнецы Грэйеры начинают чертить в воздухе какие-то символы и

бубнятчто-тонанеизвестномязыке.Надпламенемсвечи,чутьвышемоихглаз, воздух словно бы сгущается, темнеет, наливается изнутрикрасноватымсвечением,пульсирует,будтосердцебьется,увеличиваетсядоразмеров мозга, выпускает змеящиеся щупальца плетей, отростков иликорешков.Онитянутсякблизнецамикомне,янемогуниувернуться,ниотмахнуться, ни даже зажмурить глаза, а плети острыми тонюсенькимипальчиками просовываются мне в рот, в уши, в ноздри и ворочаютсявнутри.Больгвоздемпронзаетлоб,взеркалевидно,какнадпереносицейвозникает черная дырочка… Крови нет. Проходят секунды. Из дырочкичто-товытекаетизависаетввоздухе,прямоуменяпередглазами.Сгустокразмеромсмячикдлягольфа,прозрачный,какжелеилияичныйбелок,авнемкружатсияющиепылинки,илигалактики,или…

Огосподи,какаякрасота!Боже,какпереливается!Оноживое…Этомоя……Наменянадвигаютсялицаблизнецов–Ионаслева,Норасправа,–

лицагладкие,алчные,губывыпячены,будтодлясвиста,всасывают…что?Дамоюдушу,этоведьонамедленноинеумолиморастягивается,какгустаяклейкая масса, как тягучий пластилин. Половина души струйкой дымаотправляетсявроткНоре,половина–кИоне.Яразрыдалсябы,еслибмог,заорал бы: «Убью гадов, вы у меня поплатитесь, я вас из-под землидостану!» – но от Гордона Эдмондса остался лишь сор. Шелуха.Скорлупка. Оболочка из плоти и кожи. Близнецы ахают, тихонькопостанывают, как наркоманы, когда дурь в крови полощет. Накатываетоглушительныйшум,будтоконецсветапришел,апотомнаступаетполнаятишина, как наутро после конца света. Зависший сгусток-мозг исчез,

воздушные отростки тоже пропали. Будто ничего и не было вовсе.Близнецы стоят на коленях по обе стороны свечи, друг против друга,неподвижные, как замершее пламя. Зеркало опустело. На полу валяетсякрошечныйобгорелыйклочок–все,чтоосталосьотмотылька.

Хрю-хрю1997

– Пять, – заявляет Аксель Хардвик, аспирант-астрофизик, с ног доголовыввельвете,черныекудрикороткоострижены,инасамомделезовутего не Аксель, а Алан, но он считает, что Аксель звучит лучше, как усолистаGunsN’Roses.

Аксельглядитнанастак,будтоэтомынавстречунеявились.– Нет, само собой разумеется, что тупицы рано или поздно

отсеиваются,ночтобысейчас,всамомначалесеместра,явилисьвсегопятьчеловек–этоникуданегодится.

На первом этаже паба шумно, по лестнице до нас долетает пьяныйгомон,мневголовулезутпосторонниемысли:вотеслибыявпервуюженеделю учебы записалась не в Общество паранормальных явлений, а вОбществолюбителейфотографии,какихотела,тобыстрееобзавеласьбызнакомыми.НотогдамысТоддомневстретилисьбы.

Тодд Косгроув, второкурсник, студент математического факультета,застенчивый, хрупкий паренек, чем-то похожий на эльфа, в черномпиджаке,белоймайке,бордовыхджинсахиботинках«кэмел».Он–вице-президентОбществапаранормальныхявленийифанатгруппыTheSmiths–сидитзастоломнапротивменяипотягиваетсвойньюкаслскийтемныйэль.Волосы у него густые, с челкой, цвета крепкого чая без молока. Тодд изместных,досихпорживетсродителями,нобеспомощнымилистраннымего не назовешь – он умный, добрый и сильный, так что наверняка естькакое-то объяснение, почему он не покидает родного дома. Всякий раз,когдаяпытаюсьснимзаговорить,мозготключаетсяиязыкневорочается,затоночьюстоитглазазакрыть–иТоддтуткактут.Сумасойти.Прямокаквпеснепоется:«любовьсумасвела».

–Наверное,многиепростоногибитьнезахотели,–говоритАнжеликаГиббонс,второкурсницасфакультетаантропологии.

В ней больше от гиббона, чем от ангела. Растрепанные патлывыкрашены ярко-синим, на ногах «док-мартенсы», рядится в яркиешмотки,изображаетизсебягадалкуи,какия,девушкакрупная.Широкаявкости.Ядумала,мыподружимся,но,когдамыснейтестнателепатиюпрошлисрезультатомвосемнадцатьпроцентов,онапрезрительнозаявила,что,мол,экстрасенсорнымпотенциаломянеобладаювообще.За«вообще»

сталообиднеевсего.Аксельнедовольноморщится:– «Лиса и гончие» всего в двадцати минутах ходьбы от общежития.

Милидве,небольше.АбюджетОбщепаранаавтобусныебилетыятратитьненамерен.

Онкрутитпостолешницеподставкудляпивнойкружки.Надкаминомвисит эмалированная жестянка с рекламой пива «Гиннес»: лепрекон наскрипочкеиграет,туканприплясывает.

–Вотяэтоиговорю,Аксель,–вздыхаетАнжелика.–Тысовершенноправ.

–Может,онивсевместепошли–ипотерялисьподороге,–замечаетЛанс Арнотт, третьекурсник философского факультета, в обсыпаннойперхотьюмайкеспинкфлойдовской«Стеной».

От него несет гамбургерами. В Силчестере, на развалинах римскойвиллы,Лансначалкомнеприставать.Здравствуй,ужас.КошмарнаулицеВязов отдыхает. Чтобы отвязаться, я ему сказала, что уменя вМалвернебойфренд,ноЛансрешил,чтоясебеценунабиваю.

–Эй,акудатвояподругаподевалась,Ферни?–спрашиваетон.Ферн Пенхалигон, как и я, первокурсница, учится на факультете

актерскогомастерства.ВолосамееРапунцельпозавидует,саматощая,какманекенщица,родомизКорнуолла,новсюжизньпрожилавЧелси.Нанейджинсы от Александра Маккуина и анорак с британским флагом. Вобщество она вступила якобы для того, чтобы «хорошенько изучитьпаранормальные явления» – она, видите ли, исполняет главную роль вспектакле«Привидение».

–НеФерни,аФерн.Какуюподругутыимеешьввиду?–кривитонагубуиотпиваетглотоккуантро.

ЗаликерЛансзаплатил,дурачок,думает,емучто-тосветит,толькофигемуобломится.

–Датусамую,чтоснамивцерковьСвятогоЭльфрикаездила.Такаядевушка… с характером. – Ланс обрисовывает пару мощных сисек инараспевпроизносит:–ИзУэ-эльса.

Ферн,поболтавкубикильдавбокале,уточняет:–Ясмин,чтоли?–Ага,Ясмин.Она сегоднянашлакем заняться, да?Унее,наверное,

свидание…–ЛанссмногозначительнойухмылочкойглядитнаТодда.ЯпосылаюТоддутелепатическоесообщение:«Необращайвнимания

на мудака». О чудо! Тодд действительно не обращает на Ланса никакоговнимания. Наверное, это Анжелика телепатическими способностями «не

обладает вообще». Ну-ка, попробую еще разок: «Тодд, посмотри на мойманикюр с лаком „павлинья лазурь“…»Но Тодд не отрывает карих глаз,блестящих, как яблочные зернышки, от Ферн, которая объясняет, что ееподругаЯсминпрошлойпоездкой«невпечатлилась».

–Невпечатлилась?–Аксельперестаеткрутитьпостолуподставкудляпивнойкружки.–Междупрочим,вцерквиСвятогоЭльфрикачащевсегонаблюдаютсверхъестественныеявления.

Фернпожимаетплечами:–Онадумалапривидениеувидеть,авместоэтогонасморкподхватила.–Привидениянеявляютсяпопервомузову,–говоритейАнжелика.–

Этотебенедомработница-филипина.Менябытакиесловазадели,носФернкаксгусявода.–Нефилипина,афилиппинка.Я,девушкаизоченьприличнойсемьи,

предпочитаю говорить правильно, – усмехается она, берет сигарету«Голуаз»иприкуривает.

Анжеликураздавили,какбукашку.«Прямовцель!»–злорадствуюя,имысФернобмениваемсяпонимающимивзглядами.

–Чтож,опоздавшихждатьнебудем,–заявляетАксельивытаскиваетстопочку листков, на которых крупными буквами значится: «Программаэкскурсии Общества паранормальных явлений, 25 октября 1997 года», анижешрифтомпомельче:«ИсчезновениявпроулкеСлейд».

На листке – две фотографии. Та, что наверху, разделена пополам:слева – зернистый школьный снимок двенадцатилетнего мальчишки сприческойзаучкиигромаднымшнобелем;справа–строгаябрюнеткалетподсорокспучкомназатылке,тощая,внаглухозастегнутойкофте,из-подкоторой выглядывает кружевной воротничок блузки и нитка жемчуга нашее. Сразу видно, мать с сыном и обафотографироваться не любят.Подфотографиейподпись:«НэйтаниРитаБишоп,датаиместоисчезновения–суббота,27октября1979года,проулокСлейд».Соснимкавнизусмотритвобъектив ухмыляющийся тридцатилетниймужчина, сжимая в руке пинтупива.Онодеткаккопизсериала«ПолицияМайами»,даромчтолысоватитолстоват. Подпись гласит: «Гордон Эдмондс, инспектор следственногодепартамента,датаиместоисчезновения–суббота,29октября1988года,проулокСлейд».Ага,ябылаправа–полицейский.Всамомнизустраницынаписано: «Авторские права защищены, Аксель Хардвик© 1997». И этовсё.

–«ИсчезновениявпроулкеСлейд»,–вслухчитаетЛанс.–Клево.–По-моему,неграмотныхсрединаснет,–язвитАнжелика.– Составить подробное описание происшествий я не успел, поэтому

изложувсеустно,–говоритАксель.–Ночьбылатемнаяиненастная,–произноситЛанссутрированным

сомерсетскимакцентом.–Кончайломатькомедию,–обрываетегоАнжелика.–Яатмосферунагнетаю.Ну,рассказывай,Аксель.АксельукоризненноглядитнаЛанса,будтоговоря:«Нучтозадетский

сад».– Так вот, все началось восемнадцать лет назад, в ноябре семьдесят

девятого года. Хозяин съемной квартиры, где жили разведенная РитаБишопссыномНэйтаном–обаониизображенынафотографии,–явилсязаквартплатой,потомучтобанквочереднойразнепринялчек:средствнасчете недостаточно. Соседи объяснили ему, что жильцов не видели ужеднейдесять.Хозяиннемедленнообратилсявполицию,итутвыяснилось,чтоНэйтан в последний раз был вшколе в последнююпятницу октября.Расследование велось кое-как, потому что у Риты Бишоп было двойноегражданство – британское и канадское, а ее бывшиймужжил в Родезии,нынеименуемойЗимбабве.ВдобавокдолговумиссисБишопбыловышекрыши. Копы, решив, что исчезновение Бишопов вызвано стесненнымифинансовыми обстоятельствами, присвоили делу гриф «ХН» и тихонькоприкрыли.

Ферн,тряхнувгривойволос,переспрашивает:–Ха-эн?–Хреннайдешь,–поясняетАксельиотхлебываетсвоегорькоепиво.Анжеликапонимающеусмехается.– Однако в сентябре восемьдесят восьмого года в Королевской

больницеБеркширавышелизкомынекийФредПинк,которогозадевятьлетдотогосбилпьяныйтаксистнаВествуд-роуд,–продолжаетАксель.

–ВотнаэтойВествуд-роуд?–спрашиваюя.– В объявлении о встрече адрес был указан, – ехидно напоминает

Анжелика.Воткоровища!Яотпиваюдиетическуюколуижалею,чтоянеФерн–

придумала бы сейчас какую-нибудь колкость.И парней умела бы клеить.Таких,какТодд.Ну,например.

–ФредПинк,очнувшийсяот«долгогосна»,каконсвоюкомуназывал,излюбопытстваначалподшивкистарыхгазетпросматривать,наткнулсяназаметку об исчезновении Риты и Нэйтана Бишопов, с фотографиейпропавших, – и тут же их узнал. Почему? Да потому, что в семьдесятдевятом,занесколькоминутдотого,какегосбилотакси,онразговаривалсРитой Бишоп на углу Крэнбери-авеню и проулка Слейд, в квартале от

Вествуд-роуд.МиссисБишопспросилаего,не знаетлион, гденаходитсяособняк леди Норы Грэйер. Фред ответил, что не знает такого, вышелпроулкомнаВествуд-роудитампопалподколеса.

–Вжжик!Бабах!Шлеп!–восклицаетЛанс,рассеяннопочесываяпах.–АможноливеритьпоказанияммистераПинка?–спрашиваетТодд,

растягиваягласныенапровинциальныйманер(яотэтогобалдею).Аксельодобрительнокивает:–Уполициитожевозниклисомнениявдостоверностиегопоказаний.

Район здесь хоть и благополучный, но бедный. Особняк некойаристократки отсвечивал бы пафосной занозой. Как бы то ни было, вследственном департаменте решили уважить просьбу Фреда Пинка иотправиливпроулокСлейдинспектораГордонаЭдмондса,выяснить,чтокчему.–Аксельтычетпальцемвфотографиюналистке.–Итак,этотсамыйинспектор Эдмондс двадцать второго октября восемьдесят восьмого годасовершилобходпроулкаСлейдиобнаружилвстененезапертуюдверь.Задверьюоказалсясади«внушительныйособняк»,именуемыйСлейд-хаус.

–ВкоторомжилаледиГрэйер?– спрашиваетАнжелика, накручиваянапалецярко-синююпрядь.

–Нет.ВвосемьдесятвосьмомгодутамжилаХлояЧетвинд,молодаявдова.ИзрапортаЭдмондсаследует,чтоХлояЧетвиндничегонезналаниоледиГрэйер,ниобисчезнувшихБишопах.

–Аеслибизнала,тонесказалабы,верно?–Фернссилойвдавливаетокурок в пепельницу. – В викторианских романах вдова – самыйподозрительныйперсонаж.Особенномолоденькая.

– Ага, вот только Эдмондса об этом не предупредили, – говоритАксель.–ВследующуюсубботуонсновапосетилСлейд-хаус,потомучтопередэтимякобыпорекомендовалХлоеЧетвиндслесаря,которыйдолженбылпочинитьдверьвсад,амиссисЧетвиндпопросилаегопроверить,вселисделаноправильно.Посвидетельствуочевидцев,вшестьчасоввечераЭдмондс припарковал свой автомобиль на Вествуд-роуд… – онвыдерживает паузу, для драматического эффекта, – и больше инспектораниктоневидел.

–Новедьполициядолжнаброситьвсесилынапоискиисчезнувшегокопа,–резоннозамечаетАнжелика.–Ивпрессешумихаподняласьбы.

–Верно,–киваетАксель.–ПаруднейоГордонеЭдмондсеписаливовсех газетах, журналисты выдвигали различные версии – то ли егоирландскиесепаратистыпохитили,толионсамрукинасебяналожил,–апотом,когдапрошлапаранедель,аонемпо-прежнемунислухунидуху,все обратились к привычным новостям: фотографии принцессы Дианы,

беспорядки и бесчинства из-за подушного налога, очередной громкийбракоразводный процесс и так далее. Об инспекторе Эдмондсе попростузабыли.

–АХлоюЧетвинддопросили?–интересуетсяАнжелика.–Какнистранно,ХлоюЧетвиндотыскатьнеудалось.Мынедоуменнопереглядываемся.–Погоди-ка,–говоритЛанс.–АкогдакопывСлейд-хауснагрянули,с

кемжеонитамразговаривали?– В том-то и дело… – Аксель, сделав глоток пива, продолжает: –

Слейд-хаустожеотыскатьнеудалось.–Какэто–неудалось?!–восклицаетЛанс.–Особнякисчез,чтоли?–Солидныекаменныепостройкивтуманенерастворяются,–замечает

Ферн.Аксельудовлетвореннохмыкает:–Ну,нашеобществонедаромназываетсяОбществопаранормальных

явлений.В баре на первом этаже игровой автомат исторгает из своих недр

горстьмонет.–Однослово–секретныематериалы,–говоритЛанс,раскачиваястул.– А вдруг Гордон Эдмондс все выдумал – и Слейд-хаус, и Хлою

Четвинд?–предполагаетФерн.– Ради чего? Зачем ему понадобилось служебным положением

рисковать?–спрашиваетАнжелика.–Понятияне имею, – отвечаетФерн. –Может, с нимнервный срыв

случился.Илионбылпатологическимлжецом.Малоли.Нет,народ,самиприкиньте,чтоправдоподобнее:сфабрикованныедокументыполицейскогорасследования или особняк, растворившийся в воздухе в нарушение всехзаконовфизики?

–Ачтослесарь?–вспоминаетТодд.Аксель изо всех сил делает вид, что дискуссия его нисколько не

занимает.–Аслесарьклянется,чтониокакомСлейд-хаусениоткогонеслыхал

иниктокнемунеобращался–ниХлояЧетвинд,ниинспекторЭдмондс.– Так ведь убийцы обычно в своих преступлениях не сознаются, –

говоритАнжелика.–Полициядоскональнопроверилаиего,ивсехслесарейистроителей

вокруге.Ничегошенькинеобнаружили–полныйноль,фигусмаслом.Втовремяниктоне выполнялникакихремонтныхработнивСлейд-хаусе,нивообщеврайонеВествуд-роуд.

–Неужелиниктонеупомянулотом,чтовпроулкеСлейдпроизошлоне одно, а два загадочных исчезновения: одно – в семьдесят девятом, адругое–ввосемьдесятвосьмом?

– Нет, эту информацию разглашать не стали, – мотает головойАксель.–Чтобынесоздаватьнездоровогоажиотажауобывателей.

–Проклятыеугнетателивсегдаотнародаправдускрывают,–вздыхаетАнжелика. – Хуже фашистов, сволочи! Тоже мне, правительство:полицейскийрежим,свободылишилиирадуются.

Мне очень хочется спросить ее, как она представляет себе вольнуюжизньбезправоохранительныхорганов,ноястесняюсь.

–Аксель,асамтыкакдоэтогододумался?–любопытствуетТодд.– Мне об этом знающий человек сообщил, – уклончиво отвечает

Аксель.–Сказал,чтоэтотслучайкакразпочастиОбщепара.–Какой еще знающий человек? –Ланс задумчиво извлекает из носа

козюльку,вытираетпалецостол.Фу,гадость!Постыдилсябы!Мневонзасвойлишнийвеснеловко,но

этовообщенивкакиерамкинелезет.Помолчав,Аксельпризнается:–Мойдядя,ФредПинк.– Фред Пинк – твой дядя? – ахает Анжелика. – Ни фига себе! Тот

самый стекольщик, который девять лет в коме пролежал? Но ты жеХардвик,анеПинк.

– Фред Пинк – брат моей матери. Ее девичья фамилия Пинк. Ксожалению,проулокСлейдпревратилсядлядядюшкивнавязчивуюидею.

–Почему«ксожалению»?–говоритФерн.Яисамахотелаэтоспросить,нонеуспела.Акселькривитгубы:–ДядюшкаФредсчитаетсебя…ну,избранным.–Какэто?–неотстаетФерн.–Кудаизбранным?Скакойцелью?Аксельпожимаетплечами:– Разузнать всю правду о Слейд-хаусе. Если честно, то после

девятилетней комы он так и не приспособился к нормальной жизни исейчас…Вобщем,онвпсихиатрическойлечебнице,где-топодСлау.

–Обалдеть!–Ланс,воздевладонь,показывает,чтосейчасрыгнет,–игромко рыгает. –Любая история о сверхъестественном должна иметь дваобъяснения:паранормальноеиреалистичное.Ну,допустим,главныйгеройвидитпривидения–насамомделеонихвидитилиунегопростонервныйсрыв?Аксель,яприсоединяюськрасследованию,лады?

–Чембольшенароду,темвеселее,–унылопроизноситАксель.

Анжеликаотпиваетсветлогоэля:– Да, интересный случай, но если целая армия полицейских не

отыскаланиСлейд-хаус,нибезвестипропавшихлюдей,токакименномывшестеромсобираемсяихнайти?

– Вопрос поставлен некорректно, – говорит Аксель. – Следуетспроситьне«какименно»,а«когдаименно».–Онтычетпальцемвлистоксфотографиями.–Ну,напрягитесероевещество.

Я гляжу на листок: с чернильных фотокопий на меня смотрятмужчина, женщина и подросток. Они и не подозревали, что́ с нимипроизойдет.Пальцымои тянутся к нефритовойподвеске – сегодня утромпришла посылка из Нью-Йорка, от старшей сестры. Подвеска в формесимволабесконечности,яееобожаю.

Тоддсвоимматематическимумомсразузамечаеточевидное:– А, понятно. Бишопы пропали в последнюю субботу октября

семьдесятдевятогогода,адевятьлетспустя,впоследнююсубботуоктябрявосемьдесятвосьмогогодаисчезГордонЭдмондс.Ачерездевятьлетпослеэтого… – Он вопросительно смотрит на Акселя, тот кивает. – То естьсегодня.

–Последняя суббота октября девяносто седьмого, – говоритЛанс. –Обосратьсяинежить!Аксель!Сегодняведьпоследняясубботаоктября?!

ИкакэтоуЛансаполучаетсяискренневосхищатьсяиодновременноломатькомедию?

– Загадочный особняк, который появляется раз в девять лет?! Все,друганы,уменястоякразмеромсБеркшир.Допивайте–ипошлиотсюда.

Оранжевое сияние уличных фонарей на Вествуд-роуд размытоморосящим дождем. Автомобили движутся рывками, от одногоограничителя скорости на дороге к следующему. Мимо неторопливопроезжает машина Ассоциации скорой помощи Святого Иоанна. Ребятаидутвпереди,Лансизлагаетсвоютеориюотом,чтоСлейд-хауснаходитсянакраюмикроскопическойчернойдыры.Оченьхочетсядобавитькэтомучто-нибудь умное, чтобы Тодд оценил мое нестандартное мышление, воттольконичегоумногонепридумывается.АнжеликаиФернзатеялиспорофильме «Когда Гарри встретил Салли»{21} – оскорбляет он достоинствоженщинилинет.Яплетусьследомзавсеми.Всамомконце.Моеобычноеместо. Заглядываю в освещенные окна с незадернутыми шторами, вижудиваны, лампы, картины.Ой, а вот в комнате, синей, как июль, сидит зафортепьянокороткостриженнаядевочкавсеро-голубойшкольнойформе.А зовут ее… ну, например, Грейс. Грейс расстроена, потому что ей не

дается фортепьянный этюд, но я, ее старшая сестра, – талантливаяпианисткаивсегдапомогаюГрейсразобратьсложныеместа.Иникогдаейне говорю:«Вотпохудеешьнапаруфунтов–и все сразуизменится».Накухне мама готовит ужин – не для десятка стервозных жен менеджеров«Шелл»,адляпапы,Грейс,меняиФрейи.Да,ФрейянеуехалавНью-Йорксразупослеокончанияуниверситета,аустроиласьнаработувЛондонеикаждые выходные приезжает домой. Мама готовит не блюда в стилефьюжн,полусырыеовощиилиещекакуюмоднуюеду,ажаренуюкурицускартошкой, морковкой и подливой. Я мешаю подливу. Папа идет домойпешкомотвокзала,потомучтооннеменеджер«Шелл»,получающий190тысячфунтоввгодплюсакциипольготнойцене,асотрудник«Гринпис»сокладом40тысячфунтоввгод.Нет,лучше60тысяч.Грейсчувствует,чтона нее смотрят, глядит в окно, на улицу, я машу ей рукой, но оназадергиваетшторы.Интересно,заметилаонаменяилинет,–никогдаведьнезнаешь.

–Салли,тыкак?Ой,этоТодд–пряморядомсомной!–Нормально,–отвечаюя,приходявсебя.–Мне…Всеостановились,уставилисьнаменя,выжидают.–Ох,простите,я…–Замечталась?–безехидстваспрашиваетФерн.–Ага,наверное,–признаюсья.–Нет,правда,всевпорядке.–Тогдапонеслись,–говоритЛанс.Идемдальше.Тоддидетрядом,впросторномпуховике,вкарманыобе

наширукипоместятся.Ятелепатическипрошуего:«Тодд,возьмименязаруку». Он не берет. Ну почему ко мне пристают только такие вотмерзопакостные уроды, как Ланс?! Если бы я умела шутить, была быстройнееипривлекательнее,тозналабы,каквестисебятак,чтобыещедотого,какмыдоберемсядопроулкаСлейд,Тоддбымнесказал:«Слушай,Салли, а даваймы с тобой возьмем китайской еды навынос и двинем комненакофе?»–аябыемуответила:«Знаешь,аможет,безкитайскойедыобойдемся,а?»Уступаемдорогукакой-тодамевдлинномпальтоитемныхочках–онаведетнаповодкеафганскуюборзую,никогонезамечает.

– Ах, вы так любезны! – бормочу я, и Тодд одобрительно хмыкает,подтверждая,чтоонпридерживаетсятогожемнения.

Мы идем рядом, словно связанные невидимой нитью. Откуда-тослышитсясопение,какприсексе,становитсявсегромчеигромче–мимонас проносится бегун в ярком оранжево-черном костюме, будто с какойкислотнойвечеринкисбежал.

–Салли,–говоритТодд.–Тытольконеподумай,чтоянаглею…–Нет,чтоты!–нервноотвечаюя,аусамойсердцетакиколотится.–

Конечно.Да.Отлично.Оннедоуменносмотритнаменяипродолжает:–Такяжеещеничегонепопросил.«СаллиТиммс,нутыитупаяхрюша!»–Ну,тоестьспрашивай,нестесняйся.–Эй,вотжеон!–вопитЛанс.Момент упущен, сердце горько стонет. Тодд освещает карманным

фонарикоммалозаметнуютабличку:ПРОУЛОКСЛЕЙД.Проулоктемныйиузкий,чутьширедетскойколяски.

–У-у-у,жутковатоздесь!–говоритЛанс.– Еще бы! – замечает Ферн. – Ночь на дворе, темно, а место

неприметное.–Здесьявноощущается…какое-тонезримоеприсутствие,– говорит

Анжеликадрожащимголосом.«Ага, какже!» – думаю я, но на самомделе…в общем-то, понятно,

что́Анжеликаимеетввиду.Узкаяполосапроулкарассекаетчерныетени,апотомрезкосворачиваетвлево;уповоротависитфонарь–лампочкавнемтусклая, да еще и мигает. Была б я чем-то незримым, именно здесь иобиталабы.

– Ну, кто не боится потревожить покой незримого? – тут жеспрашиваетЛанс.

– Был бы ты ясновидящим, не выпендривался бы, – отвечаетАнжелика.

– Фред – мой родственник, поэтому я пойду первым, – заявляетАксель.–Всеготовы?

Ланс,Анжелика,Ферн,яиТодд–именновтакомпорядке–гуськомвходим в проулок. Мне хорошо, Тодд позади защитит, если вдруг что.Руками в перчатках касаюсь кирпичей в стенах по обе стороны.ПроулокСлейдвсегофутатришириной,настоящемутолстяку–покрупнееменя–здесьсовстречнымнеразминуться.

–Холодно-токак,–бормочуясебеподнос,ноТоддслышит.–Ага,–говоритон.–Воздухгорлокакножомрежет.– Здесь клевое эхо, – заявляет Ланс. – Барлог, призываю тебя из

бездны!– Ты с призывами поосторожнее, – наставительно, как школьная

училка,предупреждаетегоАнжелика.Ланс во все горло затягивает «Богемскую рапсодию»{22}, в проулке

мечетсягулкоеэхо.–Ланс,заткнись,–говоритАксель.Онпервымдоходитдоуглаподфонарем,анемногопогодяимытуда

подтягиваемся,стоимвсевшестером.Проулок,свернуввлево,тянетсяещешагов на сорок-пятьдесят – в темноте не разглядишь, – а потом так жерезкоизгибаетсявправо,освещенныйещеоднойтусклойлампочкой,тожемигающей.

– Такие мигающие фонари – дурной знак, – возвещает Ланс. – Кто«Кэндимэна»{23}смотрел?

Вообще-то,яэтотфильмвидела,новсемолчат,поэтомуятоженичегоне говорю. Проулок Слейд – самая обычная улочка в самом обычномгороде. Кирпичные стены с обеих сторон – в два человеческих роста, заними ничего не видно, только над головой тянется узкая мутная полосасумеречного неба. Спиной я касаюсь Тодда; от него пахнет мокройшерстью, теплом и мятой.При первомже удобном случае напомню ему,что он хотел меня о чем-то попросить. Может, тогда он наберетсяхрабростиипригласитменянасвидание.Вконцеконцов,порапереходитькрешительнымдействиям.

–Воротнигденевидно,–говоритЛанс.–Однаглухаястена.–Двеглухиестены,–ехиднопоправляетегоАнжелика.–Так,похоже,чтоэтотпроулокиестьРПЯ.–Апо-нормальномуэтогоэрпэякакзовут?–спрашиваетЛанс.– Район паранормального явления, – объясняет Аксель. – Поэтому

Анжеликаиощущаетздесьнезримоеприсутствие.Анжеликапростомлеетотудовольствия.– Ланс, Ферн, Тодд, внимательно осмотрите каждый дюйм стены

справа,досамогоконцапроулка,–продолжаетАксель.–Анжелика,Саллиияосмотримстенуслева.ИщемИПА–аббревиатуравсемпонятна?

Тодд,кашлянув,говорит:–Индикаторыпаранормальнойактивности.–Замечательно,–киваетАксель,иявтайнегоржусьТоддом.–Акаконивыглядят,неподскажешь?–спрашиваетФерн.–Дакакугодно–предметы,знаки,письмена,–говоритАксель.–Они

в различной форме проявляются. В принципе, здесь любая вещь можетоказатьсяИПА.

–Япоищуразрывывоболочке,–заявляетАнжелика.–Вкакойещеоболочке?–тутжеинтересуетсяФерн,чегоАнжеликаи

добивалась.– В оболочке между мирами. Только ты не эмпат, поэтому ее не

увидишь. Она заметна только тем, у кого чакры открыты и астральноезрениеразвито.

–Ахвоткакаяоболочка!–снапускнымуважениемговоритФерн.– Попробуй сознание пошире распахнуть – может, тебе даже

понравится,–советуетАнжелика.Фернзакуриваеточереднуюсигарету:–Аизширокораспахнутогосознаниямозгневыпадет?В сумраке лица Анжелики не видно, но она наверняка пытается

пронзитьФернлучамисмерти.– Не пойму, ИПА это или нет, но тут какой-то вход! – выкрикивает

Ланс,отойдянанесколькошагов.Мы все подбегаем к нему. Он опускается на корточки у черной

железнойдверцы.Ну,незнаю,по-моему,этовсе-такидверца–низенькаяиочень узкая, как для недокормленных хоббитов. Только без замка, безручки,беззащелки.Инадписейтоженевидно.

– ИПА часто выглядят как самые обычные предметы, – говоритАксель.

– Нормальная дверь, – заявляет Ферн и стучит по ней костяшкамипальцев.–Вполнесебеощутимая.

–Нестучи,злыесилыразбудишь!–остерегаетееАнжеликаи,прижавладонькдверце,говорит:–Отнееявственноисходятэманации.

–Странно,чтомыеенесразузаметили.–Дверцамаленькаяиузкая,суглаеенеразглядишь,–говоритФерн.–Замочнойскважинынет,–вмешиваетсяЛанс.–Наверное,запертона

засовизнутри.–Онпостукиваетподвернойраме,нажимаетвнесколькихместах.

–Азачемтыэтоделаешь?–спрашиваетАнжелика.–Еслионана защелке, тоотпирающиймеханизмможетсработать,–

поясняетон.Дверьнеоткрывается.–Еслиязаберусьтебенаплечи,–говоритЛансАкселю,–тосмогу…–Сломатьмнехребет.–АксельоборачиваетсякФерн–нуконечно,не

проситьжетолстожопуюСаллиТиммс.–Ферн,можетбыть,ты…–Инемечтай! – говоритФерн. – ЕслиСлейд-хаус находится вот за

этой стеной, то у него обязательно есть главный вход, с какой-нибудьдругойстороны.Всего-тоинадо:выйтиизпроулканаулицу,свернуть зауголиотыскатьворота.

ТакоевполнеразумноепредложениеЛансупочему-тоненравится.–Нет,всенетакпросто,иначеСлейд-хаусдавным-давнонашлибы.В

межпространственныхтуннелях-червоточинахнетни«другихсторон»,ни«ворот».Именноэтадверцанаминужна,–странным,насмешливымтономзаявляетон.

«Он нас нарочно разыгрывает», – мелькает у меня мысль, и тутпроисходит что-то странное: рука словно бы сама собой прижимается кдвери,ладоньчто-тообжигает.Япо-щенячьивзвизгиваю,отдергиваюруку,амаленькаячернаядверцараспахивается,будтотолькоэтогоидожидалась.Иостаетсяраспахнутой.

–Зашибись!–говоритЛанс.–Нет,янетебе,Аксель.–АСалли-тоунасволшебница,–улыбаетсяТодд.–Нет,дверьссамогоначалабылаоткрытой,–заявляетАнжелика.Отиспугамнедаженехочетсяснейспорить.

Выйдя из-за кустов, мы останавливаемся у большого газона передогромнымстариннымособняком.Пооднойстеневьетсябагровыйплющ.Впросветах между облаками мерцают звезды. Сумеречное небо здесь чутьсветлее,авоздухчутьтеплее,чемвпроулке.

– Я, конечно, не ясновидящая, – говорит Ферн, – но Слейд-хаусбольше напоминает «Шоу ужасов Рокки Хоррора»{24}, а не «оболочкумеждумирами».

Анжелика молчит – да и что здесь возразишь, когда перед намистуденческоеобщежитие,гдевполномразгарехеллоуинскаявечеринка.Издома доносятся вступительные аккорды «Novocaine for the Soul»[3]{25} висполнении The Eels, на садовой скамье обжимаются Билл Клинтон имонахиня,анапарапетесолнечныхчасовкурятгорилла,СмертьскосойиЗлаяВолшебницаЗапада.

–Нутыисилен,Аксель!–говоритЛанс.– В смысле? – рассеянно спрашивает Аксель и тут же резко

добавляет:–Вчемсилен?–Тыженаснаграндиознуюпьянкузаманил!–Никогоянезаманивал,–отвечаетАксель.– Погодите-ка, – вмешивается Ферн. – Значит, гении сыска

полицейскогоуправлениядолиныТемзывотэтотсамыйСлейд-хауснайтинесмогли?

–Судяповсему,да…–неохотнокиваетАксель.– Отлично, – говорит Ферн. – Предлагаю воспользоваться

кратковременным просветлением рассудка и признать, что ни в какуючернуюдырумынепопали.

–Ферн?Ферн!–КнамподбегаетЗлаяВолшебницаЗападавядовито-зеленой маске, выпаливает с американским акцентом: – Я тебя сразуузнала! Мы на семинаре по якобитской литературе познакомились, упрофессора Марвина, помнишь? Я – Кейт Чайльдс, из Блайтсвудскогоколледжа, к вам по программе студенческого обмена приехала. А сейчасвотслужусиламзла!–Онаделаетпируэт.–Ой,кстати,Ферн,яввосторгеоттого,кактысыгралав«Обезьяньейлапке»{26}.Обалдеть!

– Кейт! –Ферн, будущая звезда сцены, мгновенно забывает о своихспутниках.–Тебеправдапонравилось?

–Ещебы!–КейтЧайльдсглубокозатягиваетсякосячком,обдаетнасоблакомконопляногодыма.–Ябуквальноумерлаотзависти.

–Злая-презлаяволшебница,атыивправдукуришьто,чтояунюхал?–вмешиваетсяЛанс.

–Всезависитоттого,чтоименнотыунюхал,–отвечаетамериканка,недоуменноразглядываяЛанса.

–Ланс,заткнись,а?–говоритАнжелика.–Прошупрощения…Кейт,да?Аскажи,пожалуйста,этоСлейд-хаус?

Кейтпонимающеусмехается,будтоейзадаливопроссподвохом:–Ну,еслиегозапоследниеполчасанепереименовали,тода.–Спасибо,–киваетАнжелика.–Актоздесьживет?–Яи ещепятнадцать человек –попрограмме студенческого обмена

Эразмовского института. А вы к нам на хеллоуиновскую вечеринкупришли?

–Ага, – заявляетЛанс. –Насшестеро, мы паранормальные явлениярасследуем.

– Погоди, – обрывает его Анжелика. – Значит, Слейд-хаус, вот этотсамыйособняк,вкоторомвыживете,принадлежитуниверситету?

– Вообще-то, по документам владельцем особняка значитсяЭразмовский институт, но университетский садовник сюда приходит,задристанной газонокосилкой траву стрижет. Там, у главного входа,табличка висит… Ой, я сказала «задристанной»? Обалдеть… – КейтЧайльдс заходится беззвучным смехом. – Простите. Так на чем мыостановились?

–Натабличке,–напоминаетАксель.–Натабличкеуглавноговхода.–А,нуда.Таквот, табличка:«Слейд-хаус,общежитиеЭразмовского

института. Поддержка международных связей в системе высшегообразованиясвосемьдесятвторогогода».Вонтам,уворот…–Онамашетрукойкуда-товнаправлениикрышиСлейд-хауса.–Короче,всемвсеясно?Тогда пошли есть, пить и веселиться, а завтра будем… – Она снова

взмахиваетрукой,подыскиваяещеодинглагол,ненаходитивручаетЛансусвойкосячок.

Лансповорачиваетсякнам:–Ребята,выкакхотите,ая–сней.Пока!Аксель,Анжелика,Ферн,Тоддиянаправляемсякособняку.– Я внесу в протокол Общепара официальные извинения. – Аксель

хлопает ладонью по каменной стене дома. – Мой дядюшка клялся ибожился, что полиция никакогоСлейд-хауса не обнаружила.И не важно,совралонилиегопереглючило.Зряяемунасловоповерил.

МнестановитсяжальАкселя.–Ну,все-такитыневиноват,чтородномудядеповерил.– Салли права, – кивает Тодд. – Ничего страшного не случилось,

правда?Аксельнеобращаетнанасвнимания.– Надо было самому район изучить. Непростительная оплошность.

ПрошелсябыпоКрэнбери-авеню,сразувсепонялбы,атак…–Онедванеплачетотдосады.–Оченьнепрофессионально.

–Дакакаяразница!–говоритФерн.–Затонавечеринкеповеселимся.Аксельнервнопоправляетшарф.– Нет, есть разница. Все, Общепар временно прекращает работу.

Спокойнойночи,–говоритониидетподорожке,огибающейСлейд-хаус.–Аксель,погоди!–кричитАнжеликаибросаетсязаним.Тоддглядитимвслед,вздыхает:–БедныйАксель!–БеднаяАнжелика,–говоритФерн.Странно…Ая-тодумала,чтоонаАнжеликунадухневыносит.–Нучто,двинули?–Фернвзбегаетпоступенькамивходитвдом.Тодд оборачивается комне, будто говоря: «Ну и ночка выдалась!»Я

придаю своему лицу соответствующее выражение, киваю.Он поправляеточки.Еслибмыснимвстречались,ябыпосоветовалаемуноситьочкибезоправы – они бы подчеркнули его хрупкую красоту, как у обреченногопоэта-романтика.

–Тодд,тычто-тоуменяспроситьхотел?Онзатравленноглядитнаменя:–Я?–Нуда.Какразпередтем,какЛанспроулокотыскал.Тодднеувереннопроводитрукойпошее:–Правда?Я…Я сдуваюсь, как воздушный шарик. Тодд струсил и теперь

притворяется, что все забыл. А на вечеринке полным-полно худенькихдевчонок,вонкаквыплясывают.Этовсеиз-заних.

–Салли, давай зайдем, – предлагает Тодд. –Может, я за разговоромвспомню, что спросить хотел. Ну, если у тебя на сегодня других плановнет…Выпьемпостаканчику,потреплемсяовсякойерунде…

–Уменяоднасестра,–повторяюя,повысивголос,чутьлинекричу,потомучтоиздинамиковнесетсясуперграссовская«CaughtbytheFuzz»[4]{27}.

Мы с Тоддом стоим в уголке, у духовки сшумной вытяжкой. Кухняполна народу, в дыму никого не разглядишь, из помойного ведра воняет.Тоддпьетпиво«Тайгер»избутылки, а яосторожноотхлебываюдрянноекрасноевиноизпластмассовогостаканчика.

–Сестратебястарше,–увереннозаявляетТодд.–Акактыдогадался?Илизаметно?–Ну,вродекакдогадался.Икакеезовут?–Фрейя.ОнавНью-Йоркеживет.Взрывсмехазаглушаетмоислова.Тоддподноситладонькуху:–Что-что?–ЕезовутФрейя.Каккрутуюскандинавскуюбогиню…ну,этого…–Богинюлюбви,секса,красоты,плодородия,золота,войныисмерти.– Вот-вот, – киваю я. – В отличие от Салли, замученной тягловой

кобылыилиист-эндскойпортовойшлюхивроманеДиккенса.–Неправда!–восклицаетТодд.–Салли–прекрасноеимя.Солнечное.

Доброе.–АпорезультатамнаучныхисследованийФрейидобиваютсявжизни

большего, чем Салли. Вот назови мне хоть одну знаменитость по имениСалли.Ну,давай!Ага,незнаешь?То-тоже.Моясестравовсехшкольныхолимпиадахпервыеместазанимала,вСингапуренаучиласьбеглоговоритьпо-китайски, в Женеве – по-французски, в июне окончила факультетжурналистики в Имперском колледже и переехала в Бруклин, к своемубойфренду.Онунеезнаменитыйрежиссер-документалист,междупрочим,американец китайского происхождения. Так вот, она приехала и тут жеустроилась на работу в фотоагентство на Бликер-стрит. Представляешь?Через две недели после того, как в Штаты приехала. Такая вот у меняФрейя.Яейоченьзавидую.Огосподи,Тодд,тыменясывороткойправдыопоил,чтоли?

–Нет,Салли.Нотыпродолжай,немолчи,ялюблютебяслушать.

Оттого, что Тодд произносит три волшебных слова – «я люблютебя»,–уменяголовакружится.

–Что-что?–переспрашиваюя,хотяпрекраснослышала,чтоименноонсказал.

–Ялюблютебяслушать,–повторяетТодд.–Может,Фрейятебетожезавидует.

– Ой, да чему там завидовать?! У меня биография ничем непримечательная, честное слово: Салли Тиммс, родилась в Кентербери втысячадевятьсотсемьдесятдевятомгоду.

Тоддслушаетвнимательно,будтоемуивпрямьинтересно.– Папа был менеджером нефтяной компании «Шелл», мама,

соответственно,–женаменеджера«Шелл».Пападосихпортамработает.Понимаешь, «Шелл» – как отель «Калифорния»: попрощаться можно, ауйти нельзя.{28} Когда мне было восемь лет, папу перевели работать вСингапур. Мы туда приехали, а там – ой, повсюду сплошные правила изапреты, шагу ступить нельзя. К двенадцати годам у меня случилсянервныйсрыв,отперенапряжениянаверное,и…–Яумолкаю.

Интересно, Тодду нравится моя искренность или он ищет предлог,чтобы побыстрее отвязаться от психопатки? Но взгляд карих глазподбадриваетменя,ияпродолжаю:

–Вобщем,родителирешили,чтомнетяжелоадаптироватьсякжизнизаграницей,поэтомуотправилименявВустершир.ВГрейт-Малвернеестьшкола для девочек. Вот я шесть лет там и провела – все как обычно:дрянная английская погода, дрянная английская еда. Как ни странно, тамбыло много девчонок из Сингапура – проблемные дочери богатыхродителей. Как я. – («Только худее, симпатичнее и стервознее»). – Напервыйвзглядсамоеподходящеедляменяместо,толькомне…Яеговсейдушойненавидела.

–Ародителизнали,чтотебетамплохо?–спрашиваетТодд.Япожимаюплечами:–Зачтоборолась,натоинапоролась.ПапуотправиливБруней,мама

осталасьвСингапуре,ФрейяуехалавСидней–электроннойпочтытогдаещенебыло,такчтожилимыкак-то…отдельнодруготдруга.Нет,летоминаРождествособиралисьвсейсемьей,мамасФрейейбылиоченьблизки,почти как сестры, а я – белая ворона, что ли…Нет, белая ворона – этонеобычноизагадочно,ая…Ой,Тодд,прости,ятутвсеноюиною.

–Ничегоподобного.Тебетруднопришлось.Отпиваюдрянноевинцоизамечаю:– Не труднее, чем сиротам СПИДа, жителям Северной Кореи или

филиппинскойприслугевсемействеменеджера«Шелл».Простозабываю,чтонасамомделемнеповезло.

–Всемыобэтомзабываем,–говоритТодд.Я только собираюсь возразить, что уж он-то так не поступает, как

какой-точернокожийпареньсобесцвеченнымиволосамиоткрываетдверцудуховки,приговаривая:

–Подвиньтесь-ка,ребята.Он вытаскивает из духовки противень с ломтиками духовитого

чесночногохлеба,угощаетнас:–Берите,нестесняйтесь.Акцент у парня странный – то ли лондонский, то ли притворный

кокни,ночесночныйхлебпахнеточеньаппетитно,такбыисъела.–Еслитыхочешь,тоиянеоткажусь,–предлагаетТодд.

НатретьемкускеТоддговорит:–Амамауменяслепая.Язамираюсчетвертымкускомурта,прекращаюжевать.–Тодд!–Нуачтовэтомтакого?Многиминвалидамтяжелее.–Ничегосебе!Тыпоэтомусродителямиживешь?– Ага. Меня приняли в Эдинбургский университет, мама с папой

разахались,мол,сынок,кактебеповезло,поезжай,нопапауженемолод,я–единственныйребеноквсемье,поэтомуяиостался.Иникапелькиобэтомнежалею.Уменяотдельнаяквартирканадгаражом,всеудобства,ну,для…–Тоддумолкает,сообразив,чтоупоминание«подружек»можетменязадеть,–нехваталоеще,чтобыярешила,будтоонкомнеклеится.

– Для личного пространства и независимого существования? –подсказываюя,пытаясьизящноутеретьпотекимасласподбородка.

– Ну да, для личного пространства и независимого существования.Отличнаяфразочка.Невозражаешь,еслиявозьмуеенавооружение?

–Только в разговоре сомной, – дерзко отвечаю я, глядя, как Тодд сулыбкой слизывает чесночное масло с пальцев. – Тодд, прости занескромныйвопрос,аумамыслепотаврожденнаяилиприобретенная?

–Приобретенная.Мнеодиннадцатьлетбыло,когдаунееобнаружилиПДС – пигментную дистрофию сетчатки. За год мама потеряла почтидевяностопроцентовзрения.Ужасно…Сейчасонатолькосветоттемнотыотличает.Впрочем,намещеповезло:ПДСчастосопровождаетсяглухотойикрайнейусталостью,ноумамыслухострый–стоитмнебранноесловосказать,оназамилюуслышит.Онаработаетнадому,аудиокнигишрифтом

Брайля перепечатывает. Недавно вот последний роман Криспина Хершизакончила,«Сушеныеэмбрионы».

– Классно! – говорю я, но не добавляю, что, по-моему, книга не поделураспиарена.

Еще чуть-чуть – и колено Тодда коснется моего. Если б я выпилабольшеилиеслибынамоемместебылаФернилиФрейя,тодавнобыужесама легонечко дотронулась до него и сказала: «Ну поцелуй же меня,дурачок, я совсем не против!»Но скажи я такое сейчас, он решит, что япростотупаяжирнаятелка,ничемнелучшеЛанса.Нет,нельзя…нивкоемслучае.

–Классно,–повторяюя.–Тымамепонравишься,–говоритТодд,вставая.–Дажеочень.Ой,онменясмамойзнакомитьсобрался?–Яинтересныхлюдейлюблю,Тодд,–отвечаюя,страшнодовольная

тем, что удалось вставить слова «я», «люблю» и «Тодд» в однопредложение.–Будураданашемузнакомству.

–Значит,договорились.Ох,япойдутуалетпоищу…Толькотыникуданеуходи,ладно?

–Обещаюиторжественноклянусь.Смотрю,каконисчезаетв толпе.ТоддКосгроув…Хорошееимядля

бойфренда. «Тодд» о социальном положении ничего не говорит, а вот«Косгроув»звучитпочтиаристократично.СаллиТиммс–подходящееимядлязатюканнойбиблиотекаршиилиорганизаторшидетскихпраздников,авотСалКосгроувможетбытьдикторомБи-би-си,илимоднымдизайнероминтерьеров,илизнаменитымиздателем.СалКосгроувникогданеслопаетсемейную упаковку шоколадного драже «Менестрели», чтобы потом вунитазвсевытошнить.ПустьмысТоддомвсегополчасакакбеседуем,новедьисамаявечнаялюбовькогда-тоначиналасьсмимолетногоразговора.

У меня за спиной Дарт Вейдер жалуется тощему как жердьНевероятному Халку на своего преподавателя социологии; мне под ногипадаеткосаСмерти,который(иликоторая)заигрываетсчернымангеломвизмятыхкрыльях.Открываюсумочку,достаюпудреницуот«Тиффани»–подарокФрейи,вутешениезато,чтоиз-заее«занятости»сорваласьмояавгустовская поездка в Нью-Йорк. Девушка в зеркальце подкрашиваетгубы.Стакимбойфрендом,какТоддКосгроув,ясядунадиету,назавтракбудуестьоднифруктыивообщенаполовинууменьшуразмерпорций.КакмамасФрейейменяувидят,такунихчелюстииотвиснут.Здорово!Все,решениепринято.Яподхожукстолу,уставленномуедой:мискипопкорна,подносычесночногохлебаидвафарфоровыхведжвудскихблюдас горой

шоколадных брауни. В печеньки на самом верху каждой горки воткнутыбумажныефлажкиснадписями:«СДУРЬЮ»и«БЕЗДУРИ».Ауменявжелудкепусто,яссамогообеданичегонеела–батончик«Сникерса»передсеминаромпоЧосеруиупаковкачипсов«Принглс»вбиблиотекеневсчет.Нуичесночныйхлеб.Нояжемильонкалорийсожгла,поканасвоихдвоихдо«Лисыигончих»добралась.Отоднойма-а-аленькойпеченькибездуриособоговреданебудет…

Обалдеть! Вот вкуснотища-то! Я чуть слюной не захлебнулась.Черный шоколад, лесные орехи, ром и изюм. Тяну руку за второйпеченькой, и тут ко мне подходит эдакий «экшн мэн», загорелыйголубоглазый блондин в черном прикиде, и, поигрывая мускулами, смахровымавстралийскимакцентомговорит:

– О, привет! Мы с тобой на концерте Моррисси встречались,помнишь?

Какбудтотакогоможнозабыть.–Нет,–отвечаю.–Несомной.–Нувоттаквсегда.Значит,утебядвойникесть.МеняМайкомзовут–

мельбурнский Майк, чтобы не путали с маргейтским Майком. Радзнакомству…Жаль,именитвоегонезнаю.

Мыпожимаемдругдругуруки.–Я–Сал.СингапурскаяСал.Ну,еслиподумать,–говорюя.Сингапур

кудаэкзотичнейМалверна–длятех,ктотамнеживет.МельбурнскийМайккартинноизгибаетбровь:– Сингапурская Сал… Почти как мой любимый коктейль…{29} Я

однаждытриподрядвыпил.Ачеготыздесьоднаскучаешь?Такие парни, какМайк, ко мне не клеятся даже по пьяни, а уж тем

более на трезвую голову. Но у меня есть Тодд, поэтому я загадочноулыбаюсьиговорю:

–Аянеодна.МельбурнскийМайкотвешиваетцеремонныйпоклон:–Везетжечуваку.Чтож,желаюприятнопровестиХеллоуин.Он уходит. Зашибись, Изольда Делаханти из Биконской школы в

Грейт-Малверне, и вы тоже зашибитесь, ее подружки, куклы Барби,фашисткипроклятые.Налишнийвесони,видители,ополчились!Выменявосемь летХрюшей дразнили, притворялись, что это ласковое прозвище,всякий раз в коридорах и в душевой во весь голос хрюкали – хрю-хрю,хрю-хрю! – а мне приходилось терпеть и улыбаться, хотя на самом делебылобольноиобиднодослез.Атеперьхотьпоушиобосритесь,потому

что я вас всех обставила. И вообще, я только что дала от ворот поворотавстралийскому красавчику-серферу, загорелому полубогу. Ха! А онвернулся.Иговорит,сулыбкойкиваянаблюдаспеченьками:

– Кстати, Сингапурская Сал, по-моему, какой-то шутник флажкиместамипоменял.

Япрекращаюжевать:–Ноэтожеопасно!–Однослово–говнюк.

У лестницы какая-то девушка – по виду индианка – в серебристомкостюмеЖелезногоДровосекачитаетмоимысли:

–Туалетвонтам–направоивперед.Ах,какойутебялак!«Павлиньялазурь»,да?

Пытаюсь сказать «да» и «спасибо», но язык заплетается, словаприлипаютдругкдругу:

–Дасиб…Сгораяотстыда,идувуказанномнаправлении,прихожувкомнату,где

стоит телевизор, а на диванах развалились какие-то чуваки, смотрят«Экзорциста». Нет, я тут задерживаться не стану.Мы вМалверне как-тособралисьнавечеринку,«Экзорциста»посмотреть,ну,тамяирассталасьсосвоейдевственностью–спомощьюприятелябывшегобойфрендасвоейякобылучшейподруги,егоПирсомзвали.Воспоминаниенеизприятных.ИзольдаДелахантивсейшколерастрепалаотом,как«Хрюшувпервыйразтрахнули»,иотом,чтоПирсобэтомпотомговорил.Вкоридоре,залитомсинимсветом,звучит«Hyperballad»[5]{30}Бьорк.Прохожумимоогромныхдверей, заглядываю внутрь: в огромном зале, типа бального, смутноосвещенном тусклыми оранжевыми лампами, устроили танцы. Человектридцатьсобралось–ктовостаткахмаскарадныхкостюмов,ктопростовмайках.ПосрединеЛансвыплясывает,самсебялапаетзагрудьизашею,мотаетсальнымипатлами,стряхиваяхлопьяперхоти;потомзамечаетменявдверях,призывномашетрукой–тожемне,секс-символвыискался!Фу!Меняажмутит.Торопливоидупо зябкомукоридору, сворачиваюзаугол,поднимаюсь по лестнице, снова спускаюсь, выхожу к эркерному окну,откуда виден парадный вход в Слейд-хаус с двумя колоннами у ворот.Уличные фонари, ограда и деревья какие-то нечеткие, смазанные, как втумане, – наверное, потому, что дробятся в квадратиках запотевшихоконных стекол. Если честно, то способность ориентироваться впространстве я на кухне оставила и теперь вообще не представляю, гденахожусь.

«Hyperballad» сменяется «Safe from Harm»[6]{31}, старым хитомMassiveAttack.МеняокликаетФерн.Онарастянуласьнаогромномдиваневалькове,воднойруке–французскаясигарета,вдругой–бокал,какбудтопозируетдляфотографии.

–Привет!Кактебевечеринка?Нравится?–Да,какнистранно.ТыТодданевидела?–Явидела,чтоонстебяглазнесводит.Ятакрадаэтослышать,чторешаюзадержаться–всегонаминуточку.

Кожаный диван мягкий и прохладный, я сажусь на него и утопаю, а онтихонько поскрипывает, с сухим похрустывающим чавканьем, каксвежевыпавшийснегподногамиилипенопласт,–дляописанияэтогозвукаещеслованепридумали.

–Правда,чтоли?–Правда,Сал.Тодднерадипаранормальныхявленийсегодняпришел.

Какиеуваспланынасегодняшнююночь?Я равнодушно пожимаю плечами, хотя меня прямо распирает от

счастья.– Ну, об этом пока рано говорить… Сначала посмотрим, как дело

пойдет.СигаретаФернсшипениемгаснетвеебокале.–Неглупи,подруга!Тутоттебявсезависит.АТодд–замечательный

парень,такогоупускатьнельзя.Онмнечем-тобратанапоминает.Аяинезнала,чтоуФернестьбрат.Впрочем,мыснейраньшеособо

неразговаривали.–Ончемсейчасзанимается–тожевуниверситетеучится?Илиактер?–Сейчасонничемнезанимается.Онумер.– О господи, Ферн… Прости, я не знала. Вечно я что-то ляпну

невпопад!–Даничегострашного.Он…наРождествовотужпятьлетбудет,как

онумер.Делодавнее.–Ферннеотрываетвзглядаотокуркавбокале.Пытаясьсгладитьсвойпромах,яспрашиваю:–Ачтопроизошло?Онбылболен?Илинесчастныйслучай?–Самоубийство.Намашинеразогнался–иухнулсутеса.–Ох,какойужас…прости!Апочему…Нет-нет,необъясняй.– Он записки не оставил, но утес был неподалеку от дороги к

Тридейво – так наше родовое гнездо называется, близ Труро. Мы сразупоняли,чтоэтонеавария.–Ферннатянутоулыбается.–Асаркофагомемустал отцовский винтажный «астон-мартин», так что сам поступок можносчитатьпредсмертнымпосланием.

–Ферн,простименя,пожалуйста.Нучтоязаидиотка!Янехотела…– Прекрати извиняться. Это Джонни идиотом был. Нет, я к нему

несправедлива.Задвагодадоэтогопапаумер,мамабылавнесебяотгоря,вотнаДжоннивсеисвалилось–исзавещаниемразбираться,исналогомнанаследство,– аонтогдавКембриджеучилсяи, какмыпотомузнали,страдал от депрессии… А вдобавок еще и его дурацкие, совершенноидиотическиепредставленияочестииодолге–якарточныедолгиимеюввиду…Ой,словнет.Какбудтонельзябылопродатьпаруакровземли!

Сквозьзапотевшиеокнамыглядимвтуманнуюночь.–Знаешь,япоэтомувОбщепаризаписалась,–говоритФерн.–Если

бы я хоть раз привидение увидела – какого-нибудь римского центуриона,всадника без головы, Риту и Нэйтана Бишопов, да кого угодно, мне всеравно…Одного-единственного призрака было бы достаточно, я бы тогдаточнознала,чтосмерть–неконецигры,адверь.Азадверью–Джонни.Ох,Салли,еслибытолькознать,чтоон…ну,непростопрекратилбыть.Радиэтогоянавсеготова.Вотчестно.Всебыотдала,запросто…–Фернприщелкиваетпальцами.

Отлепляющекуотхолодногокожаногодиванавтемномалькове.Всеещезвучит«SafefromHarm»,видно,задремалаяненадолго.Фернкуда-топропала.Рядомсомнойсидиткакой-тотипвпушистомкоричневомхалате,явнонаголоетело–вон,волосатаягрудьвиднеется,иногиволосатые.Фу,гадость!Славабогу,оннаменянесмотрит–уставилсянастену.По-моему,тамбылоэркерноеокно.Нет,показалось.Типвхалатеещенестарый,ноужеслысиной;морщитлоб,по-совиномутаращитзаспанныеглазаиз-подсросшихсянапереносицебровей.Лицознакомое,тольконепоймуоткуда.А Ферн-то хороша: излила мне душу и смылась, одно слово – актриса.Может, обиделась, что я задремала? Надо бы ее найти, извиниться.Бедняжка.Братажалко,конечно.Вселюди–маски,аподмасками–сновамаски,подкоторымитожемаски,итакдобесконечности.Наверное,Тоддужевернулсянакухню,аяникаксдиванавстатьнемогу.

– Простите, – обращаюсь я к странному типу в халате. – Вы неподскажете,какпройтинакухню?

Онменяигнорирует,вупорнезамечает.–Спасибо,вымнеоченьпомогли,–ехидноговорюя.Он еще больше морщит лоб, а потом медленно открывает рот. Вот

еще,юмориствыискался!Голосунегосиплый,какой-топыльный,междусловами–длинныепаузы.

–Я…еще…в…доме?

Похоже,онобкурилсядочертиков.–ДаужявноненаТрафальгарскойплощади.Медленно тянутся секунды.Он продолжает разговаривать со стеной.

Нунифигасебе!–У…меня…имя…отня…ли…Япытаюсьегоуспокоить:–Ничегострашного,утромвсенайдется.Онсмотритвмоюсторону,ноненаменя,словнонепонимает,откуда

доноситсямойголос.–Даже…уме…реть…не…дают.Нет,точноглюки.–Мойвамсоветнабудущее–некуритевсякойдряни.Оннаклоняетбритуюголовукплечу,щурится,будтоприслушивается

кзвукамоткуда-тоиздалека.–А…ты…но…вый…–Кто?–хихикаюя–большенетсилсдерживаться.–Новыймессия,

чтоли?Диванподрагиваетоттяжелыхбасов«SafefromHarm».–Выпейтекофепокрепче,–говорюятипувхалате.Отэтихсловлицоегопередергивается,какотгорстищебня,мнедаже

жалко становится. Тип в халате закрывает глаза, будто старается что-товспомнить.

–Гость…–говоритонирассеянно,по-стариковскиморгает.Яждупродолжения.Онмолчит.–Я–новыйгость?Выэтохотелиспросить?Новыйгость?Следующую фразу он изрекает как заправский чревовещатель –

сначаладвигаетгубами,асамисловазвучатлишьчерезнесколькосекунд:–Я…нашел…вще…ли…ору…жие…Отсроченноевоспроизведение–потрясающийфокус,ноот словпро

оружиемнестановитсянепосебе.–Послушайте,адавайтекак-нибудьбезоружияобойдемся…Итутэтотполуголый,вдымукуренныйтипвытаскиваетизкармана

халата серебряную спицу в ладонь длиной. Я отшатываюсь – а вдруг онменяткнет?–нопотомсоображаю,чтоонпротягиваетеемне,какподарок.Один конец спицы украшен серебряной лисьей головой с блестящимикамушкамиглаз.

–Ой, какая прелесть! – говорю я, рассматривая странную вещицу. –Онаантикварная?Наверное,шпилькагейшииличто-товэтомроде?

Лежунадиване,одна.Вкоридореникогонет.Вкомнатепусто.Типвхалатедавным-давносвалил,новкулакеуменязажаташпилькаслисой.Огосподи,яопятьотключилась,чтоли?Порабросатьэтудурнуюпривычку.Вместо «Safe from Harm» теперь звучит «Little Fluffy Clouds»[7]{32}электронщиковTheOrb.Напротивменябылаголаястена,нотеперьвнейвиднеется чернаяжелезная дверца, совсем как в проулкеСлейд, – толькоэтаприоткрыта.Опускаюсьнаколениудверцы,распахиваюеепоширеи,просунувголовувпроем,выглядываюнаружу.Задверью–улочка.Оченьпохожа на проулок Слейд, но этого не может быть, потому что этого неможетбыть.Коленимоипо-прежнемуопираютсянаковервСлейд-хаусе.Снаружитемно,никогоневидно,тольковысокиестенысобеихсторон.Итихо,каквгробу.Ну,такговорят.Музыкинеслышно–никакихтебе«LittleFluffy Clouds», голова словно бы отделена звуконепроницаемой завесой.Метрах в пятидесяти слева от меня улочка сворачивает вправо, на углустоит мигающий уличный фонарь. Справа от меня, примерно на том жерасстоянии,–ещеодинповорот,ещеодинугол,ещеодинфонарь.Нет,этонепроулокСлейд.Явкоридореособняка,оттудадопроулкаСлейдметровпятьдесятбудет…нет,восемьдесятилидажесто–уменяглазомернапрочьотсутствует. Должно быть, дурь подействовала. Ну точно. Если одинболван сообразил поменять местами печеньки с дурью и без дури, тодругому такому умнику ничего не стоило подсыпать какую-то фигню впунш. Всякое бывает. Фрейя рассказывала, как два ее сиднейскиходнокурсника поехали на каникулы в Индонезию, нажрались каких-тожареных грибочков, а потом решили, что на пляж Бонди-бич легчевернутьсявплавь.Одногопридуркачудомуспелиспасти,авотвтороготаки не нашли. Что делать, если в кислотном приходе оказываешься впереулке,которогобытьнеможет?Пройтисьпонему?Тожемысль.Надопроверить,выходитоннаВествуд-роудилинет.Погодите-ка,меняжеТодднакухнедожидается.Он,наверное, волнуется, куда этоя запропала.Нет,надовозвращаться.Авдруг…

Авдруг…АвдругСлейд-хаус–этоглюк,адверца–путьксвободе?Что,если

этакроличьянораведетневСтранучудес,а,наоборот,домой?Что,если…Кто-токасаетсямоегоплеча,ия,вздрогнув,втягиваюголовувнутрь,в

коридор Слейд-хауса, где звучит музыка, где вечеринка в разгаре…Оборачиваюсь:наменясверхувнизглядитЗлаяВолшебницаЗапада.

–Эй,СаллиТиммс,тычтоздесьделаешь?Ялихорадочновспоминаю,какеезовут:–Кейт?

–Тебеплохо?Илитычто-тоуронила?–Нет,япростохотелапонять,кудаэтадверцаведет.ЗлаяВолшебницанедоуменносмотритнаменя:–Какаядверца?–Вотэта,–говорюяипоказываюКейтЧайльдс…голуюстену.Никакой дверцы нет. Трогаю стену рукой – стена как стена. Встаю,

тянувремя,думаю,кактеперьвыкручиваться.Мыслипутаются.Да,уменяглюки из-за наркотиков, подмешанных в еду или в питье, но непризнаватьсяжеКейт,чтоменяопоили.

–Мнедомойпора.–Такведьраноеще,СаллиТиммс.–Головаразболелась.Имесячныеначались.Кейт снимает маску Злой Волшебницы, под которой оказывается

взволнованное, по-сестрински заботливое лицо, обрамленное светлыми,какуБарби,волосами.

– Давай я тебе такси вызову. Этим волшебством я в совершенствеовладела с самого рождения. Вот щелкну пальцами, и… – Она начинаетхлопать себя по бокам, как в аэропорту, перед контролем службыбезопасности. – У меня весьма кстати есть новенький навороченныймобильникводномизэтих…волшебныхкармашков.

Таксибылобывсамыйраз,ноуменявсегодвафунта.–Нет,япешкомпойду.–Пешком?–Онассомнениемглядитнаменя.–Тебеженездоровится.

Может,нестоит?–Спасибо,мненасвежемвоздухеполегчает.–Знаешь,попроси-каТоддаКосгроува,чтобыонтебядомойпроводил.

Тодд–настоящийджентльмен,такихвАнглиипочтинеосталось.Оказывается,КейтзнакомасТоддом!–Да,якакразегоищу.–Аонтебяищет,Салли.Оннавторомэтаже,вигровойкомнате.Сегодня весь вечер – как настольная игра, придуманная пьяным

М.К.ЭшеромигриппующимСтивеномКингом.–Агдеигроваякомната?– Туда легче всего попасть, если пересечь комнату с телевизором,

пройти по коридору, а потом подняться по лестнице на самый верх. Небойся,незаблудишься.

Все не отрываясь глядят на экран телевизора, – видно, что-тонеобычное происходит. Спрашиваю полуобращенного вервольфа, что

случилось.– Да вроде какую-то студентку похитили, – с североанглийским

акцентомотвечаетвервольф,неглядянаменя.–Изнашегоунивера.–Обалдеть.Правда,чтоли,–взялиипохитили?–Ага,нувродетакговорят.–Акакеезовут?– Полли. Или Сара… Не помню. – Вервольф пьян. – Нет, кажется,

Анни. Она всего пять дней как пропала, но сейчас что-то из ее вещейнашли, и теперь полицейские считают вроде как… в общем, типапохищение.Иличтопохуже.

–Ачтонашли-то?– Зеркальце, – бормочет вервольф заплетающимся языком. – Или

пудреницу.Погоди,сейчасскажут…На экране телевизора возникает изображение нашего студенческого

клуба,передзданиемстоитжурналисткасбольшимрозовыммикрофоном.–Спасибо,Боб.Серьезность ситуациивстревожилавсехнакампусе.

Утром прозвучало официальное объявление полиции о розыскевосемнадцатилетней Салли Тиммс, пропавшей студентки, которую впоследний раз видели в прошлую субботу вечером в районе Вествуд-роуд…

Словажурналисткипревращаютсяввязкуюкашу.Пропала?Пятьднейназад?Впрошлуюсубботу?Такведь сегодня еще суббота!Явсегочас вСлейд-хаусепровела,небольше.Нет,наверное,этокакая-тодругаяСаллиТиммспропала.Наэкранепоявляетсямояфотография.Этоя…Я?!СаллиТиммс на фотографии одета точно так же, как я сейчас: куртка ЗиззиХикару,нашеемаорийскаянефритоваяподвеска–ееФрейясегодняутромприслала, я двенадцать часов назад у привратника посылку забрала. Ктоменя сфотографировал? Когда? Как? Журналистка протягивает розовыймикрофонЛансу…которыйсейчастанцуетвсоседнейкомнате.Каким-тообразомтотжесамыйЛансАрноттвдвухмиляхотСлейд-хаусаотвечаетнавопросжурналистки:

–Ну,янавечеринкееевидел,апотомонакуда-топропала,и…Ланспродолжаетшлепатьрыбьимртом,нослухуменяотключается.

Надо бы зажечь свет, заорать во все горло: «ЭЙ, НАРОД, вот она я –САЛЛИ ТИММС, произошла ошибка, все в порядке, никто меня непохищал!»–номнестыдноподниматьшум,привлекатьксебевнимание,становитьсяпредметомобсуждения.Немогу,ивсе.

Ланс,скорчивсочувственнуюфизиономию,вещаетсэкрана:– Боюсь, что да. Она с большим трудом привыкала к студенческой

жизни. Мы ее жалели – она очень ранимая, беспомощная, ну, выпонимаете.Искала забвения в наркотиках, да и в личных связях была неоченьразборчива,заводиласомнительныезнакомства,ивсетакоепрочее.

Мало того что я испугана и вообще ничего не понимаю, так теперьеще и злюсь: какого чертаЛанс все это говорит – по телевизору, на всюстрану!Да как он смеет?!Из-за того что я его бортанула, онменя передвсеми выставил безмозглой наркоманкой? Журналистка оборачивается ккамере:

–Очевидно,чтопропавшаястудентка–несчастная,одинокаядевушка,страдающая излишним весом, не смогла приспособиться ксамостоятельной жизни после эксклюзивных частных школ Сингапура иГрейт-Малверна.После того как ее пудреницу обнаружили сегодня в…–она заглядывает в блокнот, –…в проулке Слейд, друзья и родственникиСалли Тиммс не теряют надежды, однако, поскольку поиски все еще неувенчалисьуспехом,ихволненияистрахивполнеобоснованны.Репортажс места событий для нашей программы новостей вела ДжессикаКиллингли.Атеперьвернемсявтелестудию.Боб,вамслово…

Божемой,наверное,мама,папаиФрейянезнают,чтоидумать!Нет, я точно знаю: они думают, что меня убили. Надо немедленно

сообщитьим,чтояжива,чтовсевпорядке,чтоникогоискатьнетребуется.Но сделать это здесь, на вечеринке, я просто не в состоянии. Отхожу отвервольфа, натыкаюсь на буфет. Рука нащупывает что-то мягкое,резиновое – маску Мисс Пигги. Из-за Изольды Делаханти и ее мерзкихподпевалясвинейненавижу,ноеслимаскуненадеть,томеняобязательнокто-нибудь увидит, поднимут крик, начнут тыкать пальцамии обсуждать.Закрываюлицомаской,завязываютесемкиназатылке.Отлично.Вздыхаюсоблегчением.Чтотамжурналисткаговорилаомоейпудренице?Яеенакухнедоставала,когдаТоддушел.Онадолжнабытьвсумке…

Пудреницы нет. Надо бы вернуться на кухню и поискать, все-такижалко,подарокФрейи.Нет,сейчасглавное–поскорееубратьсяизСлейд-хауса. Фрейя не обидится. Она поймет. Тодд знает, что делать. Онневозмутимый. Мы с ним потихоньку ускользнем с вечеринки, и всеустроится.Мыснимвовсемразберемся.

У лестницы похожая на индианку девушка в серебристом костюмеЖелезногоДровосекаговоритмне:

–ТыслышалапроСаллиТиммс?Ну,котораяпропала?–Да,слышала,–отвечаюя,пытаясьпротиснутьсямимонее.–Атыснейзнакома?–спрашиваетдевушкаЖелезныйДровосек.

–Немного,–говорюя,ступаяналестницу.Перила скользят под пальцами,шум вечеринки стихает, словно бы я

взбираюсьвтуманмолчания.Ковернаступенькахкремовый,какмаргарин,на стенах, обшитых деревянными панелями, висят портреты. В концелестничного пролета – квадратная площадка с высокими напольнымичасами.Светлыйковеристаринныечасы–несамыйудачныйинтерьердлядома, где живут студенты, пусть даже и эразмовские стипендиаты. Напервом портрете – веснушчатая девочка, прямо как живая; на втором –старый солдат с навощенными усами, вот-вот заорет: «В атаку!» Язадыхаюсь, хотя лестница не длинная. Надо бы в спортзал записаться.Добираюсьдолестничнойплощадки.Нациферблатенапольныхчасовнетни цифр, ни стрелок, только слова: ВРЕМЯ ЕСТЬ, ВРЕМЯ БЫЛО,ВРЕМЕНИНЕТ.Оченьметафизично,носовершеннобесполезно.Слеваотменядверьвтонстеннымпанелям,справа–ещеодинлестничныйпролет,с портретами на стене, ведущий к светлой двери. За какой из дверейигроваякомната?Стучусьвдверьслева.

Слышу,какбьетсячасовоесердце–вржавчинеивсмазке.Стучусьпогромче.Ничего……толькомерныйскрипшестеренок.Поворачиваю дверную ручку. Приоткрываю дверь. Чуть-чуть.

Заглядываювщелку.

Комната похожа на чум, круглая, без окон, без ковра; одинокаяприкроватная лампочка освещает огромную кровать с балдахином.Бордовыйпологзадернут.Мерныйскрипшестеренокумолк.

–Тодд!–тихонькоокликаюя–может,онвкровати?–Тодд?!Этоя,Сал.

Ответанет.Впрочем,еслиТоддпопробовалбраунисдурью–сблюдас надписью «без дури», – то наверняка заснул и сейчас посапывает впостели,какЗлатовласка.

Загляну-каязаполог.Осторожненько,чтобыникогонепотревожить.Ипотом,яжевмаскеМиссПигги,меняниктонеузнает.Тихонько ступаю по шершавым половицам, подхожу к кровати,

приоткрываюбархатныйпологнаузенькующелочку,впалецшириной…–МиссПигги!–восклицаетмужчина–Аксель?–лоснящийсяотпота

вкроваво-красномполумракезапологом.Ясдавленновзвизгиваю.Накроватиколышетсякомгротескнопереплетенныхобнаженныхтел:

голые руки и ноги, колени и локти, торсы, груди, плечи, пах и лоно,

пальцы, пятки и ладони, бедра и ягодицы,мошонки и зобастыежелваки,неописуемая костяная клеть, полотно плоти, сотканное на кроснах, будтотела сиамских близнецов, разодранные и снова слепленные воедино вневероятной игре; с одной стороны голова Анжелики, спутанные ярко-синие патлы, заклепка пирсинга в языке, с другой – голова Акселя, апосредине – гигантские, набрякшие до невозможности половые органы,жутко-багряные, как в порнокошмаре Фрэнсиса Бэкона; тошнотворнопахнет тухлой рыбой. Голова Акселя ухмыляется в щелку полога, вглазницумаскиМиссПиггиинатужнопроизноситголосомАнжелики:

–Хрю…ша…хо…чет…бул…ку…сбе…ко…ном.А голова Анжелики, с запястьями вместо ушей, вплавленная в

дряблуюляжку,хриплоисторгаетголосомАкселя:–Сал…ли…нелю…бит…ког…да…ее…так…об…зы…ва…ют.Вылетаю из комнаты, захлопываю за собой дверь, дрожу от

отвращения,отужаса,от…Напольныечасыневозмутимы.Далеко-далековнизу,вкоридоре,выложенномчернымиибелымиплитками,всетихо.Налестничной клетке наверху виднеется светлая дверь. Дурной приход, воткак это называется. Кислотный бэд. Пирс, мой первый не-бойфренд,однаждырассказывал,кактакойпоймал.АксельсАнжеликойтрахались,ая это увидела сквозь призму наркотического калейдоскопа. Надо срочноотыскатьТодда,онзамнойприсмотрит.Поднимаюсьпоступенькам,мимопортретов: на одном стиляга с набриолиненными волосами и врасстегнутойна груди рубахе, на втором–молодаяженщина, глаза густообведенычернойтушью,какуКлеопатры, волосыуложенываликома-ляMarthaandtheVandellas.Утретьегопортретазамираю:этогомальчишкувшкольной форме я уже сегодня видела. Вытаскиваю из кармана Акселевлисток,сравниваюпортретсфотографией.НэйтанБишоп.Ногисаминесутменя к следующему портрету, на котором изображен тип в домашнемхалате–мойнедавнийукуренныйсобеседник.Теперьязнаю,какегозовут.Гордон Эдмондс.Мы с ним на холодном кожаном диване разговаривали.Илимнеприснилось,чтоя снимразговаривала.Не знаю.Не знаюдаже,почемуне удивляюсь, когда с последнегопортретанаменя глядитСаллиТиммс – в куртке Зиззи Хикару, с Фрейиной маорийской подвеской нагруди. Такую же фотографию по телевизору показывали. Только напортрете вместо глаз два жутких белесых пятна, а на лице –недоумевающее выражение, словно я не могу понять, почему ничего невижу.Апотомуказательныйпалецподнимается,касаетсяполотнаизнутри,стучит по нему… Я полуохаю полу-взвизгиваю полуоскальзываюсьполупадаюнаверхнююступенькулестницы,рукамашинальнохватаетсяза

блестящуюручкунасветлойдвери…

…идверьраспахивается,аиздверногопроеманаменяошеломленносмотритмертвенно-бледныйТодд.

–Тодд?Онотшатывается.Я,запоздалосообразив,вчемдело,срываюмаскуисноваговорю:–Тодд!Аонговорит:–Ох,Сал,Сал,какздорово,чтоятебянашел!И мы обнимаемся. Тодд худой и костлявый, но мышцы у него

стальные, а еще он холодный-холодный, будто только что с мороза. Заспиной Тодда виднеется темный чердак, скат крыши. Наконец Тоддвысвобождаетсяизнашихобъятийизакрываетсветлуюдверь.

–Сал, здесь что-то дурное происходит, –шепчет он. –Отсюда надоуходить.

–Ага,язнаю,–шепчуявответ.–Намвпуншчто-топодмешали.Явидела… ох, невозможные, невероятные вещи…Там такое… – Знать быеще,счегоименноначать.–Тодд,представляешь,потелевизоруобъявили,чтоменяужепятьднейразыскивают.Пятьдней!Ноэтогонеможетбыть,яже никуда не пропадала.А еще вот, видишь? –Я тычу в свой безглазыйпортрет,которыйбольшенедвигается.–Этожея!Напортрете–я,вотсэтимкулоном…–приподнимаюнефритовуюподвескусгруди,показываюТодду.–Егомнесегодняутромприслали.Сумасойти.

Тодд,сглотнув,произносит:–Сал,этохуже,чемкислотныйбэд.Гораздохуже.Встревоженная серьезным тоном, я пытаюсь сообразить, что Тодд

имеетввиду.–Ачтожетогдапроисходит?–Ну,мывступиливОбщепаррадизнакомствасосверхъестественным,

так? Считай, мы с ним познакомились. Только оно нам добра не желает.Насздесьхотятудержать.

–Кто?–испуганноспрашиваюя.Тоддоглядываетсянасветлуюдверь:–Хозяевадома.Близнецы.Я…яихусыпил,ноненадолго.Онивот-вот

проснутся,озлобленныеиголодные.–Близнецы?Какиеблизнецы?Ичтоимнужно?–Поглотитьтвоюдушу,–вескопроизноситон.Наверное,онсейчасскажет,чтопошутил.Яжду.Ижду.

Тоддберетменязалокоть:–Слейд-хаусподдерживаетихжизнь,какреанимационноеустройство,

котороеработаетнаэнергиидуш–ноневсякихдуш,аособенных.Этокакгруппыкрови–естьраспространенные,аестьредкие.Утебядушакакразтакая, редкая.Поэтому тебе надо отсюда уходить, и какможно скорее.Ятебявыведу.Сейчасспустимсяполестнице,выйдемчерезкухнювсад,аоттуда выберемся в проулок Слейд. Там мы будем в безопасности. Ну,почти.

ДыханиеТоддащекочетмнелоб.–А есть еще ворота, которые выходят наКрэнбери-авеню, и черная

железнаядверцавстеневестибюля,–говорюя.– Это все обои, для обмана глаз, – мотает головой Тодд. – Выход

отсюдаодин-единственный,онжевход.Черезапертуру.–АкакжеФерн,Ланс,Аксель,Анжелика?Тодддергаетщекой:–Имяпомочьнесмогу.–Почему?Аснимичтослучится?Помедлив,Тодднеохотнопроизносит:–Ты–плод,аони–кожура,косточкаистебелек.Ихужевыбросили.– Но… – Я киваю на лестничную клетку внизу – ой, лестничный

пролет такой длинный! – но двери в комнату-чум там нет. – Я… Я тамАкселяиАнжеликувидела…вродебы…

–Нет,тывиделавсеголишьтрехмерныематериальныеслепкиАкселяиАнжелики, как объемные поляроидныефотографии.При внимательномрассмотрении это сразу заметно. – Тодд хватает меня за руку. – Иосторожнее – ни в коем случае ни с кем не разговаривай, на вопросы неотвечай, в глаза никому не смотри. Ничего не ешь и не пей, не берипредложенного, что бы это ни было. Слейд-хаус – это театр ожившихтеней. Близнецы учуют твою малейшую реакцию, проснутся и вынут изтебядушу.Буквально,анефигурально.Понятно?

Вродебы.Да.Нет.–Атысам–кто?–Я… типа телохранитель. Знаешь, я тебе все объясню, когда мы ко

мнедомойпридем.Сал,намиправдапора,иначепозднобудет.Ипомни,никому ни слова. Смотри себе под ноги, но руки моей не выпускай. Япостараюсьнасзамаскировать.Кстати,маскунадень,онатожепоможет.

ХолоднаярукаТоддасжимаетмоюгорячуюладонь.Ягляжуподноги,чтобыневидетьпортретов.Какое-товремяподногамимелькаютступени.

Наконец мы оказываемся на лестничной клетке, у напольных часов. Онитикают натужно, вразнобой, кряхтят на все лады «хрип-храп». Двери вкомнату-чумпо-прежнемуневидно.

–Здесьдверьбыла,–шепчуя.–Илимнеприснилось?–Мышивлабиринтесподвижнымистенкаминаверняказадаютсебе

тотжевопрос,–бормочетТодд.Доходим до середины нижнего лестничного пролета. В вестибюле

начинаютпоявлятьсястуденты,болтают,спорят,курят,заигрываютдругсдругом.Скаждымшагомшумусиливается.

–А,тыегонашла!–говоритдевушкаЖелезныйДровосек,прижимаястакансчернымпойломксеребристойщеке.–МеняУрвашизовут,атебя?

Тоддсжимаетмнеладонь,напоминая,чтоотвечатьнельзя.Похоженадетскуюигру«„Да“и„нет“неговорите»,папаснамивнееиграл,когдамыв долгие поездки на машине отправлялись, только сейчас вообще ничегонельзяговорить.УрвашиЖелезныйДровосекнеотстает:

– Эй, Мисс Пигги! Отвечай, или так навсегда Мисс Пигги иостанешься!Эй,яктебеобращаюсь,Хрюша!

Тодд увлекаетменя за собой,Урваши теряется в вихре лиц, масок ител. Наконец мы добираемся до кухни. В динамиках надрываютсяSupergrass: «Caught by the Fuzz». Тодд ведет меня вдоль стены, и всехорошо,апотоммыпроходиммимоТоддаКосгроуваиСаллиТиммс.Онистоят в уголке, у духовки с шумной вытяжкой. Я останавливаюсь.ФальшивыйТоддпьетиндийскоепивоизбутылки,афальшиваяяглушитдрянноекрасноевиноизпластмассовогостаканчика.

–Сестратебястарше,–увереннозаявляетфальшивыйТодд.–Акактыдогадался?Илизаметно?–спрашиваетфальшиваяСалли.В ухе звучит голос Тодда – настоящего Тодда: «Не останавливайся,

Сал, это обманка. Мышеловка». Тодд обнимает меня за талию,подталкиваетвперед,мимостоласбутылками,жестянками,чашейпуншаидвумя веджвудскими блюдами с печеньками брауни. Проходим в аркудвери, оказываемся в подсобке.Между нами и дверью – человек десять,включая ходячий труп, мумию в погребальных пеленах, тюбик зубнойпасты «Колгейт» с красным пластмассовым ведерком вместо крышечки.Ланс Арнотт, замученный, как грешник на старинном изображении ада,перегораживаетмнедорогуистонет:

–Туткакая-тонечисть!«Этонеон»,–звучитголосТоддавушах.Лансхватаетменязаотворотыкуртки,отнегонесетзнакомойкислой

воньюнемытоготела.

–Сал,язнаю,чтомудак,нонеоставляйменяздесь,умоляю!–Ладно,–шепчуя,–пойдемснами.В тот же миг лицо Ланса растекается тонкими струйками, открывая

нечто костлявое, жадное и зубастое. Горло сжимается от страха, дажевскрикнутьнемогу.Тоддвстаетмеждунами,вычерчиваеткакие-тознакиввоздухе–четкиечерныелиниипоявляютсяитутжепропадают,–анечтовмаске Ланса Арнотта то возникает, то исчезает, будто мигая, и наконецулетучиваетсясовсем.

–Чтозафигня?–ахаюя.«Ямодемотключил,ноблизнецыпроснулись»,–говоритТодд.Ятолькотеперьсоображаю,чтослышуегомысленно,телепатически.Накухнетихо.Сердце колотится, жилка нашее бьется в такт. Нас замечают, к нам

поворачиваются,занамиидут–чувствуют,чтомынекаквсе.«Неподавайвиду,чтотебестрашно»,–звучитголосТоддавголове.Тодд подводит меня к двери. Заперто. Изо всех сил стараюсь вести

себякакобычно,хотястрахсклизкорасползаетсяподкожей.Тоддшевелитпальцами,сплетаяневидимыйузор,идверьраспахивается.Онвыталкиваетменя наружу, говорит: «Я их запру» – и, обернувшись, чертит на дверикакой-то символ.Снаружитемно.Гляжув сад, где за кустамичутьвиденпроулокСлейд.

–Сал, тынадиване забыла, лови! – радостнокричитневестьоткудавзявшаясяФерн,швыряетмнепудреницу«Тиффани».

ЯловлюподарокФрейи…

Зигзагитемныхфейерверковскользятпокрапчатомунебу,перебираютструны арф, и я лениво покачиваюсь в Мертвом море, так бы здесь иосталасьнавсегда,новолнаболивозноситменявышешпилей, апотомссилой швыряет на гравий под стенами Слейд-хауса. Передо мнойпоявляетсяиспуганноелицоТодда.

–Сал!Сал,чтостобой?Сал,тыменяслышишь?!Кожалопается,какпузырчатыйполиэтилен.–Да,–хриплюя.–Оризонсхлопывается!Идтисможешь?Ответитьянеуспеваю;Тоддрывкомподнимаетменясземли–ногине

слушаются, тяжелые, гнутся как резиновые. Делаю шаг, под ступней стреском разлетается что-то хрупкое – пудреница «Тиффани», – и мы сТоддомбредемпотраве,подальшеотдома.Доходимдотрельяжнойарки,увитойглицинией,итамползучаяволнанастигаетнасибросаетнагазон,

усыпанныйлистьями,похожиминараскрытыевеера.Такбывечноздесьилежала, ноТодд снова ставитменянаноги, а вмерцающемсиянииночиСлейд-хаус кажется то плотным, то зыбким, отраженным илипреломленным. В сиянии возникают какие-то силуэты, движутсянеторопливо, будто знают, что спешить им некуда, то растягиваютсядлиннойвереницей,тособираютсявместе.Очертаниятелрасплывчаты,нолица видны ясно: вот Аксель, вот Анжелика, вот ребята с семинара поЧосеру, вот мои учителя из Грейт-Малверна, вот Изольда Делаханти сосвоимиБарби,вотмама,папа,Фрейя…Тоддтянетменязасобой.

–Сал,бежим!Бежим…нет,пытаемсябежать,анасамомделебудтопроталкиваемся

сквозьтолщуводы;колючкирозвыцарапываютглаза,дорожкивыгибаютсядугой, сшибают с ног, ветви терновника цепляются за одежду, кустыклубятся, корни высовываются из-под земли и хватают за лодыжки, ночерная железная дверца уже близко. Я оборачиваюсь – как дура, ведь всказках предупреждают, что этого делать нельзя. Силуэты, мигнув,приближаются. Вот Пирс, который сказал, что трахать Хрюшу – это кактрахатьдохлогокита,тольковонибольше.

–Сал,открывайапертуру,–говоритТодд.Что?А,чернуюжелезнуюдверцу!Икакееоткрывать?–Ачтоядолжнасделать?–Тоже,чтоираньше.Уменянеполучится.Безликиефигурывсеближеиближе.Менятрясет.–Ачтояраньшесделала?–Ладонькдверцеприжала,вотчто!Я прикладываю ладонь к черной железной дверце, толкаю изо всех

сил…Дверцаотталкиваетмоюладонь.–Почемууменяничегоневыходит?!–Тынапугана,страхтвоюэнергиюперекрывает.Сноваоглядываюсь.Онивнесколькихшагах.Нассейчаспоймают.–Сал,забудьострахе,–умоляетТодд.–Прошутебя!–Немогу!–Можешь!–Данемогуя…Тоддприжимаетладоникмоимщекам,решительноинежноцелуетв

губы,шепчет:–Прошутебя,Сал.

Мне по-прежнему страшно, но что-то внутри отпускает, руканаливаетсякакой-тосилой,дверцараспахивается,иТоддвыталкиваетменясквозьпроем,закоторым…

…беззвездная, бесплотная, бесчувственная, безвременная мгла. Незнаю,какдавнояздесьнахожусь.Минутыилигоды.Незнаю.Вкакой-томомент я решила, что умерла, но рассудок жив, хотя своего тела я неощущаю. Я молила Бога о помощи или хотя бы о лучике света, просилапрощениязато,чтораньшевНегоневерила,стараласьнедуматьотом,какой Он изувер и психопат в Ветхом Завете и в Откровении ИоаннаБогослова.Ответаянеполучила.ДумалаоФрейе,омамеиопапе,никакне могла вспомнить, о чем говорила с ними в последний раз. Думала оТодде.Еслионуцелел,тосейчасищетменявместесполицией,хотяэтогоместа даже с ищейками не найдешь. Может быть, Тодд не оченьрассердился на меня за то, что я отреагировала на фальшивую Ферн ипудреницу поймала. Наверное, из-за этой ошибки я и обрекла себя насмерть,какОрфей,которыйоглянулся.Новедьэтожеподлоинечестно!Ямашинально пудреницу схватила, чтобы она не разбилась. В мифах и всказкахвсегдапоступаютподлоинечестно,даивжизнитоже,исколькобывременинипрошло,ничегонеизменилось;все,чтоуменяосталось,–этовоспоминания,асамоеяркоесрединих–торопливыйпоцелуйТодда.Памятьоб этомпоцелуе согреваетменя,непозволяет сойти с умав этойбеззвездной,бесплотной,бесчувственной,безвременноймгле.

Спустяминутыилимесяцывомглевозникаеттусклаяточкасвета.Яуженачалабояться,чтоослепла,какмамаТодда.Потом,черезсекундыиличерезгоды,точкапревращаетсявниточкупламени,впламясвечи,горящейсвечи в странном подсвечнике, что стоит передо мной на голых доскахпола.Пламянеподвижно.Неяркое,едваосвещаетпомещение–чердак?–но хорошо видны три лица. Справа от меня сидит Кейт Чайльдс, ЗлаяВолшебница Запада, с головы до ног закутанная в серую накидку, как уарабов, только теперь ей почему-то уже за тридцать. Неужели стольковременипрошло?Всеэтигодыуменя…украли?Слеваотменяещеодносмутнознакомоелицо…Огосподи,даэтожемельбурнскийМайк.ТеперьонодноговозрастаспостаревшейКейтЧайльдс,тожесидитнеподвижно,какбуддавтакойжесеройнакидке.Сейчас,когдаонирядом,становитсяясно, что это близнецы. А прямо напротив, шагах в шести за пламенемсвечи,наменясмотритколенопреклоненнаяМиссПигги–точнее,девушкавкурткеЗиззиХикаруисмаорийскойподвескойнатолстойшее.Этояили

моеотражение.Хочушевельнуться, заговоритьилихотябызастонать,нотелонеслушается.Мозгивключены,зрениенепропало,авсеостальноенедействует. Как тот француз, про которого мне Фрейя книгу прислала,«Скафандр и бабочка»{33} называется. Может, я тоже в бодрствующейкоме? Но француз хотя бы мог моргать одним глазом, а я даже этого немогу. Слева от зеркала – светлая дверь с золотой ручкой. Смутноприпоминаю,чтояееужевидела,воттолькогде?НаверхнемэтажеСлейд-хауса. Это игровая комната. Наверное, нас троих опоили наркотиками изатащилисюда.Нокто?ИгдеТодд?

– С юным Косгроувом пришлось расстаться, как и с остальнымибродяжками,которыезатобойувязались,–говоритКейтЧайльдс.

Пламясвечичутьвздрагивает.Американскийакцентсменилсячетким,аристократическиманглийскимвыговором,почтикакумоеймамы.

–ТывСлейд-хауспопалапонашемуприглашению.МенязовутНора,аэтомойбрат,Иона.

Хочу спросить, что она имеет в виду и почему это «с Косгроувомпришлосьрасстаться»,нодажегубамишевельнутьнемогу.

–Онумер.Безмучений.Негорюй,онтебявсеравнонелюбил.Вотуже несколько недель, включая сегодняшнее представление, он служилкуклой чревовещателя, а роль самого чревовещателя исполнял мой брат.Он-то и изобретал все эти сладкие россказни, которые ты так хотелауслышать.

ПытаюсьсказатьНоре,чтоонасумасшедшая,чтоязнаю–Тоддменялюбит.

–Даобъяснитыей,–раздраженноговоритонамельбурнскомуМайку,точнее,Ионе,–атовкусаникакогонеостанется,однатрухаисахарин.

Иона–еслиегонасамомделетакзовут–сусмешкойглядитнаменя.– Чистая правда, голубушка. Каждое слово, – произносит он без

малейшегопризнакаавстралийскогоакцента,сблагороднымиинтонациямивоспитанника эксклюзивной частной школы. – Поверь мне, уж я-то вмысляхТоддаКосгроувапобывал.СаллиТиммсвызывалавнемтакиеженежныечувства,какбанкапрогорклогожира,забытаявхолодильнике.

«Неправда!Всетыврешь!Онменяпоцеловал!Онменяспастихотел!»–Чтож,придетсяоблечьсказанноевхрюканье,понятноедажесамой

тупойсвинье.Все,чтослучилосьвпабеиподорогекапертуревпроулкеСлейд, произошло по-настоящему. Этот чердак – тоже настоящий. И вотэти наши тела – настоящие. А вот между железной дверцей и чердакомнаходится оризон – трехмерная, реалистичная декорация, проецируемаямоей гениальной сестрицей вот в эту самую временнýю лакуну. – Иона

постукивает по доскам пола. – Видение, созданное по тщательноразработанному сценарию. Я там тоже присутствовал – духом, если такможно выразиться, двигал тело Тодда, подсказывал ему слова. А всеостальное – люди, с которыми ты встречалась, комнаты, по которымходила, еда, которую пробовала, – все это было локальной реальностью,созданноймоейсестрицей.ИдажевашасТоддомдерзкаяпопыткабегствабыла всего лишь частью созданного нами лабиринта для подопытныхмышей.Оризонворизоне.Суборизон.Кстати,надобыдлянегополучшеназваниепридумать.Ябытебяпопросил,толькотывот-вотумрешь.

Яупрямоотказываюсьпринимать его слована веру: «Врешь ты все,этопростокислотныйбэд».

– Ничего подобного, – удовлетворенно произносит Иона. – Ты насамом деле умираешь. Мускулатура-то не работает, дыхательная системаотказала.Или,по-твоему,этотожекислотныйбэд?

Ясужасомпонимаю,чтоонправ.Воздухвлегкиенепоступает.Немогу ни вздохнуть, ни упасть, вообще ничего не могу, просто стою наколеняхимедленнозадыхаюсь.Близнецовябольшенеинтересую.

–Ах,сестрица,немогувыразитьсвоевосхищение–словнехватает,–говоритИона.

– У тебя слов не хватает? Да ты сто лет не затыкался! – возражаетНора.

– За твой оризон впору Оскара вручать. Несравненный шедевркубизма…илипостмодернизма.Сплошнойвосторг!

–Да-да,мыобагениальны…Воттолькополицейский…Тызаметил,чтоегоостаточнойоболочкехватилосилпоговоритьснашейгостьей?Даещеиапертурасамасобойвозникла–открытая!Девчонкаедванесбежала.

– Но ведь не сбежала же! А все потому, что Купидон ее прочнозаарканил.Согласись,сыгратьТоддаКосгроувабылогораздотруднее,чемХлою Четвинд. Детектив Тугодум кусок сырой печенки отымел бы бездолгихразговоров,аХрюшенастоящуюлюбовьподавай,сухаживаниямиповсемправилам.

Обидные слова сейчас не ранят – меня больше волнует, как долгоможнопрожитьбезкислорода.Триминуты?

Нора Грэйер поворачивает голову, как лампочку, вкручиваемую впатрон.

– Братец, ты, как обычно, упускаешь главное. С каждым Днемоткрытыхдверейотклоненияусиливаются.

Ионаразминаеттонкиепаучьипальцы:– А ты, сестрица, как обычно, чрезмерно подозрительна. Ужин в

очереднойразподанвовремяибеззаминки.Нашоперандвочереднойраззаряжен на полный цикл. А истеришь ты потому, что слишком многовремени в Голливуде провела, насмотрелась на волосатые задницыактеришеквзеркальныхпотолках.

–Братец,несмейсомнойразговариватьвтакомтоне,–злобношипитНора.

– А что будет? Ты без предупреждения смотаешься в Анды, чтобыпоразмыслитьтамосмыслеметажизни?Такпоезжайнемедленно,поправьздоровье.Вселисьвкакого-нибудьчилийскогокрестьянина.Иливальпаку.Послеужиная тебя самв аэропортотвезу.Апотомвернешься, куда тебедеваться-то?Операндважнеелюбогоизнас,детка.

–Операндуужешестьдесятлет.То,чтомыотрезаныотПутиМрака…– Позволяет избежать нежелательного внимания тех немногих, кто

способеннампомешать.Мы–полубоги,мыниоткогонезависим.Такчтодавайнебудемничегоменять.

–Мыцеликомиполностьюзависимотдурацкойпантомимы,которуюприходится устраивать раз в девять лет, – ехидно замечает Нора и сотвращением оглядывает себя. – Мы целиком и полностью зависим отисходных тел, которые удерживают наши души в мире. Мы целиком иполностью зависим от случая, надеемся лишь на удачу, на то, что всепройдетблагополучно.

Япо-прежнемунедышу.Черепкакбудтоскукоживается.Всознанииотчаяннобьетсяодно-единственноеслово:«Помогите!»

–Может быть, все-таки приступим к ужину? – спрашивает Иона. –Илитыизвредностирешилаоперандуничтожить?

Головараскалываетсяотболи,теложаждетвоздуха.«Язадыхаюсь…помогите!»

Нора сопит, как избалованный подросток, и неохотно кивает. Рукиблизнецов выписывают какие-то узоры, оставляя в темном воздухемимолетные царапины. Близнецышевелят губами, шепот становится всегромчеигромче,инадсвечойвозникаетнечтоосязаемое,медленно,клетказа клеткой, превращаясь в мясистую медузу, пронизанную багрянымисполохами. Завораживающее зрелище напоминает сцену из ужастика проинопланетян. Из медузы вырастают щупальца, из них тянутся щупальцапотоньше, некоторые подбираются ко мне, одно зависает в дюйме передглазами–крошечноеотверстиенакончикешлепает,какгубыаквариумнойрыбки,–апотом,извиваясь,влезаетмневлевуюноздрю.Ксчастью,янеощущаю ни его, ни остальных, которые забираются мне в рот, в правуюноздрюивуши,апотомлобсверломпронзаетвнезапнаяболь.Взеркале

напротив из глазных отверстий маски выползает какая-то сверкающаямассаисобираетсяпрозрачнойкаплейуменяпередглазами.Вкаплеснуетминиатюрныйсияющийпланктон.Очевидно,душавсе-такисуществует.

Моядуша–самаяпрекраснаянасвете.БлизнецыГрэйерысклоняютсякомнесобеихсторон.«Несмейте!Этомое!Нетроньте!Прекратите…»Онивытягиваютгубы,словновот-вотзасвистят.«ПомогитеФрейяФрейякто-нибудьпомогитемне…»Близнецыделаютвдох,капля-душавытягиваетсявовал.«Ктонибудькогданибудьвасостановитвызаэтопоплатитесь…»Душа разделяется надвое. Нора вдыхает одну половинку, Иона –

другую.Лицаунихтакиеже,какуПирсавтуночьвМалверне.…всекончено.Близнецысновасидяткаксидели.Штукасощупальцамиисчезла.Сияющаякапляисчезла.Грэйерынеподвижны,какизваяния.Ипламясвечитоженеподвижно.

ВзеркалемаскаМиссПиггишлепаетсянапол.

Проказникэдакий2006

Яотключиласьизадремала.Мнеприснилось,чтояпередумалаидтинасегодняшнюювстречусФредомПинком.Шлапопромозгломупаркуина полпути решила вернуться. Потом какой-то бегун в оранжево-черномкостюме брызнул мне в лицо аэрозолем из противоастматическогоингалятора.АпотомяувиделаТомаКруза–онкатилинвалиднуюколяску,в которой сидела женщина с надвинутым на лицо капюшоном плаща.«Взгляни, не стесняйся!» – предложил мне Том Круз. Я приподнялакапюшон, и оказалось, что женщина – это я. Потом мы свернули наузенькуюулочку, и кто-то сказал: «Войско содержишь годы, а все – радиодного дня». А потом откуда-то возник черный монолит, как в«Космическойодиссее2001года»,икактолькоонраскрылся,яуслышалаголос Салли: «Ну просыпайся же!» – и очнулась. Вот и сижу, одна, вкомнате на втором этажепаба «Лиса и гончие».Как и договаривались.Впоследний раз я была здесь в 1997 году. С тех пор паб обветшал: столывыщербленные, стулья расшатанные, обои выцветшие и ободранные, аковер цвета засохшей блевотины.Передомной стоит захватанный стакантоматногосока–кроваваяжижа,будтозазевавшийсязверек,раздавленныйавтомобильными колесами. Видно, что паб на последнем издыхании,доживает свой век. Внизу, у барной стойки, всего шесть посетителей,причемодинизних–собака-поводырь.Междупрочим, субботнийвечер.Единственноенапоминаниеопьяномразгуле–покоцаннаяэмалированнаятабличка с рекламой «Гиннеса», привинченная к стене над заложеннымкамином: лепрекон играет на скрипочке пляшущему тукану.Может быть,девятьлетназадлепреконвиделСалли.Можетбыть,онаеготожевидела.Девять лет назад все шестеро пропавших здесь собрались. Очевидцы ихзапомнили,толькониктонемогточносказать,закакимстоломонисидели.

Вжимаю лоб в немытое оконное стекло. У входа в паб Фред Пинк«беседует с мистером Бенсоном и мистером Хеджесом». Загораютсяуличныефонари.Солнцеопускаетсявасфальтовыетучинадлабиринтамиулочек с односторонним движением, над кирпичными домишками, надгазовыми станциями, над илистыми каналами, над старыми фабриками,над унылыми многоквартирными постройками шестидесятых годов, надмногоэтажными автостоянками семидесятых, над обветшалым

муниципальным жильем восьмидесятых, над залитым неоновым светомкинотеатром девяностых. Тупиковые проулки, кольцевые дороги,автобусныедорожныеполосы,эстакады.Ивотэтоубожество–последнее,что видела Салли в своей жизни. В миллионный раз думаю, что, можетбыть,онаещежива,впленуукакого-тобезумца,вподвалеилиначердаке,надеется,чтоонейне забыли,чтоеекогда-нибудьнайдут.Яоб этомвсевремядумаю.Завидуюрыдающимродственникампогибших–тех,чьителаобнаружены. Горе – это ампутация, а вот надежда – неизлечимаягемофилия,однонепрерывноекровотечение.КаккотШредингеравкамере,которую нельзя открыть. В миллионный раз корю себя за то, чтоотговорила сестру от поездки в Нью-Йорк перед началом занятий вуниверситете.Язнала,чтоСаллихотелауменяпогостить,ноуменятогдабыла работа вфотоагентстве, подруги-модницы, приглашенияна частныепросмотры, а вдобавок я только начала встречаться с женщинами. Мнебыло интереснее исследовать свою истинную сущность, чем нянчиться снервнойи затюканнойтолстушкой-сестрой.Вобщем,яобъяснилаСалли,что страшно занята, она притворилась, что поверила, а теперь я себяпроститьнемогу.Эврилговорит,чтодажеГосподьБогневсилахизменитьпрошлое. Она права, конечно, но мне это не помогает. Вытаскиваюмобильник,пишуЭврилсообщение:

Впабе.Жуткаядыра.ФПвроденепсих.Посмотримкакинтервью

пройдет.Скоробуду.ХХХ

Отправляю. Эврил, наверное, разогревает вчерашнюю лазанью,откупориваетбутылкувина,усаживаетсяпередтелевизором,смотритпаруэпизодов«Прослушки»{34}…Зряясюдапришла.Вморгеитовеселее,чемв этом пабе. При виде меня старая карга за барной стойкой решилапошутить:

– Добрый вечер, красавица! Ты, должно быть, новая пассия нашегоФреда. И ты, Фред, хорош, проказник эдакий! Ты ее по объявлению вжурналенашел,чтоли?

«Да,в„Горячихукраинскихкоблах“»,–едванеответилая.Как только она узнала, что я журналистка и пишу статью о проулке

Слейд,отношениек«красавице»резкоизменилось.–Нуда,нуда,выписакивсетакие,еслинеспящуюсобакуразбудить,

тохотьдохлуюлошадьподстегнуть,да,голубушка?На лестнице слышны шаги. Достаю цифровой диктофон «Сони»,

подарокпапыиСук,тоестьтретьеймиссисДжонТиммс,кладунастол.В

комнату входит Фред Пинк, высохший старикашка в обтрепанномкоричневомпальтоиспотертымшкольнымпортфельчиком.Портфельчикулетпятьдесят,неменьше.

–Простите, что заставилвасждать,миссТиммс.Атобез сигареткиникакого удовольствия… – Голос у Фреда низкий, с хрипотцой, тондружелюбный,располагающийкдоверию.

–Ничегострашного,–отвечаюя.–Вамздесьудобнобудет?–Лучшееместововсемпабе.Онставитпивнуюкружкунастол, садится,по-стариковскипотирает

морщинистыеладони.Лицоегоизрытооспинами,кожананебритыхщекахсвисаетдряблымискладками.Дужкаочковобмотанаизолентой.

–Зазябянаулице-то.Авсеэтотзапретдурацкий.Отраканепомру,так двухстороннее воспаление легких в могилу сведет. В голове неукладывается,чтобывпабе–инекурить.Сэтойполиткорректностьювсекаксумапосходили, вотчтоя вамскажу.АуТониБлэраилиуГордонаБраунаваминтервьюбратьнедоводилось?

–Нет,паруразнапресс-конференцияхвопросызадавала.Недорослаещеинтервьюбрать.МистерПинк,выневозражаете,еслиязапишунашубеседунадиктофон?Чтобыназаписивблокнотнеотрываться?

–Надиктофонтакнадиктофон,–говоритон,нонедобавляет«ЗовитеменяФред».

Янажимаюкнопкузаписи.– Интервью с мистером Фредом Пинком в пабе «Лиса и гончие»,

суббота,двадцатьвосьмогооктябрядветысячишестогогода,девятнадцатьчасовдвадцатьминут,–говорюяиповорачиваюдиктофонкФреду.–Всезаписывается,начинайте.

Стариктяжеловздыхает.– Ну, что вам сказать… Кто однажды в психушке побывал, тому в

жизни больше не поверят. Тут уж легче кредит в банке получить, чемкредитдовериязаработать,–веско,снажимомпроизноситон,словнобывыписывает слова несмываемыми чернилами. – Так что хотите – верьте,мисс Тиммс, хотите – нет, а в том, что случилось, один я виноват.Понимаете, это я племяннику моему,Алану, все досконально объяснил –про проулок Слейд, и про Гордона Эдмондса, и про Бишопов, Риту иНэйтана, и про девятилетний цикл. Раззадорил его вроде как. Алан мнесказывал,чтовегоклубчеловекдвадцатьилитридцатьзаписалось,нуяирешил,чтоимничегонегрозит.Вневременныенелюбятксебевниманиепривлекать.Помнитеже,какаяшумихаподнялась,когдашестеростудентовпропали. А если бы двадцать или тридцать? Нет, на это они бы не

осмелились. Тогда бы тут такое началось – набежали бы и типы изМИ-семь, и ФБР, если б среди пропавших ребята из США оказались, и мойприятель Дэвид Айк{35} – в общем, вся эта свора пристала бы к Слейд-хаусу, как триппер к шлюхе, глядишь, со всем разобрались бы. Если б язнал,чтосАланомвсегопятеропойдут,то,конечноже,запретилбы–ужочень оно рискованно. А если б запретил, то и мой племянник, и вашасестра, и Ланс Арнотт, и Тодд Косгроув, и Анжелика Гиббонс, и ФернПенхалигон – все бы они жили бы в свое удовольствие, на работу быустроились, семьями бы обзавелись, ипотеками… Вот меня совесть имучает-то,миссТиммс.Охкакмучает…–ФредПинктяжелосглатывает,скрежещетзубами,закрываетглаза.

Пока онприходит в себя, я записываюв блокнот: «вневременные»и«ДэвидАйк».

–Ох,простите,миссТиммс,я…–МистерПинк, я тоже передСалли виновата, – утешаю его я. –Не

судитесебяслишкомстрого.Фред Пинк утирает глаза смятой бумажной салфеткой, отхлебывает

биттерисмотритналепреконасрекламы«Гиннеса».–МистерПинк,всвоеммейлевыупоминалионекойпредыстории,–

говорюя.– Ага, упоминал. Поэтому и попросил вас о личной встрече. По

телефонувыбменяслушатьнестали,трубкубысразубросили–ипривет.Даже сейчас как я вам рассказывать начну, так вы наверняка подумаете,мол, вотжеж старыймаразматик.Но, прошу вас, выслушайтеменя.ВседеловСалли.

– Я – журналист и хорошо знаю, что действительность – штукасложная.Такчтоявасвыслушаю.

Помнится, пару недель назад Эврил, прочитав письмоФредаПинка,именнотакивыразилась:«Вотжежстарыймаразматик!»

– Все началось больше века тому назад, в Норфолке, близ Или, вимении Своффем-манор. Сейчас поместьем владеет какой-то саудовскийшейх, дружок принца Чарльза, но в те годы оно было родовым гнездомсемейства Четвинд-Питт, про него даже в «Книге Судного дня»{36}упоминается, можете проверить. Так вот, в тысяча восемьсот девяностодевятомгодувСвоффемеродилисьблизнецы,мальчикидевочка.Нет,невгосподском особняке, а в сторожке лесничего на окраине имения. ОтцазвалиГэбриэлГрэйер,мать–НеллиГрэйер,аблизнецамдалиименаНораи Иона. Ну, отца дети не знали, потому что три года спустя Гэбриэла

Грэйераподстрелилкакой-тоаристократ,перепутавфазанаспейзаном,таксказать. Лорд и леди Четвинд-Питт, терзаемые угрызениями совести,позволили Нелли Грэйер остаться в сторожке, а детям предоставиливозможность получить прекрасное образование. Когда Нелли Грэйерумерла от ревматической лихорадки в тысяча девятьсот десятом году,сиротокзабраливСвоффем-манор.

–Давынастоящеерасследованиепровели,–говорюяФредуПинку.–Ну,этовродекакхобби.Точнее,яемувсюжизньпосвятил.Видели

бы вы, что уменя дома творится – повсюдупапки, блокноты, вырезки…Ну,вынавернякаслышали,чтоублизнецовсуществуетнекаявнутренняясвязь,чтооничувствуютдругдруганарасстоянии,чтоснимипроисходятстранные совпадения, –например, одинпопадает в авариювСтамбуле, адругой как раз в это время теряет сознание в Лондоне. А некоторыеблизнецывраннемдетствевырабатываютсвой,толькоимпонятныйязык.

–Да-да,язнаю.УмоейприятельницывНью-Йоркебылитройняшки,которыедругсдругомговорилинатакомудивительномнаречии.

–Таквот,оказалось,чтоНораиИонаГрэйеробладалиитойидругойспособностью. Попросту говоря, они могли общаться телепатически. –ФредПинкпристальносмотритнаменя.–Каквыотноситеськтелепатии,миссТиммс?

У меня срабатывает внутренний шизоуловитель – может, старик ивправдутого?

–Япредпочитаюконкретныедоказательства,мистерПинк.– И я тоже. В двадцать пятом году леди Альбертина Четвинд-Питт

опубликоваласвоимемуарыподназванием«Реки,древниеиутраченные».В книге как раз и описано все то, о чем я вам сейчас рассказываю:близнецы,ихрождение,воспитаниеипрочее.Однаждывянваредесятогогода леди Альбертина с дочерями и Норой Грэйер играли в криббедж вгостиной Своффем-манора. Внезапно Нора, вскрикнув, уронила карты изаявила, что Артур, старший сын леди Альбертины, упал с лошади близрекиПул-Брук,вмилеотимения,ичтотуданадосрочнопослатьврачаилюдей с носилками. Леди Альбертина поначалу не поверила словамдевочки,нотапродолжалауверять,чтоэтоправда,потомучто,цитирую:«Там же Иона, он мне рассказал, что произошло». Понятное дело, всевстревожились,иледиАльбертинанеохотнопослалатудалакея,выяснить,чтослучилось.Вернувшись,лакейподтвердил,чтоНораописалавсеточно,совсемиподробностями.

Тянусь за томатным соком; он по-прежнему напоминает кровавоемесиво.Нет,пробоватьегопротивно,даженестоит.

–Любопытнаяистория,–говорюя.–Ноэтонедоказательство.ФредПинкберетпачку«БенсониХеджес»,вспоминаетозапретена

курениеинедовольнокладетеенастол.– На следующий день лорд и леди Четвинд-Питт пригласили своего

приятеля Гримонда, настоятеля Илийского собора, и хорошенькорасспросили близнецов о случившемся. Настоятель Гримонд, суровый истрогий шотландец, на Крымской войне был войсковым капелланом и кфантасмагорическиммечтаниямсклонностинеимел.Онвелелблизнецамрассказать,какНораузналаопроисшествииуреки.Детипризнались,чтомного лет «телеграммируют» друг другу свои мысли, но держат этуспособностьвсекрете,потомучтоонапугаетокружающих.Какивы,миссТиммс, лорд Четвинд-Питт желал получить доказательства, и для этогопровел следующий эксперимент. В библиотеке Своффем-манора Норевручилибумагуикарандаш, аИонуувеливбильярдную, гдепрочлиемуслучайновыбранноепредложениеиз«Книгиджунглей»,азатемпопросили«телеграммировать» это предложение Норе. Иона на мгновение закрылглаза, а потом сказал, что все сделано. Вернувшись в библиотеку, лордЧетвинд-Питт убедился, что Нора записала на листке то же самоепредложениеизкнигиКиплинга.–ФредПинкторжествующесмотритнаменя,словноизрекбесспорнуюистину.

–Удивительно,–говорюя,асамадумаю:«Если,конечно,именнотаквсеипроизошло».

–ЗатемнастоятельГримондпопросилНору«телеграммировать»стихиз Евангелия святого Иоанна. – Фред Пинк, закрыв глаза, произносит: –«КтопоследуетзаМною,тотнебудетходитьвотьме,нобудетиметьсветжизни»{37}. Иона, оставшийся в бильярдной, записал это слово в слово.Потом леди Альбертина предложила Ионе «телеграммировать» детскийстишокнанемецком,иНораегосовершенноточновоспроизвела,хотяисошибками в написании, потому что близнецы немецкого не знали. – Оншумно отхлебывает пиво, вытирает растрескавшиеся губы обтрепаннымрукавом пиджака. – А потом настоятель Гримонд сказал близнецам, чтонекоторые дары Господни по сути своей непознаваемы и что о«телеграммировании»лучшенераспространяться,дабы«впечатлительныеособынеподдалисьсоблазнуинеступилинапутьгреха».НорасИонойобещали последовать его совету. Настоятель вручил им по мятномуледенцу и с чувством исполненного долга вернулся в собор. Такая вотистория.

В телевизоре на первом этаже расстроенно вопят болельщики.Проверив,работаетлидиктофон,яспрашиваю:

–Апочемувысчитаете,чтословамледиАльбертиныможноверить?ФредПинкпотираетлысину,скоторойсыплетсяперхоть.– Да потому же, что и вы, мисс Тиммс. Вы, когда интервью берете,

навернякафальшьсразуопределяете–инанюх,инаслух,инаглаз,иназуб,правдаведь?ВоттакивкнигеледиЧетвинд-Питт:втехслучаях,гдемошенник бы рассказ скомкал, все подробно расписано. И наоборот,изложеносжатоисухотам,гделюбойдругойприукрасилбы.Даипотом,счегоейбылолгать?Денегунеебылонемерено,заславойонанегналась–жилауединенно,аотпечаталивсегосотнюэкземпляров.

Кручунапальцезолотоеколечко–подарокЭврил.– Знаете, для подтверждения непроверенных сведений журналисты

обычнообращаютсякнесколькимнезависимымисточникаминформации.– К независимым источникам информации… Какое хорошее

выражение. Я им при случае воспользуюсь, если позволите. А покаместпознакомлювассдокторомЛеономКантильоном.

Фред Пинк расстегивает портфель, достает обтрепанную папку,извлекаетизнееотсканированнуюкопиюстаройфотографии.Наснимке–мужчина лет сорока, с вызывающей улыбкой, в мундире Иностранноголегиона,приорденахисостетоскопомнашее.Подписьподфотографиейгласит:«LedocteurL.Cantillon,Légionétrangère,OrdrenationaldelaLégiond’honneur,Croixdeguerre»[8].

– Вот, он самый, доктор Леон Кантильон. Весьма примечательнаяличность. Родился в тысяча восемьсот семьдесят четвертом году вДублине, происходит из старинного рода французских гугенотов, изучалмедицину в Тринити-колледже. Из-за вспыльчивого, горячего нрава емупришлосьспешнопокинутьИрландию–вдевяностопятомгодуонубилнадуэли сынапарламентария.Всадил емупулюпрямов лоб, тоти умернаместе. В общем, спустя несколько месяцев Кантильон вступил вИностранныйлегионислужилполковымврачомвовремябоевыхдействийнаБерегуСлоновойКости,ввойнахМандинго,апотомпринялучастиевЮжно-Оранской кампании{38}. Ну, об этих грязных войнах в Африкесейчас даже сами французы предпочитают не вспоминать. Похоже, уКантильонабылиспособностикязыкам,такчтоктысячадевятьсотпятомугоду он свободно говорил по-арабски. В это же время он устроился наработу в госпиталь Иностранного легиона в Алжире и начал проявлятьживойинтерескоккультизму.Онзавелзнакомстваспрусскимитеософамиисармянскимидуховныминаставниками,сибадитскимиимамами{39}исхасидами-каббалистами, но больше всего подружился с мистиком,

обитавшим в отрогахАтласских гор, которого все называли не иначе как«белый сеид изЭр-Рифа», потому как он альбиносом был.ВпоследствииэтотмистиксыграетважнуюрольвжизниГрэйеров.

Всеэтонапоминаетмне«КоддаВинчи».–Откудавывсеэтознаете,мистерПинк?ИзкнигиледиАльбертины?– Нет, что вы! Леон Кантильон тоже мемуары написал, «Великое

откровение». Их всего десяток экземпляров сохранился, у меня как разодин есть. Он и стал моим, так сказать, независимым источникоминформации, подтверждающим рассказ леди Альбертины. – Он,полуобернувшись,прикрываетлицолоктемизаходитсядолгим,истошнымкашлемкурильщика.–Таквот.ДокторКантильонвстретиллордаЧетвинд-Питта в Лондоне, на каком-то приеме, и его светлость за бокаломпортвейнапожаловалсяновомузнакомцуна«хроническуюистерию»своейжены.Деловтом,чтовмартепятнадцатогогодасыновьяЧетвинд-Питтовпогибли в битве при Нев-Шапель – кто в газовой атаке, кто подартобстрелом, кто под пулеметной очередью. Все трое. За неделю.Представляете, в понедельник у вас три сына, а к пятнице – ни одного.ЛедиАльбертинугореподкосило–ифизически,иморально.ПотомулордЧетвинд-Питт и решил обратиться за помощью к доктору Кантильону,уважаемомуврачуиизвестномуспиритуалисту.

СилуэтФредаПинкачетковырисовываетсянафонеокна.Сгущаютсясумерки.

–Значит,Четвинд-Питтыинтересовалисьспиритуализмом?–Да,стехсамыхпор,какстолкнулисьс«телеграммированием».Ну,в

ту пору спиритуалистические сеансы были в большой моде, даже сэрАртур Конан Дойль им научное обоснование подыскал. Конечно,мошенников развелось видимо-невидимо, но Четвинд-Питты на примереНоры и Ионы убедились в существовании некоторых паранормальныхявлений. Кстати, лорд Четвинд-Питт приглашал в поместье медиумов,чтобы вызвать духи погибших сыновей, но из этого ничего не вышло, аледиАльбертинесталоещехуже.

Подношу к губам стакан с томатным соком, но не могу пересилитьотвращение – он похож на мензурку с пробой крови в биохимическойлаборатории.

–Ичто,докторКантильонейпомог?ФредПинкпотираетподбородок,заросшийжесткойщетиной:–Ну,вродекакпомог,хотясамонсебямедиумомникогданеназывал.

Осмотрев леди Альбертину, доктор Кантильон объявил, что горе«разорвало эфирную связь с ее духом-наставником», совершил некий

целительный ритуал, которому научился у отшельника в горахЭр-Риф, ипрописалкакой-то«эликсир».ВсвоейкнигеледиАльбертинаутверждает,что после принятия эликсира ей было видение «ангела, отверзающегонадгробную плиту над моей могилой». Да, и еще она якобы виделасыновей–«навысшемпланебытия».АвотКантильонвсвоихмемуарахпишет, что в состав эликсира входилновыйчудо-препаратподназваниемкокаин. Так что выводы делайте самостоятельно. По-моему, ледиАльбертинепомоглоещеито,чтоейдаливозможностьвыговориться,–вэдвардианскуюэпохуженщинамнеполагалосьобсуждатьспостороннимисвои чувства и отношение к Господу Богу, королю и державе. В общем,визитдоктораКантильонадействительнопошелейнапользу.

Всумкеуменявибрируетмобильник,–наверное,Эврилответиланамоесообщение.Попозжепроверю.

–АкакоеотношениекэтомуимеютГрэйеры?– Ну, значит, Иона служил помощником клерка в конторе

управляющегоимением.Вармиюегоневзяли–якобыиз-заблизорукостии порока сердца. Между прочим, впоследствии о его проблемах создоровьем нигде не упоминается, поэтому я в них не особо верю. Норуотправили в пансион благородных девиц под Кембриджем, чтоб потомзамужвыгоднопристроить, и вСвоффем-маноронаприезжала толькоповыходным.Четвинд-ПиттырассказалидокторуКантильонуоспособностиблизнецов к «телеграммированию» мыслей, и он, конечно же, попросилпродемонстрировать этот феномен. Как только Нора приехала изКембриджа, состоялся сеанс мыслепередачи, который произвел весьмаглубокое впечатление на доктора Кантильона. «Грядет новая эпохачеловечества», – провозгласил он, а спустя две недели обратился кЧетвинд-Питтам с просьбой, чтобы ему позволили увезти близнецов заграницу,гдеоннамеревался«ознакомитьихспремудростямиоккультныхнаук сообразно проявленным паранормальным способностям». Доктортакже заявил, что его наставник научит близнецов вызывать душипокойных, так что впоследствии леди Альбертина сможет общаться ссыновьями,неопасаясьобманамошенников.

«Похоже,добрыйдокторисамбылизтаких»,–думаюяиспрашиваю:–По-вашему,Кантильонуможнодоверять?Стариктретпокрасневшиеводянистыеглазаизадумчивохмыкает.–Ну,Четвинд-Питтыемудоверяли,внашейисторииэтоглавное.Они

согласились на его предложение, а вот о дальнейших событиях ЛеонКантильониледиАльбертинарассказываютпо-разному.ЛедиАльбертинаутверждает,чтоКантильонпообещалзабратьблизнецоввсегонанесколько

месяцев, а Кантильон настаивает, что Четвинд-Питты назначили егобессрочнымопекуномГрэйеровинеинтересовались,кудаинакакойсрокон увезетНору иИону.Кто из них говорит правду, а кто лжет?Мне этоневедомо. Сами знаете, у правды есть странное свойство изменяться взависимостиотразвитияпоследующихсобытий.Вобщем,ЛеонКантильонувезблизнецовсначалавДувр,потомчерезпроливвКале,затемвПариж,Марсель, а оттуда – пароходом в Алжир. Леди Альбертина называет этопохищением. Впрочем, Четвинд-Питты слишком поздно спохватились.Даже в наши дни репатриация несовершеннолетних – дело долгое инепростое, а в те годы шестнадцатилетние подростки считалисьвзрослыми. Вдобавок шла война, а в Алжире действовало французскоеколониальноезаконодательство.Такчтовернутьблизнецовнеудалось.

–Погодите,ихнасильноувезли,чтоли?–недоумеваюя.ПолицуФредаПинкаясно,чтоонобэтомдумает.– А что было выбирать нищим сиротам? Жизнь среди зябких

английских болот в полной зависимости от милости знатных и богатыхпокровителей либо изучение оккультных наук под алжирскими звездами.Выбысамичтовыбрали?

–По-моему,всезависитотверывоккультныенауки.–А близнецы в них верили…–ФредПинк делает глоток пива. –И

Салливерила.«А если бы не верила, – с горечью думаю я, – то не играла бы в

охотниковзапривиденияминанезнакомыхулицахпосрединочи.Иничегобыснейнеслучилось…»

Пожалуй,вслухэтогоговоритьнестоит.–Значит,ГрэйерыосталисьвАлжире.– Да. Телепатией Нора и Иона уже владели, а под руководством

опытного наставника в них наверняка развились бы и другиепаранормальные способности. Бесспорно, Леон Кантильон умелманипулировать людьми, но дело свое знал, – говорит Фред Пинк,разглядываяфотографиюдоктора.–ОнотвезблизнецовкбеломусеидуизЭр-Рифа,яобэтоммистикеужеупоминал.Сеидоказалсяпоследователемнекоего оккультного учения под названием «la Voie Ombragée», то есть«ПутьМрака»,ижил«вдомесомногимиобителями»{40}убыстройрекиввысокогорной долине, местоположение которой Кантильон хранил всекрете; в своих мемуарах он упоминает лишь, что от Алжира туда былдень пути.Хотя близнецы не говорили по-арабски, белый сеид взял их вученики–наверное,разгляделвнихнечтоособенное.КантильонвернулсявгоспитальИностранноголегиона,норазвдвенеделиприезжалксеиду,

проверял,какидутделауподопечных.Заокномвизжаттормоза,женскийголосорет:–Поворотниквключи,мудак!–МистерПинк,–говорюя.–Простите,ноянепонимаю,каквсеэто

связаносисчезновениеммоейсестры.ФредПинккиваетиглядитнастенныечасы.Время8:14.–Вотеслидодевятиявамнеобъясню,вочтоименновашаСаллии

мойАланвляпались,тосамдлявастаксивызову.Честноеслово.ФредПинкналжецанепохож,затопохожнавыдумщикаифантазера,

которыйлюбитизобретатьальтернативныеистории.Впрочем,задевятьлетмоипоискиСаллитакникчемуинепривели.Можетбыть,самасудьба,влице Фреда Пинка, подсказывает мне, что искать надо в неочевидныхместах?Нувотсейчасипопробуем.

–Договорились.Ичтоже,впрограммуобученияблизнецоввходилообщениесдухами?

–Умеетевыправильныевопросызадавать,миссТиммс.–ФредПинкдостает коробочку мятного драже «Тик-так», вытряхивает три штучки,предлагает однумне – я отказываюсь – и высыпает все три в рот. –Нет,доктор Кантильон леди Альбертину обманул. По-моему, он и сампрекрасно знал, что сеансы – почти всегда жульничество. После смертидуша пересекает Мрак, пространство между жизнью и морем Пустоты.Путьэтотзанимаетсорокдевятьдней,новай-фаятамнет,еслитакможновыразиться, и сообщения посылать невозможно. Ни туда, ни оттуда.Медиумы, может, и считают, что слышат голоса усопших, но вдействительноститакогонебывает.

Ого,адедок-тосвихнулся.–Сорокдевятьдней?Этоточно?ФредПинкпожимаетплечами:–Ачтотакого?Скоростьсветаопределенаточно,правда?Ичислопи.

Ихимическиеформулы.–Онсхрустомжует«Тик-так».–ВывСевернойАфрикебывали,миссТиммс?ВАтласскихгорах?

Ямотаюголовой.–Аявотсъездилпарулеттомуназад.Выигралтритысячифунтовв

моментальнуюлотерею–ипоехал.ТритысячифунтоввАлжире–целоесостояние,еслирасходоватьсумомиоткарманниковдержатьсяподальше.Ох, горы там вздыбленные, небо сухое, ветер горячий, все такое…странное,чуждое,необычное.Ядосмертиэтогонезабуду.Еслитамдолгопрожить,тоиначемыслитьначинаешь.Наверное,поэтомувшестидесятыехиппитудаиломанулись,вМарракешитомуподобныеместа.Знаете,мисс

Тиммс, все-такиместность на любого человека действует, а пустынянас,бледныхсеверян,такизменяет,чтороднаяматьнепризналабы.Деньотодня близнецы теряли свою английскость. Они потихоньку выучилиарабский, питались местной пищей – лепешками, хумусом и инжиром.Иона бороду отрастил, Нора ходила в абае, как положено правоверноймусульманке, а сандалии и дишдаша в жару гораздо удобнее ботинок,запонок,нижнихюбокипрочейпривычнойнамодежды.Кантильонпишет,чтоблизнецызабылиокалендаре.Прошелгод,занимвторой,третий.НораиИона изучали оккультные премудрости и странные науки, для которыхнет названия в английском языке; они постигали то, что доступно лишьизбраннымумам,даитоневсяким.СвнешниммиромГрэйеровсвязывалитолькоредкиеприездыдоктораКантильона.Онрассказывалимотом,чтопроисходит в мире – о кровавой бойне во Фландрии, о провалеДарданелльскойоперации,отяжелыхпотеряхвМесопотамскойкампании,о политических чаяниях властей в Лондоне, Берлине, Париже иВашингтоне, – но для Норы и Ионы все это казалось историями,вычитанными в книгах. Действительность была для них совсем иной.Долину, в которойжил сеид, они считали домом, аПутьМрака стал длянихродиной.Отечеством.–ФредПинкпочесываетшею–похоже,унегопсориаз – и глядит сквозь меня, на залитые лунным светом далекиеАтласскиегоры.

Часыстреснувшимциферблатомпоказывают8:18.–Икакдолгоонитампрожили?–Доапрелядевятнадцатого года.Всекончилось такженеожиданно,

какиначалось.ВодинизприездовКантильонасеидобъявил,чтонаучилблизнецов всему, чему мог. Теперь их наставником должен стать земнойшар.Чтоонимелввиду?Икудатеперьподаться?ВозвращениевАнглиюих не привлекало – Четвинд-Питты вряд ли приняли бы близнецов сраспростертыми объятьями. В Ирландии назревала гражданская война.Франция,какивсяЕвропа,страдалаотпоследствийПервоймировой.ОбАлжире все забыли.ЛеонКантильон любилжитьнаширокуюногу, но сденьгамиобращалсябеспечноизарабатыватьихнеумел.Вдобавоктеперьемупришлосьзаботитьсяостранныхблизнецах–англичанахсарабскимиухватками. Как превратить оккультные знания Грэйеров в источникбезбедногосуществования?Поразмыслив,КантильонсблизнецамирешилиотправитьсявАмерику.Виюлетогожегодавсятроица–дядюшкаЛеонсплемянниками–отплылавНью-Йорк,пассажирамивторогокласса.НораиИона жаждали увидеть мир, точно так же как и нынешняя молодежь. ВНью-ЙоркеониснялидомнаКлинкер-стрит,вГринвич-Виллидже.

–А,знакомыеместа,–замечаюя.–Нью-йоркскийофис«Подзорнойтрубы»какразнаКлинкер-стритнаходится.

–Правда?–ФредПинкотхлебываетпиво,подавляетотрыжку.–Ох,простите.Надоже,какмиртесен.

–ИчемонивШтатахнажизньзарабатывали?ФредПинкмногозначительносмотритнаменя:–Спиритическимисеансами.–Новыжесамитолькочтосказали,чтосеансы–жульничество.– Сказал. Сеансы – действительно жульничество. Понимаете, мисс

Тиммс, ни Кантильона, ни близнецов я выгораживать не собираюсь, нонастоящими мошенниками их не назовешь. Нора и Иона на самом делепочтиувсехмоглимысличитать.Унихэтаспособностьбыларазвита,воткакунекоторых–обостренныйслух.Ониобнаруживаливчужихумахто,очемсамилюдинеподозревали.Поэтомублизнецыизнали,чтоименносказать, чтобы чужому горю помочь, чтобы скорбящих утешить. Обманзаключался лишь в том, что якобы эти слова утешения произносилиусопшие. Ну, не мне судить, хорошо это или плохо. Может, по-вашему,дурно так поступать, но как по мне, так оно мало чем отличается оттеперешнихпсихотерапевтов, психиатров и прочихпсихологов.В общем,многонесчастныхиотчаявшихсялюдейпокидалодомнаКлинкер-стритвтвердой уверенности, что их родныеи близкие перешли в лучшиймиричтоводинпрекрасныйденьониснимивоссоединятся.Нуачто,религияведьотомжеговорит,правда?Иливсехсвященников,пасторов,имамовираввинов надо скопом обвинить в жульничестве? Да, сеансы быливымыслом, но надежду они внушали самую что ни на есть настоящую.Утвердительныйответведьвсегдалучшеотрицательного.Илиянеправ?

«Всеравноэтожульничество»,–думаюя,нодвусмысленнокиваю.–Значит,делавНью-Йоркешлиуспешно?–Ещекак.Кантильонвсездоровораскрутил.КактолькозаГрэйерами

укрепилась репутация медиумов, он начал устраивать сеансы в домахбогачей – без всяких там приспособлений, без трюков с дымом изеркалами,безподдельнойэктоплазмы,без«говорящих»досок-уиджа,беззамогильных голосов.Ничего вульгарного, никаких ярмарочныхфокусов.Тихо, спокойно, рассудительно. Своего рода первая помощь скорбящим.«Ваш сын говорит…», «ваша сестра говорит…» – и все такое прочее.Любителям острых ощущений Кантильон всегда отказывал. Во всякомслучае,онсамтакутверждал.

Напервомэтажепо телевизору скандируютболельщики–навторойэтаж доносятся лишь странные, убаюкивающие, какие-то потусторонние

звуки.– Но если Грэйеры действительно обладали рядом паранормальных

способностей,почемуониограничивалисьлишьутешениемамериканскихбогачей?

Фред Пинк, как стереотипный француз в английской комедии,картинноподнимаетладоникверхуи,втянувголову,пожимаетплечами.

–Ну,Кантильонубылиденьгинужны,этоясно,авотНораиИона…Они мемуаров не писали, поэтому трудно сказать. Может, им былоинтересно людей изучать? На сеансах это легче. А еще они любилипутешествовать. Слава медиумов обеспечила им пропуск повсюду. Стоитлиупоминать,чтотеперьдядюшкаЛеонсплемянникамипутешествовалитолько первым классом.Весной двадцатого года они переехали в Бостон,осенью–вЧарльстон,потомвНовыйОрлеан,вСан-Франциско,аоттуда–наГавайиидальше,вЙокогаму.ПослеЯпонииониперебралисьвПекин,побываливМаньчжурии, вШанхаеи вГонконге, вМакаоинаЦейлоне.Жилионитольковсамыхроскошныхотеляхиливособнякахблагодарныхклиентов.ПарулетпровеливИндии–вэпохуБританскогоРаджатамбылосовсемнеплохо;посетилиБомбейиНью-Дели,ажаркимлетомпереезжалив горные курортные поселения. Потом отправились в Аден, Суэц, Каир,Кипр,Константинополь,Афины.ПерезимоваливРиме, веснойпоехаливВену, летом – в Берлин, а Рождество встретили в Париже. В своихмемуарахКантильонописывает,какблизнецыоттачивалисвоемастерство,как путешествовали, как знакомились с достопримечательностями, какблистали в светском обществе, «будто экзотические птицы с яркимоперением». Вокруг Норы увивались ухажеры, но она всем отказывала;Иона, наверное, тоже разбил немало сердец. И все же они неуклоннодвигалисьназапад,иоднажды,вдвадцатьпятомгоду,дождливыммайскимднемпоездизДуврапривезихнавокзалВиктория.ТамЛеонКантильониблизнецы уселись в кэб и отправились в Квинс-Гарденс, на тенистуютихуюулочкувБэйзуотере.

– И все пять лет они зарабатывали на жизнь исключительноспиритическимисеансами?

–Нет,послеотъездаизШтатовонинесколькорасшириликругсвоихзанятий.Видители,адептыПутиМракавладеютискусствомувещевания.Непосвященные обычно называют это грубее – «контроль сознания». Вынаверняка представляете себе, мисс Тиммс, как с его помощью можнозаработатьнажизнь.

Ярешаюемуподыграть:–Ну, с помощьюискусства увещевания легко убедить какого-нибудь

миллионераперевестиогромнуюсуммунатвойсчетвбанке.ПовыражениюлицаФредаПинкаясно,чтомоядогадкаверна.–АпотомможновоспользоватьсяещеоднимумениемадептовПути

Мрака – редактированием, для того чтобы стереть из памяти благодетелявсе воспоминания о такой необъяснимой щедрости. Называйте это какхотите–совершеннымпреступлением,стремлениемвыжить…социалистыименуют это переделом собственности. –ФредПинк встает. –Простите,миссТиммс,явуборнуюсхожу.Зряявсе-такипиванапился,простатауженета,чтовмолодости…

Якиваю:–Да-да,конечно.Яникуданеуйду.«Покаещенеуйду».–Ачтожевытоматныйсокнепьете,миссТиммс?Ясмотрюнастакан:–Что-томнерасхотелось.– Давайте я вам чего-нибудь выпить принесу? От чужих россказней

всегдагорлопромочитьхочется.–Нет,спасибо,ненадо,–отмахиваюсья.–Явасоченьпрошу!–снапускнымразочарованиемвздыхаетон.–Хорошо,чутьпопозже.Фред Пинк скрывается в коридоре. Я выключаю диктофон. Весь

рассказ записан, но слушать я его больше не собираюсь. Только упертыйконспиролог или умалишенный мог обнаружить связь между этойнорфолкско-дублинско-алжирско-американо-тихоокеано-загадочно-восточнойэпопеейиисчезновениемшестистудентовв1997году.Хорошобыулизнутьсейчас,покаэлектричкивЛондонещечастоходят.ФредПинкобидится,пошлетмне злобныймейл,нуичто с того?Я–журналист,подвадцатьзлобныхмейловвчасполучаю.ФредПинкдевятьлетпровалялсявкоме,ещебольшепровелвпсихушкегде-топодСлауивсейдушойверитвколдовствоисилызла.Больнойнавсюголову,чтоснеговозьмешь.Нет,япообещала ему остаться до девяти вечера, а сейчас только 8:27. Как я ипредполагала,отЭврилпришлосообщение:

quelleгламур!надеюсьФПнеполныйидиот.ПошлимнеSOSесли

что,япозвоню

Отвечаю:

СФПпоканеясно.можетуспеюна9:30допаддингтона.домак11

ххх

Отправляю сообщение. Не помню, ужинала ли я сегодня. Наверное,нет.Спускаюсьвбар,может,тамчего-нибудьперекушу.Пабсейчаспохожна дешевую театральную декорацию. Слепой посетитель с собакой-поводыремужеушел,взалеосталосьвсегочетверо.Наплазменномэкранетелевизоракомандавкрасномиграетпротивкомандывсинем.Понятиянеимею, кто они. Эврил знает, что MUN – это «Манчерстер юнайтед», аARS–«Арсенал»,ноявфутбольныхсокращенияхвообщенеразбираюсь.Бьют угловой. Старая карга за стойкой бара внимательно следит заигроками – гола так и не забивают – и лишь потом шаркает ко мне.Спрашиваю, есть ли что из еды. Карга выдерживает долгую паузу, всемсвоим видом выражая презрение к столичным журналисткам-лесби, апотомизрекаетнаодномдыхании:

– Картофельные чипсы, соленые или с сыром и луком, жареныйарахис,кешьювмедовойглазури.Все.

Ого,прямопиргорой.– Дайте, пожалуйста, два пакетика кешью и диетический тоник с

лимоном.Спасибо.–Диетическогонет,толькообычный.–Значит,выпьюобычного.Благодарювас.Карга достает пакетики орехов из коробки, берет бутылку тоника с

нижней полки, открывает крышку, бросает в стакан заветренную долькулимонаитычетвкассовыйаппараткостлявымпальцем.

–Трифунтасорокпятьпенсов.Протягиваюденьгибезсдачи.–Авыдлякакойгазетыпишете?–спрашиваетона.–«Подзорнаятруба».Этожурнал.–Никогдаотакомнеслыхала.–Онамериканский.–Какнаш«Сыщик»{41}?Весьтакойязвительный?–Нет,несовсем.Тамсатирыпочтинет.– С чего бы вдруг американцам стала интересна судьба шести

студентов,пропавшихвмаленькоманглийскомгородкедевятьлетназад?– Не знаю. Это главному редактору решать. А мне в самом деле

любопытно,–говорюя,подумав,чтооСаллиупоминатьнестоит.–Работауменятакая–любопытствовать.

–Дакомуонаинтересна,этастараяистория?!–Онакоситсянадверьмужскоготуалета,наклоняетсякомнепоближе;подтолстымслоемкрем-

пудры заметны следы бурно прожитой жизни. – А вы Фреда зряподзуживаете. Он и так считает, будто виноват, что Алан его без вестипропал.Одно слово – ненормальный.Он вам сказал, что егошесть лет впсихушкеДокинсапродержали,стелепузиками?

–Да,мистерПинкотменясвоейисторииболезнискрыватьнестал.Стараякаргадвигаетчелюстью,пережевываяневидимуюжвачку.– Ага, а теперь он вообразил себя инспектором Морсом, который

раскроет тайну исчезновенияшестерых пропавших, а может, и их самихотыщет,иАланасвоегоненаглядного.Говорюж,ненормальный.Тожемне,геройтелесериала!Этоведьнекиноинеразвлечение.Этосерьезно.Гореулюдей,пониматьженадо.Прошлоелучшеневорошить.Вон,Фредадажежена бросила, а ведь святая женщина была, его Джеки. А как Фреда вАлжир понесло, так она и не выдержала, собрала вещички и умотала кродне,наостровМэн.ТеперьФредцелымиднямитолькоидумаетчтоосвоихтеориях,обиллюминатах,освятомГраале,обАтлантидеиопрочейчертовщине.Атутещевыегосвоимирасспросамираззадориваете,маславогоньподливаете.–Онагрозноскрещиваетмассивныерукинагруди,но,заметив,чтоФредвышелизтуалета,улыбаетсякакнивчемнебывало:–Эй, Фред! Мне тут твоя новая подруга рассказывает про подлостипроклятых журналюг. Эти паразиты ничем не гнушаются, лишь быстатейку сенсационную тиснуть. Вот бы их всех к пираньям отправить,пустьбыдругдругажрали.Нучто,брендиналить?

– Вы уж простите Мэггс, – говорит Фред Пинк, когда мывозвращаемся на второй этаж. – Не надо было мне ей рассказывать, чтовы – журналистка. Местные жители не любят о пропавших студентахвспоминать, уж больно все это похоже на какой-нибудь БермудскийтреугольникилиАмитивилль.Ценынанедвижимостьпадают.

Яразжевываюгорстьореховвмедовойглазури.Вкусно-токак!– Ничего страшного, мистер Пинк, меня и похуже обзывали. Так на

чеммы остановились?После долгих лет странствий докторКантильон иегоподопечные,близнецыГрэйеры,поселилисьвБэйзуотере,так?

ФредПинккрутитврукахбокалбренди.–Да,верно.Итак,вдвадцатьпятомгодуНореиИонебылодвадцать

шесть лет, дядюшке Леону – пятьдесят. Десять лет он был опекуномблизнецов,ихуправляющим,публицистомиказначеем.Апотомсобралсястатьихбиографомидажебольше–ихИоанномКрестителем.Он,видители,решил:пораобъявитьвовсеуслышание,чтоспиритуализмневыдумка,авполнесебенаучнаядисциплина.ДокторуКантильонумалобылоденеги

привольной жизни. Он вообразил себя новым Дарвином, Ньютоном илиФрейдом, основателем новой научной дисциплины, гордо именуемойпсихозотерикой. Проблема заключалось в том, что Нора и Иона былипротив. К тому времени они уже сполна насладились миром и теперьхотелиуединитьсяипродолжатьисследованиятупиковыхветвейнаПутиМрака,внадежде,чтотаковыеокажутсянетупиками.ПоэтомублизнецызаявилиКантильону,чтоникакойбиографиинебудет,такжекакнебудетни всеобщего провозглашения нового учения, ни выступлений передширокой общественностью. Дядюшка Леон, отъявленный лгун, снапускнойпокорностьюпроизнес:«Слушаюиповинуюсь»,асампотратилдва года, создавая свой бессмертный шедевр под названием «Великоеоткровение». В отличие от нынешних книг об оккультизме, обычносодержащих жизнеописания десятка европейских ведьм и колдунов,творениеЛеонаКантильона состоялоиз трех разделов.Впервомразделеизлагалась история возникновения и развития Пути Мрака, начиная спятоговекаидо современности.ВторойразделбылпосвященблизнецамГрэйерам и повествовал об их жизни в Своффем-маноре и дальнейшихприключениях и путешествиях. Третий раздел содержал манифестМеждународного психозотерического общества, создаваемого в Лондонеподчуткимруководствомсамипонимаетекого.

Уменявсумкесновавибрируетмобильник–Эврилответиланамоесообщение. Ничего страшного, отвечу позже, сейчас всего без четвертидевять.

– А почему Кантильон не счел нужным считаться с желаниямиблизнецов?

–Ктоегознает?По-моему,оннадеялся,чтокактольковесьнарод,отмаладовелика,свосторгомустремитсянавстречуЭреПсихозотерики,тоГрэйерыпризнаютегоправотуипримкнуткновомуучению.Увы,вэтомизаключалась ошибка Кантильона. – Фред Пинк снова чешет голову,рассыпаяхлопьяперхоти.–Трагическаяошибка.Двадцатьдевятогомартадвадцать седьмого года доктору Кантильону доставили из типографиидесятькоробоксэкземплярами«Великогооткровения».Тридцатогомартадобрый доктор отправил около семи десятков книг английским изарубежнымтеософам,философам,оккультистамифилантропам.Однаизэтихкнигпопалакомнеитеперьхранитсявнадежномместе–нет,явамне скажу, где именно. На следующее утро, тридцать первого марта,констебль, весьма кстати патрулировавший Квинс-Гарденс, увидел, какЛеонКантильоноткрылокновпятомэтажесвоегодома,уселсянагишомнаподоконникизаоралвовсегорло:«Мойдухнеустрашатнивремя,ни

пространство.Яв себеобрелсвоепространствоисоздатьмогувсебеизРая–АдиРайизАда».Междупрочим,этоМильтоннаписал{42}.АпотомКантильон прыгнул. Нет, может, он и выжил бы, только очень неудачносвалился на острые прутья железной ограды. Ну, вы себе представляете.Хотел всемирной славы, а вышел пшик. Коронер признал, что смертьнаступила в результате временного помешательства, в «Вестминстергазетт» опубликовали статью о похоронах. Иона выступил спроникновенной надгробной речью, а Нора, «в элегантном черномкреповом платье до щиколоток, являла собой олицетворение безутешнойскорби» – ага, я статью наизусть выучил – и оплакивала безвременнуюгибель опекуна. Иона горестно поведал репортеру, как умолял дядюшкуотречься от «опасных заблуждений» и не увлекаться черной магией иколдовством.НастоятельГримондгордилсябысвоимвоспитанником.Шлинедели, о трагической смерти бывшего врача Иностранного легионазабыли, а неотправленными экземплярами «Великого откровения» долготопиликаминвдомеГрэйеровнаулицеКвинс-Гарденс.

Мненедаетпокояфразаополицейском.– Констебль, весьма кстати патрулировавший Квинс-Гарденс? –

уточняюя.ФредПинкделаетглотокбренди.–Ну,профессиональногоувещевателязлитьопасно.Да уж, чтобы следовать за ходом мысли Фреда Пинка, о здравом

рассудкелучшезабыть.– Значит, увещеватель может заставить кого угодно руки на себя

наложить?–Совершенноверно,миссТиммс.– Но ведь вы говорили, что Кантильон был верным другом и

защитникомблизнецов!– Да, был. А потом стал врагом. Да еще и предателем.

Вероотступником.Видите ли, оккультизмничемне отличается от любогорелигиозногокульта.Отэкстремистов.Поначалувсепрекрасно:солнышкосветит,пиворекойльется,всемы–однасемья,ивсетакое.Нокактолькочеловекперестаетисполнятьприказы,начинаетмыслитьсамостоятельноипоступать не по уставу, тут-то и жди беды. Как бы то ни было, самКантильон из окна выпрыгнул, или его подтолкнули, но после заметки в«Вестминстергазетт»Грэйерыбесследнопропадаютнацелыхчетырегода.Вмаедвадцатьседьмого,судяпосчетамизпрачечной,близнецыпокинулидомвБэйзуотере, ипосле этогоонихни слухунидуху.Доступнылишьобрывочные, непроверенные сведения: в двадцать восьмом году некие

близнецы посетили деревушку Сент-Аньес в Приморских Альпах,существуетрассказопоявленииблизнецов-телепатоввРодезиивдвадцатьдевятом году, а в любовном письме, отправленном в тридцатом году состроваФиджи,говоритсяонекоймиссНореиеебрате-близнеце.Однакосопоставить это с… как их там?.. а, с независимыми источникамиинформациимненеудалось.–ФредПинкбарабанитпопухломукожаномупортфельчику.–Выоченьтерпеливы,миссТиммс.Спасибо.Ну,покаещедевять часов не пробило, перейду-ка я к описанию роли вашей сестры вэтомделе.

–Да-да,мневдевятьнадоуходить,мистерПинк.–Таквот,вавгустетридцатьпервоговместномкадастровомреестре

появляетсязаписьотом,чтомистерИонаГрэйериегосестра,миссНораГрэйер, приобрели в собственность недвижимость под названием Слейд-хаус – тот самый особняк, который находится в двухстах ярдах от этогопаба. Особняк, построенный в восемнадцатом веке для священникаприхода Святой Брианны, некогда окружали поля и леса, но к томувремени,какегокупилиГрэйеры,онпревратилсявкрепость,высившуюсяв море кирпичных домишек фабричного поселка, где мало ктозадерживалсянадолго.Здесьжилисемьифабричныхработников,ирландцыи нищие скитальцы – люди приезжали и уезжали либо вообще сбегалисрединочи,чтобыарендунеплатить.Грэйеровэтовполнеустраивало.

–Почемуэто,мистерПинк?–Имнужныбылиподопытныемыши.Дляэкспериментов,понимаете?Ага,понимаю.Шизоуловительзашкаливает.–Длякакихэкспериментов?Стекла очков Фреда Пинка отражают и преломляют тусклый свет

засиженноймухамилюминесцентнойлампы.– Понимаете, я скоро помру. Семьдесят девять лет уже, дымлю как

паровоз,давлениеникчерту.ИМэггскогда-нибудьумрет,и тот, ктовамсообщениянателефонпосылает, тоже,даивыневечная,миссТиммс.Вжизни гарантированно случается только одно – смерть. Мы все об этомзнаем и все же инстинктивно страшимся смерти. Этот страх вызванинстинктом выживания; в молодости он служит нам подспорьем, а вот кстаростистановитсяпроклятием.

–Да-да,выправы,мистерПинк.Нуичтостого?–АНораиИонаГрэйерумиратьнежелали.Никогда.Какпозаказу,телевизорнапервомэтажеразражаетсявосторженными

криками болельщиков – забили гол. Бурный ликующий рев клокочет ибурлит, будто забытый на плите чайник. Я с трудом сохраняю

невозмутимоевыражениелица.–Умиратьниктонехочет.–Нуда,нуда.Жизньвечнаяивсетакое.–ФредПинкснимаеточки,

елозитстекламипонесвежейрубахе.–Поэтомурелигиюивыдумали,идосих пор своим выдумкам верят. Что пересилит смерть? Власть? Золото?Секс? Миллион фунтов денег? Миллиард? Триллион? Нет, лишнююминуткужизнинизакакиеденьгинекупишь,какнистарайся.Аглавныйприз в том, чтобы перехитрить смерть, обмануть дряхление, обмишулитьдом престарелых, облапошить и зеркало, и вот эту морщинистуюфизиономию, что из зеркала на меня глядит, и из вашего зеркала тожевскоре глянет, мисс Тиммс… вы и не представляете, как быстро этопроизойдет.Вотэтогомыихотимбольшевсегонасвете,вотобэтоммывсюжизньимечтаем.Имечтаэтаостаетсянеизменной,лишьантуражсовременем меняется: то философский камень, то волшебный источник вдалеком Тибете, дарующий вечную молодость, то лишайники,замедляющие распад клеток, то криогенные установки, предлагающиемноговековуюзаморозку,токомпьютеры,готовыенавечносохранитьнашуличностьввиденулейиединичек.Иначеговоря,бессмертие.

Стрелкашизоуловителязастыланакрайнейотметке.–Ахвоткак!ФредПинкунылокривитгубы:–Асамоеобидное,чтобессмертие–тожевыдумка.Верно?Яотпиваюнедиетическийтоник.–Выспросили,яотвечу.Верно.Оннадеваеточки:– А что, если иногда, очень редко, бессмертие действительно

существует?Итак,в8часов52минутыФредПинкнеопровержимодоказывает,что

рассталсянетолькосженой,ноисразумнымвосприятиемреальности.–Еслибыизобрелиспособизбежатьсмерти,тоеговрядлихранили

бывсекрете.Онсочувственносмотритнаменя:–Апочемувытаксчитаете,миссТиммс?Подавивраздраженныйвздох,яотвечаю:–Потомучтоте,ктоэтоизобрел,скрыватьегонесталибы.Ихждала

бывсемирнаяизвестность,слава,Нобелевскаяпремия…–Нет,вынепоняли.ОниведьхотелиНЕУМИРАТЬ,так?Ачтобудет,

еслиогласитьэтоповсеместно?Подумайте,радичеголюдисейчасубиваютдруг друга? Ради нефти, ради торговли наркотиками, ради контроля над

оккупированнымитерриториями.Радизахватаэтихтерриторий.Радиводы.РадиГосподаБога,ЕговолейипоЕгослову,ирадиЕговящейславы.Комупришлавголовугениальнаямысль,чтоеслисвергнутьгнусногодиктатораивсеразбомбить,тоИракводночасьепревратитсявШвецию?Ачто,по-вашему, предпримут все эти милитаристы, олигархи, правящие элиты иэлекторатырадитого,чтобызаполучитьвсвоирукивесьмаограниченноеколичество эликсира Жизни Вечной? Да они тут же начнут третьюмировую войну, а наших великих изобретателей либо в какой-нибудьбункерпоглубжеупрячут,либоихманьякиначастиразорвут,либоядернаябомбардировка прикончит. Но допустим, волшебного эликсира на всеххватит,тогдачто?Даещехужебудет,вотчто.Людиперестанутумирать,ноне прекратят плодиться и размножаться. Вы же знаете, мисс Тиммс,мужики – псы поганые. И спустя двадцать, тридцать, пятьдесят летнаселениенашейкрохотнойпланетывырастетдотридцати,сорока,атоидосотнимиллиардов.Ибудеммы,утопаявсобственномдерьме,выдиратьдруг у друга последнюю упаковку лапши в супермаркете. Как ни кинь,всюду клин, понимаете? Так что если у кого ума хватит бессмертиеизобрести,тоониволшебнымэликсиромвпервуюочередьсамизапасутсяиникомуобэтомнескажут.ВоткакГрэйерыначердакесвоегоособнякавосемьдесят лет назад. – Фред Пинк удовлетворенно откидывается наспинкустула.

Егонеколебимаяуверенностьужасает.– А как Грэйерам удалось достичь того, о чем вы говорите? –

осторожноспрашиваюя.– Для этого потребовалось не одно, а четыре психозотерических

открытия. Во-первых, они создали лакуну. Что это такое? Лакуна – этополость,неподвластнаявремени,тоесть,например,зажженнаявнейсвечаникогданедогорит,ачеловекнинаминутунепостареет.Во-вторых,ониусовершенствовали трансверсию, которой их обучил сеид – придурки-ньюэйджерыименуютееастральнойпроекцией,–иполучиливозможностьвыходитьизсвоихтелкудаугодноинанеограниченноевремя.В-третьих,они развили свои способности к увещеванию, и теперь их души могливселяться в чужие тела на неопределенно долгий срок. Иначе говоря,Грэйеры получили возможность оставлять свои тела в лакуне на чердакеСлейд-хауса,асвоидушивнедрятьвтелалюдейзаеепределами.Вамвсепонятно?

Дауж,понятнеенекуда.УФредаПинкакрышусорвало.–Да,конечно.Приусловии,чтодушисуществуютнасамомделе.–Душатакойжеорган,какжелчныйпузырь,миссТиммс.Ужвымне

поверьте.–Нопочемужееедосихпорнеобнаружили,даженарентгеновских

снимках?–Арассудокможнорентгеномпросветить?Илиголод?Илизависть?

Иливремя?–По-вашему,душипорхаютпомиру,какфеяДинь-Динь?Встенестонетводопроводнаятруба.–Да,душиОдаренныхнаэтоспособны.–Чьидуши?– Одаренных. Одаренный – это человек, наделенный

паранормальными способностями. Экстрасенс или потенциальныйэкстрасенс. Да, почти какфеяДинь-Динь, только онимогут невозбранножить в умах ничего не подозревающих людей, управлять их поступками,подменятьвоспоминания.Илидажеубить.

Моймобильникопятьвибрирует.– Значит, Грэйеры – парочка вечных скитальцев, непрошеные

обитатели чужих тел, в то время как их собственные тела хранятся внекоеманабиозе,взачарованнойкомнатеначердакеСлейд-хауса,гдевечнодлитсятысячадевятьсоттридцатьпервыйгод.

ФредПинкзалпомдопиваетбренди.– Не тридцать первый, а тридцать четвертый. Для того чтобы

усовершенствовать метод, потребовалось несколько лет и определенноеколичество подопытных мышей. Видите ли, тут есть одна закавыка: дляработы устройства нужна энергия, но не электрическая, а психическая.Психовольтаж называется. Им обладают только Одаренные. И каждыедевять лет устройство приходится подзаряжать. Для этого Грэйерамнеобходимо заманить нужного человека в особую ловушку… своего родаслепок реальности, ограниченный в пространстве и времени. Грэйерыназывают его «оризон». Кстати, это как раз их четвертое изобретение. Воризоне гостя надо напоить или накормить обалдином – специальнымпрепаратом, разрушающим связь между душой и телом. А потом, передсамойсмертью,душуизвлекают.

Старый маразматик явно надеется, что я по достоинству оценю всюважностьегобредовыхисторическихизысканий.

–Чтож,звучитвпечатляюще.– Понимаете, вот с виду все легко и просто, но на самом деле это

непростоеискусство,аГрэйеры–егогениальныесоздателиитворцы.Незнаю,какГрэйеры,ноФредПинкточнопсих.Начасах8:56.–Апричемтутмоясестра?

– Так ведь она была Одаренной, мисс Тиммс, потому Грэйеры ее иубили.Радиеепсиховольтажа.

Ох, мне будто под дых саданули. Очень хочется пристукнуть ФредаПинказато,чтоещеиСалливсвоихдурацкихроссказняхупомянул.

–Ну,яточнознал,чтоАлан–неОдаренный,акогдасродственникамиостальных четверых встретился, ни в ком искры не заметил.А вот у васискра есть, поэтому я теперь совершенно уверен, что Грэйеры на Саллипозарились.

Я впадаю в совершеннейшее смятенье, в голове, как в блендере«Мулинекс»,кружатобрывкимыслейичувств.

–МистерПинк,выжеСалливжизниневидели!–Верно,затояееделодоскональноизучил.Когдаяпрочелзаписиее

сингапурского психотерапевта, то сразу понял, что она обладалапаранормальным…

–Погодите-ка.Чтовыпрочли?– Она же в Сингапуре психотерапевта посещала. Да вы знаете,

наверное…– Конечно знаю. А вы-то тут при чем? Вы ознакомились с

конфиденциальнымизаписямилечащеговрачаСалли?– Да, – удивленно говорит Фред, будто не понимает, чем я так

возмущена.–Акакжеиначе?– А кто вам дал на это право? И вообще, как вы раздобыли эту

информацию?Покосившисьнавход,оншепчет:–Сбольшимтрудом.Носчистойсовестью.Ведьэтожедляобщего

блага. Поверьте, мисс Тиммс, если бы Грэйеров остановили девятьюгодамираньше,томойплемянникивашасестраосталисьбыживы.Толькоостановить их никто не мог, ведь все, что я вам рассказал, никому неизвестно.Одиняобэтомзнаю.Одиняпытаюсьихостановить.Этовойна,мисс Тиммс, а на войне цель оправдывает средства. Война – это цель,оправдывающаялюбыесредства.Такчтохотите–верьте,хотите–нет,ноя – тайный боец невидимого фронта. Да! – восклицает он, брызжаслюной.–Имненичуточкинестыднозато,чтоябезспросуознакомилсясзаписямисингапурскогоималвернскогопсихотерапевтов.Потомучтоонипомоглимнесложитьвоедино…

Так,минуточку!– ВМалверне Салли не обращалась к психотерапевту. Ей там очень

нравилось.Старикглядитнаменяснеподдельнойжалостью:

– Мисс Тиммс, в Малверне Салли было очень плохо. Над нейпостоянно измывались, насмешками изводили. Она едва руки на себя неналожила.

–Неможетбыть,–говорюя.–Вотэтогонеможетбыть.Онабымнесказала.Мыжесестры,мыбылиоченьблизки.

–Всякоебывает,–хмыкаетФредПинк,почесываяляжку.–Родныеиблизкиечастопоследнимиузнаютобистинномположениидел,неправдали?

Ончто,намекаетнамоюсексуальнуюориентацию?Вообще-то,оннедурак, хотя временами его, конечно, заносит. Глотаю тоник, смотрю напустойстакан.Время8:57.Пораидти.Давнопора.

–АвыведьтожеОдаренная,–заявляетФредПинк,разглядываямойлоб. –Вотназывайте это как хотите – аурой, там, илишестымчувством.Вас психовольтаж переполняет, гудит, как провода под напряжением.Поэтомумысвамиивстретилисьздесь,впабе,аневпроулкеСлейд.Там,впроулке,расположенаапертура…ну,входворизонГрэйеров.Онибывассразуучуяли.

У людей, страдающих бредовыми расстройствами психики, всегдаготов ответ на любой вопрос – поэтому они и страдают бредовымрасстройствомпсихики.Ивсежеянемогуудержаться:

– Хорошо, допустим, что эти энергетические вампиры охотились задушойСалли.Но зачемимпонадобилисьостальныепятеростудентов?ИгдетеперьАланиегоприятели?

– Грэйерам лишние свидетели ни к чему. Так что от Алана и еготоварищейпросто…–ФредПинкморщится,какотболи.–Отнихпростоизбавились. Скинули тела в щель между оризоном и реальностью, какмешкимусоравмусоропровод.Однохорошо–ихдушивознеслись,авотдушуСалли…ну,трансформировали,чтоли.Грубовыражаясь,еесъели.

Яотчаяннонадеюсь с помощьюлогикиразвеять заблужденияФредаПинка; вдобавокменя распирает от нездорового любопытства – надоже,какойзамысловатыйпсихоз!

–АпочемуполицияСлейд-хауснеобыскала?Онведьсовсемрядомстемместом,гдеисчезлиСаллииАлан!

– Слейд-хаус полностью разрушен в сороковом году, прямымпопаданием немецкой бомбы. После войны развалины расчистили, а потерриториипоместьяпроложилиулицыКрэнбери-авенюиВествуд-роуд.

Начасах8:59.–ИкакжеСалливдевяностоседьмомгодутудазаманили?– Ее заманили в оризон Слейд-хауса. В копию. В театр теней. Для

подготовкикхирургическойоперации,таксказать.–АразвебомбанеуничтожилателаГрэйероввлакуненачердаке?– Понимаете, в лакуне всегда чуть позже одиннадцати вечера в

субботу,двадцатьседьмогооктябрятысячадевятьсоттридцатьчетвертогогода. Тот самый миг, когда лакуна заработала. Стороннему наблюдателюпоказалосьбы,чтоГрэйерыпростоисчезли–вжжжухх!–какувиденноезаокном поезда, несущегося со скоростью времени. Внутри лакуны времязастылонавечно.ОнагораздонадежнеесамогоглубокогоядерногобункеравСкалистыхгорах.

Старая карга Мэггс права – я действительно потакаю бредовымфантазиямнесчастногостарика.Моймобильниксновавибрирует.Стрелкачасов сдвигается к девяти. Мэггс внизу заходится резким смехом – звукнапоминаетпронзительныескрипичныезапилывсценеубийствавдýшеизхичкоковского«Психоза»{43}.

–Должнапризнать,мистерПинк,чтовашаверсияоченьтщательноиподробноразработана,однакоже…

–Чепухавсеэто,да?ФредПинкщелкаетпопустомубокалу.Стеклозвенит.Явыключаюдиктофон.–МистерПинк,явколдовствоневерю.Стариквыдыхает–длинно,стонкимдребезжащимприсвистом,будто

выдавливаетизлегкихвесьвоздух.– Эх, жаль! Вы ведь журналистка… Я так надеялся, что вы в

«Подзорной трубе» большую статью опубликуете, вроде какобличительную. Чтобы власти внимание обратили, глядишь, изашевелилисьбы.–Онглядитвтемноеокно.–Акакиедоказательствавасубедят?

–Реальныедоказательства, а не вашиличныеубежденияподмаскойдоказательств.Янаверупринятьихнемогу.

–А,воткак.Он рассеянно разглядывает пожелтевшие от табака ногти в пятнах

чернил.Хорошо,чтоонспокойновоспринялотказ.–Доказательства.Вера.Такиевотслова,да?–Простите,мистерПинк,ноявамневерю.Иповеритьнемогу,как

бымненихотелось.Асейчасмнепора.Менядомаждут.Онкивает:–Ну,разявамобещалвызватьтакси,значитвызову.Может,яипсих

ненормальный, но слово держать умею. – Он встает. – Не волнуйтесь, ябыстро. Вы пока проверьте, вам там сообщения прислали. Наверное,

волнуются.Всекончено.Внутрименяпустота.Эврилприслалашестьэсэмэсок.

Тыкогдазакончишь?Ятыквенныйсупсварила

Суппередсном–самоето.Читаюследующее.

ПоследнийпоездвЛондонв12:12.Тынанем?

Эврил, как всегда, позаботилась узнать расписание электричек, носообщение странное – ведь сейчас всего девять вечера. Наверное, онаспрашивает,поедулиянанем,еслизадержусь.

Читаютретьюэсэмэску.

Волнуюсь,звонкинепроходят.Тыгде?

Вгостиницезаночуешь?ПОЗВОНИхЭ

Вгостинице?Эврилволнуетсяредко.Зачеммнегостиница?Ипочемузвонкинепроходят,аэсэмэскияполучаю?Может,что-тоссетью?

Следующаяэсэмэска:

3часаночи.Эйбесстрашныйрепортертытамкак?ПОЗВОНИ.Яне

сплю.НапоминаюуЛоттызавтрасвадьба

Тричасаночи?Очемона?Времянамоеммобильнике21:02, тоже,чтоинастенныхчасах.Эврилникогданеупиваетсявдрабаданитравкунекурит. Перезваниваю ей, но на мобильнике высвечивается «СЕТЬНЕДОСТУПНА». Отлично. Сообщения от Эврил я получила, а потом«Водафон»решилпроапгрейдитьсеть.Читаюпятуюэсэмэску.

Фреятыобиделась?Простипжлст.Ничегонепонимаюволнуюсьне

сплю.СвадьбаЛоттывполденьнезнаюидтииливполициюзвонить.

Гдеты?Дажееслитыскем-тоСРОЧНОПЕРЕЗВОНИ

ОбычноЭврилрозыгрышейнеустраивает.Ноеслиэтонерозыгрыш,тоснейчто-тонетак.Нервныйсрыв?«Дажееслитыскем-то…»Какэтопонимать?Мы–пара,другдругунеизменяем.Иникогданеизменяли, ссамогопервогодня.Эврилэтопрекраснознает.Вовсякомслучае,должназнать. Набираю номер Тома, нашего соседа. На мобильнике опятьвысвечивается«СЕТЬНЕДОСТУПНА».А,напервомэтажедолженбыть

телефон-автомат – в пабе «Лиса и гончие» интерьер с 1980-х годов неменяли. В крайнем случае обращусь к Мэггс, может, старая каргамилостиво разрешит мне воспользоваться ее телефоном. За плату,разумеется.

Читаюпоследнеесообщение.

Предупредила Лотту что у тебя грипп и мы не придем. Ника и

Берилнезнаютгдеты.Полицияначнетпоискитолькочерез48часов.

ФРЕЙЯСРОЧНОПОЗВОНИЯСУМАСХОЖУ!!!

БредовыефантазииФредаменяневолновали,авотэсэмэскапугаетдодрожи. Эврил обычно такая разумная и рассудительная, она успокаиваетменя, если мне снятся кошмары, поддерживает и помогает, если менязаносит. Неужели она действительно сошла с ума? Пожалуй, этоединственноеобъяснениепроисходящему.Сбегаюполестниценапервыйэтаж…

…ивхожувкомнатунавторомэтаже,откудатолькочтовышла.Стою,задыхаясьидрожа,будтоменябадьейледянойводыокатили.Хватаюсьзадвернойпроем.Тежестолы,тежестулья,тожетемноеночноеокно,тажеэмалированная табличка с рекламой «Гиннеса» – лепрекон играет наскрипочке, тукан пляшет. Тот же второй этаж паба «Лиса и гончие». Ябежалавниз,апришланаверх.Рассудокутверждает,чтоименнотаконоибыло. Рассудок настаивает, что этого быть немогло.На столе у окна всееще лежит диктофон, который я в панике забыла взять, – рядом снетронутымстаканомтоматногосока,пустымипакетикамииз-подкешьюибокалом,изкоторогоФредПинкпилбренди.Лестничныйпролетзаспинойуходит вниз. Пол на первом этаже, выложенный жуткой плиткой, черно-белый, какшахматная доска. Звучит знакомаямузыкальная заставка – потелевизоруначинаетсяпередача«Уменядлявасестьновости»{44}.

«Фрейя,дышиидумай».Это все стресс – стресс на работе, стресс, потому что какой-то псих

утверждает,будтодушусестрыпревратиливгорючее,стрессотэсэмэсокЭврил. Память, скользкая, как уж, любит шутки шутить – легче легкоговообразить, что спустилась на первый этаж, хотя в действительностиникуданеуходиласовторого.Вотеслиспуститьсяполестницеещераз–всмысле, сейчас – и не бегом, а шагом, пересчитывая каждую ступеньку,то…

Звонитмобильник.Яторопливовытаскиваюегоизсумки.Наэкраненадпись: «АБОНЕНТ НЕИЗВЕСТЕН».Молю неизвестно кого, чтобы этооказаласьЭврил,взволнованноотвечаю:

–Алло?Втрубкешуршит,набираясилу,песчанаябурястатическихпомех.–ФрейяТиммс,слушаювас,–говорюя.–Ктоэто?Подхожу к окну – может быть, там лучше берет, – громко и четко

спрашиваю:–Эврил?РаскидистыедеревьянаВествуд-роудзатеняютсветуличныхфонарей.Шуршаниепомехскладываетсявслова:«Помогите!Язадыхаюсь…помогите!»Салли.ЭтоСалли.ЭтоСалли!Яоседаюнапол.Сестра…Неможетбыть.Нет,может!Даслушайже!«Несмейте!Этомое!Нетроньте!Прекратите…»Этомоя сестра!Измученная, напуганная, ноживая!Высвобождаюсь

изтугойпетли,сдавившейгорло,струдомпроизношу:–Сал?ЭтоФрейя.Гдеты,Сал?Гдеты?!Помехи завывают, хлюпают, хлещут, потрескивают, стонут и

улюлюкают,апотомвыплескивают:«Ктонибудькогданибудьвасостановитвызаэтопоплатитесь…»Трубка умолкла. На экране мобильника светится «СЕТЬ

НЕДОСТУПНА». Хочется заорать дурным голосом, но это не поможет,поэтому я лихорадочно нажимаю кнопки в поисках списка входящихзвонков, но случайно попадаю в «ИГРЫ»и запускаю «Змейку», а чертовтелефон не позволяет вернуться к меню, пока игра не загрузитсяполностью, ну и пусть, зато Салли жива жива жива, надо немедленнозвонитьвполицию,нетвдругонасновапозвонитателефонзанят,аможетбыть, ее какой-то псих похитил и в подвале девять лет продержал как туавстрийскую девочку… как ее? Кампуш? которой недавно удалосьсбежать…{45}ачтоесли…

Телефонпронзительнозвенит,экранярковспыхивает.–Салли!–кричуя.–Нет,голубушка,этостараякаргаспервогоэтажа.Мэггс?–Послушайте,ясейчасспущусь.Надо…–Саллиуженичемнепоможешь,голубушка.Мысленносноваслышуееслова.Немогуниответить,нишевельнуться,нидумать–вообщеничегоне

могу……влюминесцентнойлампепросыпаютсядохлыемухи.– Это было только ее эхо, голубушка. Шелуха. Сор. Сообщение на

голосовойпочте времени, оставленное девять лет назад.А еслиназыватьвещисвоимиименами,тоэтобылпризрактвоейсестры.

Отстрахаменяшатаетвсгустившемся,вязкомвоздухе.–Ктоэто?ВголосеМэггсслышнадружелюбнаяусмешка.– Ну, один из лучших репортеров журнала «Подзорная труба»

навернякадогадается,ктоэто,–послевсего,чтотебесегоднярассказали.Чтояупустила?–ПередайтетрубкумистеруПинку.– Настоящий Фред пару месяцев назад помер, голубушка. От рака

предстательнойжелезы.Мучительнаясмерть.Лихорадочно глотаю воздух, до предела наполняя легкие: значит, я

весьвечерразговариваласпсихопатом,авсевпабе–егопособники?Нуда,заброшенныйпаб,опущенныежалюзи,убийство…Убийство.Подхожукокну–онораздвижное,подъемное,норамазакрепленафиксаторамиинеоткрывается.

Из«Нокии»доноситсяхриплыйголосМэггс:–Тыменяслышишь,голубушка?Атосвязьпрерывается.Нет,надопродолжитьразговор.–Умоляювас,скажите,гдеСалли!Мысвамисможем…–Саллинет.Онаумерла.Умерла.Умерла.Умерла.Роняюмобильник,хватаюстулчтобывыбитьоконноестеклоизаорать

дурнымголосомперебудитьвсюокругуспуститьсяповодосточнойтрубеилипростовыпрыгнутьнаружуповорачиваюськокнуи…Окноисчезло.Передомнойстена.Окноисчезло.Передомнойстена…

Бросаюсь к лестнице. Лестницы нет. Вместо нее светлая дверь соблезлойзолоченойручкой.ЗадверьюМэггс.Этоонавсеподстроила.Незнаюкак,ноподстроила.Онауменявголове…Или…ох,погодите…

Этовсея.Ведьэтоуменяпсихоз,анеуФредаПинка.Надо вызывать не полицию, а «скорую». Номер экстренного вызова

999.Надонабрать.Быстрее.Нет, ну а что больше похоже на правду: нарушение законов физики

илинарушениепсихикиунервнойжурналистки?Подбираюмобильник спола,надеюсь,чтоясностьрассудкасохранитсяподольше.

–Службаспасения.Алло,слушаювас,–четко,деловитопроизноситтелефонистка.

–А…здравствуйте,я…менязовутФрейяТиммс…Я…я…– Фрейя, успокойтесь. – Выговор у нее аристократический, как у

мамы, только интонации увереннее. – Объясните, в чем дело, и мыразберемся,каквампомочь.

Как только я заикнусьо галлюцинацияхвпабе,меняперенаправят вслужбутелефоннойпомощи.Надочто-топридумать.

– Я… у меня роды начались, я здесь одна, в инвалидном кресле.Пришлите«скорую».

–Ничегострашного,Фрейя,неволнуйтесь.Гдевынаходитесь?–Впабе…«Лисаигончие».Янеизместных,поэтому…– Все в порядке, Фрейя. Я этот паб знаю. Мы с братом там рядом

живем.«Славабогу!»–думаюяивнезапновсепонимаю.Понимаю,почемувееголосезвучитнасмешка.Понимаю,чтоотсюданевыбраться.–Лучшепоздно,чемникогда,–произноситстрогийголосвтрубке.–

Обернисьипосмотринасвечунастоле,утебязаспиной.Немедленно.Я покорно оборачиваюсь. В комнате темнеет. В замысловатом

подсвечнике, покрытом рунами у основания, горит свеча. Пламя едвазаметноколышется.

–Смотривпламя,–велитголос.–Смотри.

Действительностьскладывается,какоригами,исгущаетсядочерноты.Тела я не чувствую, но вроде бы понимаю, что стою на коленях. Вокругменя три лица. Слева от свечи – женщина лет за тридцать. Смутнознакомая… Это Мэггс из паба, но на двадцать лет моложе и изящнее.Блондинка с идеальной кожей, невероятная красавица.Справа от свечи –мужчинатогожевозраста,тожесветловолосыйитожесмутнознакомый…счертамимолодогоФредаПинка.Этоблизнецы.НораиИонаГрэйер–вотктоэто!Обасовершеннонеподвижны,какогоньсвечи,кактретьелицонадпламенем, глядящее на меня. Из зеркала смотрит Фрейя Тиммс.Шевельнутьсянемогу,дажеморгнутьнемогу.Нервнаясистемаотказала.С Салли то же самое было? Подозреваю, что да. Она обо мне думала?Ждала, что старшая сестра придет на помощь? Спасет? Или к томувремениейбылоужевсеравно?

–Невероятно!Дрожащее пламя свечи то скручивается, то развертывается, освещая

искаженноегневомлицоНорыГрэйер.Сколькояздесьпробыла–минуты

илидни?Чтобыизмеритьвремя,нужновремя.–Кактыпосмел?!–Сестрица…–ИонаГрэйердвигаетчелюстью,будтоонанеправильно

вставлена.Моетелополностьюпарализовано–все,кромеглазныхяблок.– Как ты посмел рассказать всю нашу биографию какой-то жалкой

журналистке!– Так ведьФредПинк должен был чем-то заинтересоватьХрюшину

сестру,иначеонабыраньшевременисбежала.Чеготыистеришь?–Я?Истерю?Капелькислюныдолетаютдопламенисвечи.–Ох,заодноупоминаниеlaVoieOmbragéeсеидбытебяуничтожил!И

былбысовершенноправ.–Да?Врядлисеиду,дапребудетонввечномпокое,этобыудалось.

Ну ты чего так всполошилась? Наша биография – чудо чудное, диводивное. Когда еще представится случай поделиться ею с благодарным инеболтливымслушателем.Потомучтонашагостьянеболтлива.Вотдавайееспросим,болтливаонаилинет.Чтобытыволноватьсяперестала.–Онповорачивается ко мне. – Мисс Тиммс, скажите, вы собиралисьпубликовать рассказ Фреда Пинка, услышанный в этот незабываемыйвечер?

Немогуникивнуть,нипомотатьголовой.–Будемсчитать,чтонет,любезнаясестрица.Можешьрасслабиться.– Расслабиться? Ты ведешь себя как разбалованный подросток!

Вдобавокгостьюмызаманилисбольшимтрудом,отпервогообалдинаонаотказалась,а…

– Нора! Нора, перестань. Прекрати немедленно. Ты опять за свое:пугаешь себяпонапрасну всякими«еслибыда кабы», вместо того чтобынаслаждатьсявесьмауспешнымрезультатом.

Яотчаяннопытаюсьпонять,чтопроисходит.Какойещерезультат?Ионаповорачиваеткомнеглумливоелицо:–ФредПинктебевсерассказал,солнышко,нотакибыть,ятебееще

раз объясню. Очевидно, сестра твоя унаследовала у тебя не толькосклонностькполноте,ноиострыйум.Когдатыотправиласьнавстречусомной–тоестьсомнойвтелекакого-тостарика,котороеяпозаимствовал,дабы изобразить мистера Пинка, – то на полпути передумала и решилавернуться. К такому повороту событий я подготовился заранее. За тобойследили,ивукромномуголкепарка,уэстраднойплощадки,одинизнашихконтрактниковиз«Блэкуотера»прыснултебевлицочудеснымзельем.Ты,

бедняжка,тутжеупалавобморок.Однакожеяиэтопредвидел,поэтомумашинаАссоциациискоройпомощисвятогоИоаннаждалазауглом.Нашинезаменимые помощники усадили тебя в инвалидную коляску и за пятьминут довезли к апертуре. Даже позаботились о том, чтобы ты непромокла,капюшономличикоприкрыли–отдождяиотдосужихвзоров.Итак, тебя доставили в наш оризон, который моя сестрица превратила вкопию«Лисыигончих»,тогосамогопаба,кудатыинаправлялась,апотомзавлекли в лакуну – в самое сердце оризона. Зная, что воспоминанияОдаренныхкорректироватьоченьсложно,янавсякийслучайстеризтвоейпамятивесьдень,поэтомутыинепомнишь,какднемуехалаизЛондона.А когда ты очнулась, я рассказал тебе самую сенсационную историю втвоей журналистской практике. – Иона проводит языком по верхнимзубам. – По-моему, получилось весьма неплохо. Ах, я чувствую себявеликим сыщиком, который на последних страницах книги раскрываетзагадочноепреступление.–Ионаповорачиваетсяксестре,котораявсеещенегодующе глядит на него. – Да, любезная сестрица, согласен, томатныйсок нашей гостье не понравился, а вот орешки кешью с обалдином онасжевала с большим удовольствием. Да, признаю, в роли Фреда Пинка янесколько увлекся и рассказал чуть больше, чем собирался. Ну и что стого?Черездвеминутыонаумрет,амертвыежурналистыстатейнепишут.

Онаумрет?Онсказал«онаумрет»?Менясейчасубьют?– Ох, какой же ты болван, братец! Тебе лишь бы бахвалиться! –

говоритНоранапряженнымотгневаголосом,нояеепочтинеслушаю.–НикогдаинискемнесмейобсуждатьlaVoieOmbragée.ИСвоффем,Или,Эр-Риф и Кантильона тоже не смей упоминать. Ни при какихобстоятельствах.Никогда,понял?!

– Обещаю исправиться, любезная сестрица, – с притворнойпокорностьювздыхаетИона.

– Когда-нибудь твоя наглость тебя погубит, – презрительно замечаетНора.

–Инеговори,сестрица.–Ивоттогда,еслиполучится,ясамаспасусь,атебяброшу.Ионахочетчто-тосъязвить,новнезапноменяеттему:– Я изголодался, ты изголодалась, наш операнд изголодался, а ужин

давно готов: тушка ощипана, обвязана, обалдином обмазана…–Он всемтеломповорачиваетсякомнеигромкошепчет:–Очарована,околдованаитак далее{46}. Кстати, ты дышать перестала. Или не заметила еще,солнышко?

Очень хочется считать это очередной садистской издевкой, но я

действительнонедышу.Вотивсе…Смертьждетменяневперестрелке,невавтокатастрофе,невкораблекрушении,аздесь,внутриэтого…кошмара,которогобытьнеможет,недолжно,ноонвсе-такисуществует.Близнецымедленно начинают хватать и сворачивать воздух перед собой, всеубыстряяи убыстряя темп, стремительно выводя какие-то знакииузоры,словно обезумевшие каллиграфы. Губы их шевелятся, но я не понимаю,слышулишепот,иливушахшумитэхомозга,умирающегоотнедостаткакислорода. Над пламенем свечи возникает какой-то сгусток размером сдеформированную,безликуюголову.Онпульсируетбагрянымсиянием,тоярким,тотемным,тоярким,тотемным,аизбоковиснизувысовываютсядлинные тонкие корешки, будто удерживая его в сумрачном воздухе.Длинные плети тянутся ко мне. Пытаюсь откинуть голову илизажмуриться,нонемогу.Хочетсязавопить,каквфильмеужасов–длинно,протяжно,вовсегорло,–нонемогу.Корешкизаползаютмневрот,вносив уши, а потом боль копьем вонзается в лоб, будто в глаз циклопа. Изотверстиячто-товытекаетисобираетсяпрямопередомной–прозрачныймерцающий шарик, меньше бильярдного, затуманенный бесчисленнымизвездами.Вотоно,моеистинное«я».Вотона,моядуша.

Близнецы,подавшисьвперед,выпячиваютгубыирезковдыхают.Моядушарастягивается,какпримятыйвоздушныйшарик.Этомоядуша,этоя,воттольконадеятьсябольшененачто,неначто,

нена…ВнезапновузкомпросветемеждуГрэйерамивозникаетчей-тосилуэт.

Женскаяфигуравмоднойкуртке.Широкийторсзатеняетипламясвечи,ипульсирующий сердцемозг. Справа Нора Грэйер в ужасе отшатывается.Ионанеможетшевельнуться–незванаягостьяпухлойкороткопалойрукойс маникюром цвета павлиньей лазури хватает его за горло и, взмахнувдругой рукой, будто крылом, вонзает толстую шестидюймовую спицу внезащищенное горло, проткнув его насквозь, как гигантскую маслинукоктейльной шпажкой. Из обеих ранок вытекает кровь, темная, словнопатока на серых камнях. Иона ошарашенно таращит глаза, челюстьотвисает, голова безвольно никнет, он хрипит, кровь в ранках пузырится.Незванаягостьяотпускаетего,носпица…нет,шпилькадляволосостаетсявгорле.ГоловаИонысвешиваетсянасторону,имоемувзглядупредстаетсеребряный наконечник шпильки – лисья мордочка со сверкающимикамешками глаз. В сознание откуда-то издалека проникают крики Норы:«Убирайся!Убирайся,проклятыйпризрак!Пошлапрочь!»Незванаягостьяивправдурастворяется,исчезает,сквозьнееужепросвечиваетпламясвечи.Моя растянутая душа снова собралась в шар и тоже растворяется. Тело

умерло, но душа спасена. Зеленый, как океанские глубины, кулон моейспасительницы, качнувшись, проходит сквозь мою душу, освещенныйпоследнимиотблескамизвездногосияния.

Вечность,маорийскийнефрит,ясамаеговыбирала,яегоупаковывала,якогда-тоотправилаеготой,коголюблю.

Астронавты2015

Айфон вибрирует у сердца Бомбадила. Его холодными пальцамидостаю мобильник из балахона лыжной куртки – насупленное утреннеенебообещалоненастье,поэтомупришлосьзаставитьБомбадилакупитьеев магазинчике неподалеку от нашей неприметной гостиницы. Снежнаякрупка запорашивает экран. Контрактник из «Блэкуотера» прислалсообщение:

Темно-синий«фольксваген-тигуан»припаркованв50мотвходав

проулокСлейд,науглуВествуд-роуд.

Отвечаюкоротко:

Прекрасно.

Нашиконтрактники–мастерасвоегоделаидальнейшихуказанийнеждут. Из-за мерзкой погоды наша гостья могла задержаться или вообщерешила бы не приезжать, что создало бы целый ряд неприятныхосложнений,ведьпревращатьнежеланиевжелание–процесструдоемкийинепростой.Однакожевсеобошлось,наша гостьяприехаланачетвертьчасараньшеназначенноговремени,можнонемногорасслабиться.НахожунамобильномБомбадиламузыкуФилипаГлассакфильму«ШоуТрумана»ислушаюимпровизированныйпредбанкетныйконцерт.Вконцепрошлоговека мы с Ионой смотрели этот фильм в Сен-Тропе, в маленькомкинотеатре на тихой улочке. Когда главный герой с ужасом обнаружилгромадную пропасть между своим существованием ижизнью остальногомира, мы очень расчувствовались. Кстати, Лазурный Берег – весьмаподходящееместодляотдыхаивосстановлениясил;последолгихдевятилет, вынужденно проведенных раненым теломИоны в стазисе, нескольконедель на Ривьере пойдут ему на пользу. Там всегда много богатыхбездельников,втелахкоторыхИонасможетразвлечься,ая–насладитьсяласковыми лучами солнца после пяти дней невыносимой английскойпогоды. У ног Бомбадила возникает лунно-серая кошка, мяукает,выпрашиваетеду.

–Тынеголоднеенас,–говорюяей.

В проулок Слейд врывается ветер, спиралью взвихривает снежнуюкрупку вперемешку с палой листвой. Натягиваю на голову Бомбадилакапюшон,защищаянаушники,застегиваюмолниюдосамоговерха–полемоегозрениясужаетсядооваласмеховойопушкой.Вспоминаюпесчаныебуринародинесеида,вАтласскихгорах.Какбыстропролетелдвадцатыйвек. Кошка наконец отвязалась. Ноги Бомбадила леденеют в хлипкихкроссовках. Ничего страшного, он умрет раньше, чем успеет ихотморозить.Угрызенийсовестиянеиспытываю.

А вот и наша гостья. Невысокая и худощавая, укутанная в теплуюзимнюю одежду, она идет по проулку Слейд, окруженная снежно-белымлетящим светом. Доктор Айрис Маринус-Фенби, врач-психотерапевт изТоронто, консультант в психиатрической лечебнице Докинса, неподалекуотСлау.Волеюслучая–точнее,двух–онавыбралапуть,которыйипривелеекнашейапертуре.Первойслучайностьюсталото,чтов2008годуонаознакомилась с дневниками Фреда Пинка, бывшего пациентапсихиатрической лечебницы Докинса, умершего в 2005 году, а порезультатам изучения этих записей опубликовала ряд научных работ опсихозе похищения. В этих трудах неоднократно упоминается, что ФредПинк был одержим неотвязным страхом преследования и маниакальнобоялсяэнергетическихвампиров,пожирающихдуши,–некихИонуиНоруГрэйер, давно умерших. А вторая случайность, вероятность которойвообще ничтожно мала, заключается в том, чтоАйрисМаринус-Фенби –Одаренная, и это делает ее весьма желанной добычей. Заманитьмозгоправшу-искусницу в ловушку оказалось легче легкого. Вот онаостанавливается–негритянкалетзатридцать,скожейгладкой,блестящейичерной-пречерной,каккосуха,нафонекоторойяркоблестятзубыибелкиглаз. Доктор Маринус-Фенби, работник умственного труда, одеваетсянемодноибезвкусно,скрываетфигуруподбесформенным,почтимужскимнарядом:летнаякурткаизовчины,широкиемятыештаны,туристическиеботинки, темно-зеленыйберет,шеяобмотанакуфией,никакойкосметики.Жесткие курчавые волосы коротко острижены. На плече висит холщоваясумка цвета хаки. Мозгоправша-искусница невозмутимо глядит наБомбадила, тощего паренька лет двадцати, с прыщавой кожей,воспаленными глазами и лабретой в губе над акульим стесаннымподбородком.Лыжная куртка размераXXL болтается на давно не мытомтеле, от которого тянет кислой, творожистой вонью. Айрис Маринус-Фенби, доктор философских наук, изучает очередной объект своихбудущих исследований, нового Фреда Пинка – вот только с этим она

знакомитсялично.ПомоемунаущениюБомбадилизвлекаетнаушникиизушей,изображаетналиценемойвопрос:«Вчемпроблема-то?»

Маринус-Фенби произносит условленный пароль глубоким, четкимголосомсосреднеатлантическимакцентом:

–Яищупаб«Зеленыйчеловек».Бомбадилсам,безмоеговмешательства,нервновыпаливаетотзыв:–«Зеленыйчеловек»давным-давнозакрылся,как«Лисаигончие».АйрисМаринус-Фенбипротягиваетемурукувперчатке:–Бомбадил?Пальцы,обтянутыекашемиром,искрятпсихическойэнергией.–ДокторАйрисМаринус-Фенби?– Девять слогов произносить замучаешься. Зовите меня просто

Маринус.Вблизи заметно, что синяя клетка куфии – крошечные щиты

Давидовы.Какойнарочитыйсимволизм!Рукопожатиезавершается.–Вродекакпофамилии,чтоли?Мозгоправша-искусница мысленно отмечает чуткость испытуемого к

требованиямноменклатуры.– Маринус – не фамилия, а своего рода традиционное семейное

прозвище.ЗаставляюБомбадилапожатьплечами.–ДобропожаловатьвпроулокСлейд,Маринус.– Спасибо за приглашение. Я польщена вашим доверием. – Судя по

всему, она понимает, что настоящего имени субъекта спрашивать нестоит.–Меняоченьзаинтересоваливашимейлы.

–Ну,ваморизонсвоимиглазамиувидетьвродекакполезнобудет.Длянауки.

– Да, Бомбадил, мне очень любопытно, что мы сегодня увидим.Ох,здесь,наветру,кожукакбритвойдерет.Можетбыть,пойдемкуда-нибудьвтепло? У меня машина за углом припаркована. А на площади есть«Старбакс».Выужеобедали?Еслинет,тояугощаю.

– Нет, я в непроверенном месте разговаривать не собираюсь. Вездежучкипрослушки,–говорюя.

Маринусделаетещеоднумысленнуюпометку.–Да-да,разумеется.Киваювсторонупроулка:–Лучшесразутудапойдем.–Сразув«оризон»?–Ага.Онпоканикуданеделся.Явчератамбыл.

–Значит,ивчетверг,ивчера–двапосещения,так?–Одинплюсодинравнодва.–Менязабавляетеепрофессиональный

подход.–Такойслучайнекаждыйденьпредставляется.– И вход в… «апертуру» все там же? – Она вглядывается в

клаустрофобическуютеменьпроулкаСлейд.–Агдежемуещебыть,док?Точновтомместе,где,пословамФреда

Пинка,егоГордонЭдмондснашел.Выжесамипроэтописали.Маринус удивленно разглядывает гиковатого английского недотыку,

который, оказывается, читает «Американский психиатрическийжурнал»{47}.

–Чтож,пойдемте.Через двадцать шагов мы останавливаемся у апертуры, и тут наша

гостьявпадаетвсовершеннейшуюрастерянность.–Вот,маленькая, черная ижелезная, – с удовольствием объявляю я,

подчеркиваяочевидныевещи.–ФредПинкеетакиописывал.Маринусприкасаетсякдверце:–Тригоданазадеездесьнебыло.– Еетри дня назад здесь не было. А в четверг с утра пораньше я

сходилнаразведку–ивуаля.Маринус оглядывается по сторонам, садится на корточки,

разглядываетдвернуюраму:– А похоже, что она здесь давным-давно. Очень странно. Все

лишайникомпоросло,цементнаякладкарастрескалась.–Апертуры–какхамелеоны,маскируютсяподокружающуюсреду.Она переводит взгляд на Бомбадила. Очевидно, что ее вера в

существование логического объяснения несколько поколеблена, но неуничтожена.

–Ачтозадверью?–Ой, там самое прикольное!Если взобраться по двенадцатифутовой

стремянкеизаглянутьзастену,товидновотчто…–ЗаставляюБомбадилаизвлечь из внутреннего кармана фотографию. – Задний двор дуплекса,построенноговпятьдесятвторомгоду.Жильцыдома–ДжамалиСьюаль-Авиидваичетыредесятыхребенка{48}.Вполномсмыслеслова–хозяйкадома, Сью, на втором триместре беременности. Но если войти вапертуру… – я стучу костяшками пальцев по беззвучной дверце, –…топопадаешьнасадовыетеррасыСлейд-хауса,втеплыйтуманныйденьгде-товсерединетридцатых.

Маринусоценивающесмотритнаменя.

–Ага,всевтумане,представляете?–говорюя.Онаявножалеет,чтонезаписываетпроисходящегонадиктофон.–ВыимеетеввидуСлейд-хаус,уничтоженныйприналетенемецких

бомбардировщиковвсороковомгоду?–Ага,двадцатогодекабрясороковогогода.ПодсамоеРождество.–По-вашему,этадверца–своегородавременнойпортал?–Данетже!Вотвсетакдумают,ноэтоошибка.Апертура–порталв

оризон.Вполостьреальности.Эх,док,посмотрелибвысейчаснасебясостороны.Полныйотпад!

Мозгоправша-искусницаошеломленноинедоверчивоглядитнаменя:– Я понимаю, что вы в это верите, Бомбадил, но наука требует

доказательств,выжезнаете.–Ага,адоказательствадолжныпредставитьнадежныеочевидцы,–по

моейподсказкеотвечаетБомбадил.–Желательносостепенямиизваниями.Порыв ветра швыряет об стену пустую пластмассовую бутылку, она

отскакивает,подкатываетсякнам.Колышутсявысокиестеблисорняков.Маринусстучиткостяшкамипальцевпоапертуре:– Хм, звука она не издает. Странно, металл теплый, хотя на улице

холод.Замочнойскважинынет.Каквыееоткрыли?ЗаставляюБомбадилахитроулыбнуться.–Силоймысли.Маринус, ежась от холода под слоями теплой одежды, ждет

объяснений.– Визуализируйте замочную скважину, – говорю я, – потом ключ,

потом представьте, как вставляете его в замок, поворачиваете – и дверьоткрывается.Еслидействоватьумеючи,вапертурупроникнутьлегко.

Маринус серьезнокивает, даваяпонять, чтопринимаетмои слованаверу.Смешнаяженщина.

–Ачтовыделали,когдаоказалисьвнутри?– В четверг я из кустов не выходил – нарвался в нью-мексиканском

оризоне на неприятности, теперь осторожничаю. Ну, минут десять я вкустахпосидел,огляделся,апотомвышел.Вчерачутьосмелел,дошелдодерева гинкго – ясен пень, я тогда не знал, как оно называется, поэтомувзял с собой палый лист и проверил. У меня в мобильнике специальноеприложениеесть.

– А этот лист у вас с собой? – вполне предсказуемо спрашиваетМаринус.

ПомоемувелениюБомбадилпротягиваетейпрозрачныйпакетикдлязаморозки.

Онарассматриваетегонапросвет:–Да,этолистокгинкго.Разумеется,недобавляет,чтолистокможноподобратьгдеугодно.–Афотографийвнутривынеделали?РаздуваюполузамерзшиеБомбадиловыщеки.–Пробовал.Вчетвергштукпятьдесятнамобильникнащелкал,нокак

вышел – они все стерлись. Вчера принес старый фотоаппарат «Никон»,целыйроликфотопленкиотснял,авечеромпроявил–всезасвечено.Есличестно, то я особо и не надеялся. Я знаком с пятью астронавтами,настоящими, без обмана, – никому ни разу ничего заснять не удалось.Оризоны–страннаяштука,сфотографироватьихневозможно.

–Актотакиеастронавты?–Ну,этомысебятакназываем.Всетитакудобнееобщаться,потому

чтовокруг«искателейоризонов»нездоровыйажиотажразведут.Маринусвозвращаетемупакетикслистком.– Значит, астронавты могут выносить из оризонов образцы

растительности,нонефотографии.СновазаставляюБомбадилапожатьплечами.–Док,нутаконоустроено,яжневиноват.Застенойкто-топрыгаетнаскрипучембатуте.– А признаков жизни в оризоне вы не заметили? – спрашивает

Маринус.Мозгоправша-искусница все еще полагает, что имеет дело с

психиатрическим, а не с онтологическимфеноменом.Ничего, терпения уменядостаточно,мыеевразумим.

–Дроздоввидел.Белку–рыжую,симпатичную,хотясейчасвпаркахвсе больше мерзкие серые водятся. Рыбок в пруду. А людей не видать.Шторывокнахзадернуты,дверьзакрыта,изапертурыниктоневыходилсчетырехчасовднявчетверг.

–Откудавызнаете?– А вот отсюда. – Я касаюсь кирпича напротив апертуры. – Вот,

видите?Мозгоправша-искусницавстаетиприглядывается:–Да.Кирпич.Ребенокнабатутезаливистохохочет.Маленькиймальчик.– Нет, это кирпичная пластина, укрепленная на стальной коробке, в

которой установлены веб-камера, блок питания и электронный датчик,реагирующийнаинфракрасноеизлучение.Изображение,получаемоечерездвухмиллиметровоеотверстиевпластине,передаетсянамобильник.

Показываюейайфон,наэкранекоторогояпоказываюейайфон.Онасуважениемглядитнаменя:–Серьезноеустройство.Выегосамиустановили?– Ага, только это израильское изобретение – схему я у моссадовцев

хаканул.Ласковопохлопываюкирпич,установленныйсегодняконтрактниками

из«Блэкуотера»,иоборачиваюськапертуре:–Нучто,готовыкприключениям?Маринуснеувереннокивает–малоликакяотреагирую,когдаувижу,

чтоникакогорайскогосада за стенойнет.Нолюбопытствоисследователяберетверхнадразумнойосторожностью.

–Чтож,ведитеменяворизон.Опускаюсь на колени перед апертурой, прикладываю замерзшую

ладонь Бомбадила к ласковому теплу, устанавливаю телеграмматическийконтактсИоной.

«Братец,нашагостьяпришла.Надеюсь,утебявсеготово?»«О, явилась, не запылилась! – слабо отзывается он. – Я думал, ты

опятьвсвоюКирисимуслиняла…»{49}Ох,гдебысилвзять!«Иона,тыжепомнишь,сегодня–Деньоткрытыхдверей,явыполняю

своюзадачуизвне,атыдолженподготовитьоризонисуборизонкприемугостя».

Ионателеграмматичнохлюпаетносом.«Да-да-да, как мило с твоей стороны навестить брата, запертого в

темнице…»«Ятебявчеранавещала,–напоминаюя.–АвКирисимуездилашесть

летназад,менявсеготринадцатьмесяцевнебыло».Обиженноемолчание,апотом:«Для запертого в лакуне тринадцать месяцев – все равно что

тринадцатьвечностей.Окажисьтынамоемместе,ябытебяводиночественеоставил…»

Яневыдерживаю:«Ага, не оставил бы! А кто меня в Антарктиде два года проторчать

заставил,шуткиради?АнаостровахТовариществактоменябросил,асамотправилсясдрузьями-сайентологаминакруизномлайнерекататься?»

Сноваобиженноемолчание.«Такведьвтвоемперворожденномтелеизгорлашпилькадляволосне

торчит…»Япочтистодвадцатьлетпрожилабокобоксбратомихорошознаюо

его склонности погружаться в вязкое болото жалости к себе, но сейчасэтогодопускатьнельзя.

«И в твоем бы не торчала, если бы ты последовал моему совету иобратилвниманиенанеполадкивработеоперанда».

Гостьяждет,телоБомбадиладрожитотхолода.«На счет „три“ я открываю апертуру, так что немедленно проецируй

сад, иначе убьешь нас обоих, из упрямства и вредности. Ну же! Раз…два…»

Тело Бомбадила проскальзывает в дверцу. Все в порядке.Мозгоправша-искусница протискивается следом, ожидая увидетьзаброшенный дворик, но оказывается у подножья длинного холма ссадовымитеррасаминасклоне.Особнякнавершине–будтокарандашныйэскизнастенетумана.Слейд-хаус.АйрисМаринус-Фенби,практикующийпсихотерапевт, медленно выпрямляется, челюсть у нее отвисает, глазаокругляются.ЗаставляюБомбадилахихикнуть.Энергиивоперандепочтине осталось, сегодняшняя проекция поддерживается жалкими крохамипсиховольтажа, но сейчас нам без надобности заманивать гостью навеселую хеллоуиновскую вечеринку или завлекать роскошным образомжизни богачей-аристократов. По моему велению Бомбадил довольнохмыкаетиговорит:

–Ну,док,каквамтакоедоказательство?–Да.Большойдом.Огромный.Такойженастоящий,какмысвами.–

Маринус нерешительно машет в сторону особняка и оборачивается капертуре,скрытойкустамикамелий.

–Неволнуйтесь,апертурастабильна,незахлопнется.Мозгоправша,вспомнивобосторожности,пригибаетсяивыглядывает

впроулок.Номер телефонаконтрактников вмобильникенаготове, но тутМаринус встает, стягивает с головы берет, снова надевает его. По-моему,онапростотянетвремя.

–ВбумагахФредаПинка янашла старуюоткрытку сизображениемСлейд-хауса,–дрожащимголосомпроизноситонаикиваетнаособняк.–Вот этого самого. Но я проверила муниципальные архивы, кадастровыереестры, топографические карты и даже панорамный обзор местности в«Гугле». Слейд-хауса нигде нет. А даже если бы он и существовал, томежду Вествуд-роуд и Крэнбери-авеню места для него нет. Нет его. Егоздесьбытьнеможет!Ноонесть.

–Вотименно,док.Этокакой-топарадокс.Ачто,если…–Японижаюголос до таинственного шепота. – А что, если Фред Пинк вовсе не был

психом,аговорилчистуюправду?А?Вкронестаройсливыгулитгорлица,носамойптицыневидно.Маринус, решив, что ей послышалось, вопросительно смотрит на

меня.ЗаставляюБомбадилаулыбнуться.–Горлица.Маринусссилойприкусываетбольшойпалец,разглядываетотпечаток

зубов.–Нет,вынеспите,–говорюя.–Ивообще,неоскорбляйтеоризон,не

тоонобидится.Маринус срывает листок камелии, пробует его на зуб, пристально

рассматривает, потом швыряет камешек на циферблат солнечных часов.Камешексостукомотскакивает.

Она прижимает ладонь к росистой траве – на лужайке остаетсяотпечаток.

– Боже мой, – ахает Маринус и смотрит на меня. – Так здесь всенастоящее?

–Да,тольколокально,визолированнойвременнойполостиоризона.Мозгоправша-искусница встает, молитвенно сжимает ладони, на миг

прикладывает их к лицу, закрывая нос и рот, потом засовывает руки вкарманылетнойкуртки.

–Значит,моипациентывбольницеДокинса,вТоронто,вВанкувере…сдиагнозом«манияпохищения»…Получается,всеониговорилиправду?Онипобывалив…втакихместах,ая…япрописывалаимнейролептикииуспокоительные?

Наступает критический момент операции. Не хватало еще, чтобыдоктор Маринус, терзаемая угрызениями совести, решила отсюдавыбраться. Надо срочно заманить ее в дом, но так, чтобы она незаподозрилаподвоха.

–Понимаете,оризоны–редкаяштука,такчтосредивашихпациентовнастоящихастронавтовоченьмало–меньшеодногопроцента,этоточно.Авсем остальным нужна ваша помощь и лекарства. Вам не за что себявинить,док.

–Одинпроцент–этовсеравнослишкоммного.–Маринусзакусываетгубу,мотаетголовой.–Аперваязаповедьврача:«Ненавреди».

–Ну, на медицинском факультете оризоны не изучают, и статей проних в научных журналах не печатают. Если вы хотите помочь своимпациентам, вот он, ваш шанс. Осмотритесь, обследуйте все хорошенько,понаблюдайте. Вы же не закоснелый ретроград, умеете мыслить

прогрессивно.Поэтомуясвамиисвязался.Маринусобдумываетмоислова,делаетнесколькошаговполужайке,

смотритвпустоевлажно-белоенебо.–ЕщесовсемнедавноясчиталаФредаПинкапсихическибольным.В

своихзаписяхонпредупреждал,чтоСлейд-хаус–опасноеместо.Какпо-вашему,онправ?

По моему наущению Бомбадил расстегивает молнию на лыжнойкуртке.

–Нет.Недумаю.–Но…огосподи,даженеверится,чтояэтоговорю…мытолькочто

шагнулиизоднойреальностивдругую,так?Оначто,оробела?–Мы–астронавты,–снапускнымразочарованиемговорюя.–Да,это

опасноехобби,этовамнекубикилегособирать.Нопо-моему,Слейд-хаус–заброшенныйоризон,функционируетнаавтопилоте.Судяповсему,здесьуже давно никого не было. Впрочем, если вас это пугает, то, конечно,возвращайтесь к себе в лечебницу, накачивайте своих Фредов Пинковизунолетой и антидепрессантами, запирайте их в изоляторы, наряжайте всмирительные рубашки, только помните, что вы первый и единственныйпрактикующий психотерапевт, отказавшийся от возможности исследоватьнастоящий оризон. И радуйтесь, что вас в этом никто не обвинит. Удачивам,док!–говорюяиидуксолнечнымчасам.

–Бомбадил!–Маринусторопливоидетследом.–Погодите!Так-то вот. Профессиональный долг и сознательность – ошейник, а

поводокуменявруках.Туман крошечными каплями оседает на стеблях лаванды. Запах

лаванды–одноизнемногихсчастливыхвоспоминанийизнашегосИонойдетства, проведенного в норфолкском поместье Своффем; арендаторыЧетвинд-Питтов выращивали лаванду для лондонских парфюмеров.Маринуссрываетстебелек,разминаетвпальцах,принюхивается.

–Пахнет,какнастоящая,–говоритона.–Апочемувсесталочерно-белым?Увходацвеликрасныеирозовыекамелии,нолавандапосереланаглазах.Ирозыцветпотеряли.

Яточно знаюпочему:операндвотужевосемнадцатьлет существуетна крохах психовольтажа, а на поддержание цветовой гаммы требуетсяэнергия.Придетсясказатьполуправду.

–Наверное,оризонразрушается–верныйпризнактого,чтоГрэйеровздесьужедавнонет.Расслабьтесь,док.Мыбродимсредируин.

Маринуссоблегчениемпереводитдухиразматываеткуфию.

–Неужеливсеэто–делорукчеловеческих?Каждыйкамешек,каждаябылинка, каждая капля тумана, каждая веточка? Каждый атом? – Онапораженнокачаетголовой.–БольшепохоженатворениеГосподне.

–Знаете,док,ядернаяфизикатутнипричем.Да,всеэтосозданонебогами,алюдьми.Оризон–этосвоегородатеатральныедекорации,нуиликак-тотак.Осторожно,незапутайтесьвежевике.

Маринусотцепляетколючуюплетьоткуртки.– Ай! Даже колючки настоящие. А еще где-то такие места

существуют?Вытамбывали?ИзвлекаюнужныемнесведенияизпамятиБомбадила:– Это мой третий оризон. Первый – на Ионе, одном из Гебридских

острововупобережьяШотландии.Онемвродекакдавноизвестнотем,ктов этих вещах разбирается. Ну, относительно. Там очень клево. Онрасположенвапсидемонастыря,толькопростотакегоненайдешь,надовстрогоопределенноевремяпройтипододнойизарок.Авременнойразрывтамкрышусносит.Явнутривсегоденьпровел,акогдавышел,оказалось,что два года прошло. Вернулся домой, обалдел: мать вышла замуж заразведенногомудакаиз«Майкрософта».

–Невероятно!–ошеломленнолепечетмозгоправша-искусница.–Ага,ятожесамоеподумал–невероятно.Из«Майкрософта»,сума

сойти.Авторойоризонбылхардкорный.Вообщежесть!Йойо,астронавтизСидар-Рапидс,обнаружилапертурувкладовойхудожественнойшколывСанта-Фе.

–Ачемтоторизонотличалсяоттого,чтонаИоне,иливототэтого?–Несчастливымконцом,вотчем.Йойооттуданевышел.Маринусостанавливается:–Онтампогиб?–Не-а, онрешилтамостаться–идо сихпор,наверное, там торчит.

Понимаете,мытудасунулись,асоздательоризонадомаоказался.Мыженезнали, что он себя Иеговой вообразил, назвал свой мирок «Молоко имед»{50}. Ну, я хотел уйти, а он обозвал меня отступником и… в общем,чуть не убил. Но это к делу не относится. А вот здесь… – по моемумысленномуприказуБомбадилширокораскидываетруки,–здесьтишинаипокой.Благодать!Ой,смотрите,земляника!

Мы с Ионой уговорились накормить гостью обалдином под видомземляники.ЕслиМаринуссейчасоднусъест,тосуборизонвдомесоздаватьнепонадобится.Срываюпаруягодпокрупнее,засовываюоднуврот.

–Надоже,какаясладкая!Попробуйте.Маринуспротягиваетрукуитутжеееотдергивает:

–Нет,спасибо.Тьфуты!ЗаставляюБомбадилаусмехнуться:–Что,боязно?Мозгоправша-искусницаотводитглаза:– Да так, вспомнилось… Во всех сказках, мифах и легендах

упоминается о том, что в зачарованных местах ничего ни есть, ни питьнельзя–нигранатовогозернышка,ниволшебноговинафей,–иначеоттуданевыбраться.

Мысленнояпроклинаювсенасвете–иособеннодоктораМаринус.–Всказках,док?Скакихэтопормифыилегендысчитаютсянаукой?–В сомнительных случаях, вот как сейчас, я всегда следуюпримеру

КарлаЮнгаиполностьюполагаюсьнаинтуицию.Настаиватьнестоит,оназаподозритнеладное.Чтож,придетсяИоне

поднапрячьсяисоздатьсуборизон.–Какхотите,–говорюяисъедаювторуюземляничину.–Мнебольше

достанется.Если бы Маринус не была такой Одаренной, я бы прибегла к

увещеванию, вот только от неодаренных нам сейчас никакого проку.Маринусздесьименнопотому,чтоона–Одаренная.Черт!

С вьющихся плетей глицинии свисают тяжелые кисти цветов, хотя вмире за стеной – октябрь.Маринус тянется к цветку, но рука ее хватаетвоздух.Воризонепосереловсе,кроменашейодежды.Одежда…Немогуотделаться от ощущения, что упустила какой-то важный момент. Что?Одежда? Вещи? Что именно? Такое же чувство возникло у меня переднападениемСаллиТиммсдевятьлетназад,нотогдаянеобратилананеговнимания.Ионаструдомконтролируеторизон,иначебыяегопопросиласделатьпаузуиразобраласьбы,вчемдело.Выходимнагазонпереддомом.Дорогу нам перебегает черно-белый павлин и тут же меркнет, оставивпосле себя лишь затухающий крик «Ки-и-и-я! Ки-и-и-я! Ки-и-и-я!». Ксчастью,Маринусэтогоне замечает,разглядываетдерево гинкго,котороеприближаетсякнамслишкомбыстро,хотяидеммымедленноисопаской.

– Я вчера вот до этого места дошел, – говорю я и замираю: тысячиопавшихлистьеввзлетаютссеройлужайкиивозвращаютсянаветви.

Маринус завороженно смотрит на дерево, но Бомбадилаподташнивает.Этосерьезноенарушениепроекции,анекапризоператора.Ионатеряетконтрольнадоризоном.

–Здеськаквосне,–зачарованношепчетМаринус.«Заходитевдом,быстрее,всерушится»,–телеграммируетбрат.

Воттолькокакэтогодобиться?–Давайтезаглянемвдом,–предлагаюягостье.–Вдом?Аэтобезопасно?ЯзаставляюБомбадилабеспечноответить:–Конечно.Чтонамздесьугрожает?Помолчав,онавстревоженноспрашивает:–Выуверены?Чтож,придетсявоззватькчувству,котороенавернякапреобладаетнад

трусостьюнашейгостьи.–Знаете,док,нехотелосьраньшеобэтомговорить,ноестьшанс,что

ФредПинкжив и не знает, как отсюда выбраться, – замечаю я, глядя наокнаверхнегоэтажа.

–Жив?Девятьлетспустя?Почемувытакрешили?«Сестрица, вы уже внутри или как? – телеграммирует Иона. –

Поторапливайтесь!»–Воризонахвообщемногонепонятного,док,–отвечаюя.–Времяв

нихтечетиначе,поэтомувполневозможно,чтоонуцелел.По-моему,надопроверить.Вконцеконцов,безегозаметокмыбыэтоместонизачтонеотыскали,такчто,ясчитаю,мыпереднимвдолгу.

Чувствовиныдействительнопересиливаетстрахпереднеизвестным.– Да-да, конечно. Ведь если существует хоть малейшая вероятность,

чтоонжив,топроверитьнадообязательно.Маринус решительно шагает по лужайке к Слейд-хаусу, потом

оборачиваетсякомнеивдруг,испуганноокругливглаза,восклицает:–Бомбадил!Яоглядываюсь.Дальнийконецсадазатушевываетсясамсобой.–Чтоэто?–спрашиваетМаринус.–Какмыотсюдавыберемся?Изогнутая стена пустоты развоплощает сад – оризон начал

схлопываться. Я надеялась, что наша гостья, искрящая психовольтажом,спасет нас с братом, нашу лакуну и наш операнд. Неужели я слишкомпоздноеепривела?

–Ничегострашного,док,этопростотуман.–Туман?Вотэто–туман?Апочемуонтакбыстро…–Туманворизоневсегдатакой.НаИонетожесамоебыло.Нивкоемслучаенельзядопустить,чтобыМаринуссдурувбежалав

стенунебытия.Яневозмутимоидудальше.–Док,говорюже–ничегострашного.Пойдемте.Былобычтонетак,я

бываспредупредил.

Ступени крыльца поросли мхом, некогда величественная дверьоблезла и прогнила, дверной молоток проржавел. Открываю дверь,поспешно загоняю мозгоправшу в дом. В тридцати шагах от насразрушающийся оризон поглощает дерево гинкго. Захлопываю дверь,телеграммирую Ионе: «Мы внутри». Что-то трещит и грохочет, будтоломаетсяипадаетмебель,вушахуменястреляет:оризонсузился,облепилстены дома. Гляжу в ромбики дверного оконца – за ним зияет пустота.Ужасающееничто.

–Чтоэтобыло?–шепчетМаринус.–Гром.Здесьдавнозапогодойнеследили,вотонаиразгулялась–то

туман,тогрозы.Сейчасвотжаранаступит.–Правда?–лепечетмозгоправша-искусница.Шахматная доска пола в вестибюле усыпана палой листвой. Наша

чешскаяэкономкапришлабывужас–втедни,когдамысИонойещенесоздалиоризон,онасодержаладомвидеальнойчистоте.Асейчаскарнизызадрапированы клочьями паутины, двери сорвались с петель, стенныепанелисоблезшимлакомпроеденыдревеснымжучком.

– И что дальше делать будем? – спрашивает Маринус. – Осмотримпервыйэтажили…

Грохочущеерокотаниеобрушиваетсянастены,вздрагиваетвесьдом.Маринусзакрываетуши:–Огосподи,чтопроисходит?«Братец!–телеграммируюя.–Мывнутри.Чтослучилось?»«Операндумирает,вотчто!–сотчаяниемвосклицаетИона.–Домвот-

вотразвалится.Немедленноотведигостьювлакуну».–Ничегострашного,обычныеатмосферныеявления,–успокаиваюя

мозгоправшу.«Позовинас!»–велюяИоне.Помолчав,онспрашивает:«Этоещезачем?»«Притворись,чтоты–ФредПинк,запертыйначердаке».Онсновамолчит,потомнедовольнозаявляет:«Откудамнезнать,какойунегоголос?»«Ты же его в прошлый раз изображал. Голос как голос, хриплый, с

английскимвыговором».– Бомбадил, а вы уверены, что это нормально? – испуганно

спрашиваетМаринус.– В «Молоке и меде» был барометр, – начинаю выдумывать я, –

который…Донасдоноситсякакой-тозвук.Маринуспредостерегающевоздевает

палец,смотритналестницу,ведущуюнавторойэтаж,шепчет:–По-моему,тамкто-тоесть.Выслышали?Янеопределеннокиваю.Мынапрягаемслух.Ничего.Тишинавмилю

толщиной. Маринус опускает воздетый палец, но тут дребезжащийстарческийголосФредаПинкапроизносит:

–Эй!Эй,таместькто-нибудь?!Ау!Бесстрашнаямозгоправшатутжеоткликается:–МистерПинк?Этовы?–Да,да!Я…я…упал.Яздесь,наверху.Помогите…–Погодите,мыидем!Маринус без оглядки мчится по лестнице, перескакивая через две

ступеньки.Впервыепослетого,какмывошливапертуру,ячувствую,чтоконтролирую ситуацию. Заставляю Бомбадила пойти следом замозгоправшей. Надо же, дипломированный специалист изГосударственного университетаКолумбуса, практикующийпсихотерапевт,знаетнесколькоязыков–итаклегкоподдаласьнастаруюкакмируловкумоего брата. Ковер на ступеньках ветхий, на перилах корочкой спекласьпыль, напольные часы на лестничной клетке молчат, а циферблат такойизмызганный, что слов на нем не разобрать. Портреты наших гостейизъедены плесенью, будто пятнами проказы. Маринус, ошеломленнаянаистраннейшимпроисшествиемвеежизни,пробегаетмимопортретов,неудостаивая их взглядом. Мозгоправша без страха и упрека замечаетсветлуюдверьнавторомэтажеинесетсякней,переступаянаходучерезиссохший трупик совы.ПрохожумимопортретаСаллиТиммс, с размахушлепаюпо нему – бессмысленный, глупыйжест.А ведь это она во всемвиновата, точнее, ее «призрак», который проткнул горло моего брата всамый важный миг. Мы не смогли зарядить операнд психовольтажомФрейинойдушиитемсамымобреклисебянапсихоэнергетическийголод.Носегоднявсезакончится.Мынасытимся.Внезапнояутыкаюсьвспинумозгоправши.Маринусстоитвнесколькихшагахотсветлойдвери,рядомспортретомФрейиТиммс,покрытымслоемгрязи.

–Незадерживайтесь,док!–шиплюя.Онавслушиваетсявпогромыхивающуютишину.–Аэтоточноталестница,котораянамнужна?–Конечно,–отвечаюя.В вестибюле на первом этаже с треском раскалываются деревянные

панели.ИонавролиФредаПинкавыкликаетиз-задверинаднами:

–Эй,яздесь!Помогите!Спасите!Эй,кто-нибудь!Лю-у-уди-и,ау-у-у!Братец, как всегда, переигрывает, кричит слишком громко. Маринус

поворачиваеткруглуюручку,скрываетсязадверью.ВлюбойдругойДеньоткрытыхдверейярешилабы,чтоделосделано,гостьдоставленвлакунуначердаке,носегодняянивчемнеуверена.Телеграммируюбрату:

«Иона,кактамона?»Вответсгрохотомрушитсякаменнаякладка,звенитразбитоестекло,

трещит дерево – периметр оризона уничтожает остов Слейд-хауса.Разрушения перебрасываются на нижний лестничный пролет, но ногиБомбадила словно прилипли к ступенькам, его разум бессознательнопытаетсяотнятьуменяконтрольнадобезумевшейотадреналинанервнойсистемой заимствованного тела. Глазами Бомбадила вижу, как бурлящаястена пустоты взбирается на лестничную площадку, стирает и ее, имертвые напольные часы, а потом волной подкатывает к тощему,татуированномуБомбадилу.Это смерть. «Поравыпрыгивать!»–мелькаетмысль,нооперандтребуетприсутствияобоихГрэйеров,иеслияподдамсянепрошеному побуждению, то убью Иону. Эгрессирую лишь в самыйпоследниймиг,психическимусилиемстолкнувхуденькоетелосоступенек.Бдымц-бдымц-бдымц. Бомбадил запоздало вскрикивает – сознаниевернулосьслишкомпоздно,падениянеостановить,даисоображатьонещене может. И все кончено – исчезает лыжная куртка, ознобыши, айфон,любовь к интернет-порно, детские воспоминания, тело и все остальное.Поглощается не-вспышкой. Я-душа поворачиваюсь и трансверсирую всветлуюдверь.

Попадаю в прекрасно выполненную копию отдельной палаты вКоролевской больнице Беркшира, где совсем недавно провела неделю вроли пациента и все хорошенько изучила. Разумеется, Маринус –психотерапевт,аневрачотделениянеотложнойпомощиисамериканскимибольницами знакома лучше, чем с английскими, но стоит допуститьмельчайшую неточность, малейшее отклонение от нормы – и она, учуявподвох, откажется принять обалдин, без которого душу извлечь можнолишь с величайшим трудом, да и то не полностью.Поэтомумы сИонойвоплотиливоображаемуюпалатусневероятнойтщательностью,чтобыонаничем не отличалась от настоящей: телевизор на стенном кронштейне,умывальник, смеситель с поворотнымизливом, два пластмассовых стула,прикроватный столик, ваза с отколотым краешком, дверь с окошком,закрытымльнянойзанавеской,большиенастенныечасы,стрелкикоторыхпоказывают одну минуту девятого. Жалюзи на окнах опущены –

предполагается,чтосейчасвечер,анеутро.Пахнетхлоркой,абольничноезвуковое сопровождение включает в себя электронныйписк двери лифта,шорох колес каталки по линолеуму и надрывный звон телефона. ДокторАйрис Маринус-Фенби лежит без сознания, в шейном корсете и скапельницейввене.Входитмойбрат,воплощенныйвсебясамого,вбеломдокторскомхалате.Видитмоюдушу.

–А,Нора!Опаздываешь.ЯгляжунаИонуввидеИоны,радуюсьегорадости–оннаслаждается

возможностьюдвигаться,пустьитакойжеиллюзорной,какэтабольничнаяпалата.Принимаюобликстрогойсорокалетнейженщины–старшеговрача,отвечаюсвоимголосом:

–Надорогахпробки.–Молодец,сестрица!Какявыгляжу?– Добавь круги под глазами, подпусти щетины по щекам и

подбородку–итожебудешьмолодец.Ионаподправляетлицо,поворачиваетсякомневпрофиль:–Таклучше?–Лучше.Кактамнашитела?– Твое, как обычно, в безмятежном покое. А у меня в горле по-

прежнему дурацкая шпилька торчит. Чердачные стены выдержат, нооперанд на последнем издыхании, сестрица. Минут пятнадцать ещепротянет.

ПоворачиваюськМаринус:– Значит, надо будить пациентку. Ей пора принимать лекарство. А

потоммызарядимоперандипочинимтвоегорло,клеткузаклеткой.Ионасвожделениемглядитнаженщину,лежащуюбезсознания:–Сестрица,авдругонасопротивлятьсявздумает?–Всадуонаотземляникиотказалась,сославшисьнаКарлаЮнгаина

интуицию, но, скорее всего, потому, что ягода была цвета сырой печени.Сейчасонаочнетсяиейбудетвсеравно,май,МарракешилиМонтеверди.Гдеобалдин?

Ионавоплощаетналадоникрасно-белуютаблетку.–Вполнеобычная,правда?– Сделай ее чуть поменьше, чтобы глотать было удобнее. И стакан

водынезабудь.Главное–недатьейвозможностиобдуматьувиденное.Ионауменьшаеттаблетку,кладетеевстаканчик,воплощаетстакани

бутылкуводы«Эвиан»наприкроватномстолике.–Знаешь,когдатымнеизпроулкаСлейдтелеграммировала,ябылнев

самомлучшемсостоянии…

– Ты вот уже восемнадцать лет живешь без подпитки психическойэнергией, из которых девять провел в травмированном теле. Твоянеуверенность в своих силах вполне естественна. Я бы на твоем местедавносумасошла.

– Нет, сестрица, не перебивай. То, что я тебе «сказал», былоумирающимэхоммоихпрежнихубеждений.Тыбылаиостаешьсяправа.

Проекцияменяглядитнапроекциюмоегобрата.–Права?Тыочем?– О старых привычках, новых идеях, об ошибочности полной

изоляцииотlaVoieOmbragéeи…иовысшейцели.Этогодостаточно?Какойнеожиданныйповорот.–Ужневоризонлияслучайнозабрела?–Знаешь,сестрица,еслитызлорадствоватьсобралась,то…–Данезлорадствуюя,Иона!Ятридцатьлетждала,покатыдоэтого

додумаешься. Поедем на гору Сирануи{51}. На западе Японии осеньюпросто рай. Эномото-сэнсэй очень хочет с тобой познакомиться. Кстати,онаготовапомочьнамусовершенствоватьоперанд.

Проекция Ионы погружается в задумчивость, осмысливает конец иначало.

–Вотиславно.Значит,решено.Стошестнадцатьлетназаднашисбратомэмбрионысосуществовалив

маткеНеллиГрэйер,анашиперворожденныетелавотужевосемьдесятлетсосуществуют в лакуне. Все посторонние – «они», любовник – сначала«ты»,апотом«мы»,ноИона–половинкамоего«я».Впрочем,сейчаснедорастроганныхизлияний,надососредоточиться.

– Когда я шпильку у тебя из горла вытащу, будет очень больно, –предупреждаюя.–Нояранкиприжгуи…

–Нучто,пора,сестрица.Иона прикладывает указательный палец левой руки к фронтальной

чакренашейгостьи,правойрукойвычерчиваетглифпробуждения…

…и зрачки Айрис Маринус-Фенби расширяются в неверном светеоризона.

–Недвигайтесь,Айрис,–говоритИона.–Выпопаливаварию,новсеобошлось.Вывбольнице.Неволнуйтесь,свамивсевпорядке.

–Ваварию?–лепечетона.Поголосуясно,чтоонаиспуганаирастеряна.– Гололедица на трассе эм-четыре, – поясняет Иона. – Ваш

«фольксваген»влепешкуразбился.Ксчастью,большениктонепострадал,

даивысамалегкоотделались.ВывКоролевскойбольницеБеркшира,васднемсюдадоставили.

Маринуссглатываетиошалелоспрашивает:–Я…акто…–Ахда,менязовутГаретБелл,аэтомояколлега,докторХейз.Нувот,

все лекари собрались. Айрис, для того чтобы точно установить вашесостояние, надо провести медицинское обследование. Как вы себячувствуете?Сможетеответитьнанескольковопросов?

–Ох…–Одурманеннаямозгоправшанедоуменноморщится.–А,да,конечно.Приступайте.

–Спасибо,Айрис,–вступаюя.–Отлично.Дляначаласкажите,увасчто-нибудьболит?

Маринусосторожношевелитруками,потомногами:–Нет…Всехорошо…Толькослабостьионемение.Суставыноют.– Так, – задумчиво тяну я, выводя каракули в блокноте. – Вам

капельницу поставили, с обезболивающими и противовоспалительнымипрепаратами. Вы сильно ударились левым боком, там серьезныекровоподтеки. Дальше… подвижность вы нам только чтопродемонстрировали. Прекрасно. А говорят, будто доктора – трудныепациенты.

–Наверное,кпсихотерапевтамэтонеотносится.Яулыбаюсь:–Такизапишем,набудущее.– А переломов у меня нет? – спрашивает Маринус, пытаясь

приподняться.– Ну-ну, полегче, – говорит Иона – доктор Белл. – Айрис, не

торопитесь. И не волнуйтесь, шейный корсет – это временная мерапредосторожности.Рентгеновскихснимковмыделатьнестали,наслучай,есливыбеременны.Кстати,выбеременны?

–Нет.Абсолютноточно.– Отлично. Через часок отвезем вас в рентген-кабинет. А пока

проверимзрение.Сколькопальцев?–спрашиваюя,вытягиваячетыре.–Четыре,–отвечаетМаринус.–Асейчас?–Ниодного.–Великолепно,–говоритИона.–Новсеравнонадопроверить,какбы

сотрясениянебыло.Увасназатылкездоровеннаяшишка.Послерентгенасделаемвамтомограмму.Авыпомните,какпроизошлаавария?

–А…–усталоирассеянновздыхаетМаринус.–Ну…

Мыусаживаемсянакраешекеекровати.–Выпомните,каквелимашину?–Да.Ипомню,какдобраласьдонужногомнеместа.–Этокуда?–спрашиваетИона.–Наокраинугорода,кпроулкунауглуВествуд-роуд.ПроулокСлейд.

МнетамБомбадилвстречуназначил.– Бомбадил? Тот самый, который помесь лепрекона с Зеленым

человеком, из толкинского «Властелина колец»? – спрашивает Иона. –Оченьстранноепрозвище.

–Ну,я«Властелинаколец»нечитала.МойБомбадил–конспиролог.Егонастоящегоимениянезнаю.Понимаете,япишустатьюопсихозахимании похищения, и он – объект моего клинического исследования. Онменядожидался…впроулке…аещетамвстене…быладверца…которойнасамомделенебыло…

–Поразительно.–Яподпускаютревогивголос.–Видители,Айрис,сегоднявывесьденьпровеливбольнице.Здесь,вКоролевскойбольницеБеркшира.

– Вы же лучше нас знаете, что после серьезной травмы или авариимозг способен создавать весьма изощренные фантазии, – непринужденнодобавляет Иона. – Но, как бы то ни было, ничего страшного. Всюнеобходимую информацию вы нам уже сообщили. Вот, выпейте-капарацетамол, во избежание точечных внутренних кровоизлияний. – Онповорачиваетшарнирныйстоликккровати,выкладываеттаблеткунабелоеблюдечко.–ЯсвяжусьсВивСингхвлечебницеДокинса,тамвесьденьзавас волнуются. Пошлю им эсэмэску, что вы в полном сознании, речь ненарушена.

– Да-да, спасибо. Я… – Маринус задумчиво смотрит на крохотнуютаблетку.

Воплощенноесердцевмоемвоплощенномтелеучащаетбиение.Ионаставитрядомсблюдечкомстаканводы«Эвиан».–Спасибо.–Маринусрассеяннобереттаблетку.Яотвожувзглядидумаю:«Глотай,нуглотайжескорее!»–Незачто,–безмятежноотвечаетИона,словнонашиметажизнине

зависят от того, выполнит ли эта капризная особа наше требование. Онглядит на экран мобильника, словно ищет фамилию в списке контактов,бормочет:–ВивСингх,ВивСингх…

–А…можноспросить?–произноситМаринус.–Да,конечно,–говоритИона,неотрываяглазотайфона.–Ох,радиодиннадцатитысячодиннадцатиименБога, скакойстати

мнеприниматьотравуизрукдвоихпаразитов-душегубов?

Настенные часы замирают; мигающие огоньки на мониторах гаснут;звон телефона обрывается. Иона, обернувшийся спиной ко мне и кМаринус,застываетнаместе.Явстаюи,спотыкаясь,отхожуоткровати.Немогуотвязатьсяотмысли,чтоМаринус,нашагостья,неможетзнатьонассИонойбольше, чеммысИоной знаемоней.Простой смертный, пустьдаже и психотерапевт, не может лежать в воплощенной кровати внутриоризона и глядеть на нас с откровенной скукой, будто на затянувшемсясобрании. И тем не менее очевидно, что именно это и происходит. Хотяэтогонеможетбыть.

–Увашегооперандамассанедостатков,но самоенелепое– этовашобалдин, – невозмутимо продолжает наша гостья. – Нет, судите сами:анима-абортивное средство, которое пациент должен принятьисключительно по своей воле, иначе оно не сработает. Полный нонсенс!Такой примитивной формулой на Пути Мрака вот уже лет шестьдесятниктонепользуется.Начтовынадеялись,Грэйеры,когдаегоизобретали?Вусовершенствованномвидевыбымнеегобезособыххлопотскормили.Ну,вовсякомслучае,теоретически.

«Сестрица,ктоонатакая?»–телеграммируетИона.«Тревога!–телеграммируюя.–Готовьсякбитве.Иначенамконец».«Давайееубьем.Немедленно»,–настаиваетон.«Если ее убить, то ее душа от нас ускользнет, – телеграммирую я

открытым текстом. – А если ее душа ускользнет, операнд умрет. Он идевятичасовнепродержится,неточтодевятилет.Аеслиоперандумрет,тоисчезнетилакуна».

– А без лакуны все захлестнет время внешнего мира, вашиперворожденные тела иссохнут, а ваши души уйдут во Мрак, верно? –неторопливо произносит Маринус. – Сто шестнадцать лет пожили – ихватит.

Иона,ошарашенныйнеменьшемоего,телеграммирует:«Сестрица,чтопроисходит?Неужелиэтаушлаястерванасслышит?»Маринусукоризненноцокаетязыком:–МистерГрэйер,каквамнестыдно!Выраженийпохлещенельзябыло

подобрать?В наши дни «стерва» – похвала, а не оскорбление. Вы б ещеветочкойсельдереянаменязамахнулись,правослово!Значит,ястерва,дак тому же ушлая? Вы же меня сами в гости пригласили, я ненапрашивалась. В чем вы здесь ушлость усмотрели? Нехорошо. Оченьнекрасивосвашейстороны.

Небрежно вычерченным глифом Маринус мгновенно развоплощаетшейныйкорсетикапельницу.Мыошеломленноглядимнанашугостью.

– Да-да, я знаю, суборизон в оризоне, пузырек в пузыре на чердакедома. Вполне сносная копия. Но откуда в государственной больницевзялась минеральная вода «Эвиан»? Нет, можете не объяснять, и такпонятно,комупринадлежитэтагениальнаяидея.–Онаглядитнаменя,нокиваетнабрата.

Ямолчу.Онанеторопливовстаетскровати.МысИонойотступаемнашаг.

–Вы,миссГрэйер,несталибытратитьсилынавоплощениебутылкифранцузской минералки в воображаемой палате государственнойбольницы, особенно после вашей сверхсекретной вылазки в лечебницуДокинса.Да-да, я заметила, что выменя глазамиВивСингхизучали.Выменя обольщали, а я вас обольщала. Такая вот компания обольстителейподобралась. Хороша пижамка-то… – Она делает небрежный росчерк ввоздухе и оказывается в прежней одежде. – Только я к своему нарядубольшепривыкла.

Иона ослабляет контроль над оризоном, чтобы не растрачиватьпсиховольтаж попусту, – мудрое решение. А вот то, что он намеренатаковать Маринус, – решение опрометчивое. Этого делать ни в коемслучаенельзя,онанавернякакэтомуготова.

– Признаюсь, мы в растерянности, – говорю я. – Кто вы?Представьтесь,пожалуйста.

–Я–этоя,миссГрэйер.АйрисФенби,родиласьвтысячадевятьсотвосьмидесятом году в Балтиморе. Имя Маринус добавлено позднее, посемейнойтрадиции,ноэтодолгаяистория.МоясемьяпереехалавТоронто,япоступиланамедицинскийфакультет,изучатьпсихиатрию.Вотивсе.

–Новы–телепат,владеетеглифами…–продолжаюя.–Вамизвестно,чтоэто?

Направляю в ее сторону слабую психоволну. Маринус с легкостьюперебрасывает ее на бутылку «Эвиан», бутылка падает, подкатывается ккраюстолика,ноисчезает,неуспевсвалитьсянапол.

– Ах, Иона, да мы с нашей гостьей – три горошины впсихозотерическомстручке!–сулыбкойвосклицаюя.

Маринуснесмешно.– Нет уж, увольте, мисс Грэйер. Не надо меня в свой стручок

засовывать. Я не обращаюсь с людьми, как с одноразовыми перчатками.Бедного Марка – того самого, который себя Бомбадилом называл, – выдаже не поблагодарили, просто выбросили его, будто мусор, и дело с

концом.– Да уж, взойдя на высокую и превознесенную гору{52} милосердия

Божия,легкозаботитьсяобовсехикаждойизсемимиллиардовхнычущих,блюющих и похотливых тварей, именующих себя человечеством, –язвительнозамечаюя.

–Авыирадыэтимсвоипоступкиоправдывать,–говоритона.–Данеужели?Аоткудавамизвестно,ктомытакиеикакнасзовут?–Вопрос,конечно,интересный…Маринус достает из кармана летной куртки какое-то устройство и

показываетнам.Накорпусенадпись:SONY.–По-моему,одинизвасэтотцифровойдиктофонвидел.Полагаю,это

быливы,мистерГрэйер.–ОнаповорачиваетсякИоне,тотвглядывается.–Да-да,смотритеповнимательнее.Можетбыть,что-нибудьиприпомните.

Маринус нажимает кнопку, звучит уверенный женский голос:«ИнтервьюсмистеромФредомПинкомвпабе „Лисаи гончие“, суббота,двадцать восьмого октября две тысячи шестого года, девятнадцать часовдвадцать минут…» Фрейя Тиммс. Маринус выключает диктофон.Выражениенашихлицнетребуетобъяснений.

–Унеебылажизнь,–говоритМаринус,струдомсдерживаягнев.–Унеебылалюбимаясестра.Помните,какеезвали?Говорите,нестесняйтесь.Что,стыдно?

Ошеломленный Иона словно бы утратил дар речи. Так ему и надо,дуралею! Девять лет назад, в роли Фреда Пинка, он расхвастался передФрейей Тиммс в моем оризоне, созданном по образцу и подобию паба«Лисаигончие»,итемсамымпротянулнитьАриадны,котораяипривеладоктора Маринус в самое сердце нашего операнда. Наконец мой братприходитвсебяи,разумеется,спрашиваетсовсемнето,чтонадо:

–Откудаэтоувас?Маринуспрезрительносмотритнанегоиповорачиваетсякомне.Ябезмалейшегосмущениягляжуейвглазаиговорю:–ФрейяТиммс.Она сверлит меня взглядом, потом всматривается в полупрозрачные

жалюзинапризрачномокне:–Аночиздесьтемные.МыначердакеСлейд-хауса?Ямолчу.ОнаотвечаетнавопросИоны:– Да, ваш «крематорий» избавляется от тел, а вот неорганические

предметы проскальзывают в щели. В прошлом оброненные пуговицы изаколки для волос значения не имели… –Маринус, обернувшись к нам,

подкидывает диктофон на ладони. – А в этом веке ангелы и впрямьумещаютсянабулавочнуюголовку,ажизнимногихтысяч–нафлешку.Насмало,миссГрэйер,ноунасхорошиесвязи.Иподобныевещицыраноилипозднонаснаходят,–говоритона,прячадиктофонвкарман.

Яначинаюдогадываться,ктоона.Эномото-сэнсэйупоминалаонеких«мстителях» из Вневременных, которые с патологическим упорствомуничтожаюттакихже,какони.

–«Унас»–этоукого?–спрашиваетИона.–Авыусестрыпоинтересуйтесь.Онасмиромлучшезнакома.ЯнеспускаюглазсМаринус.–ОнаизРаскольников.–Тепло.–LeCourantProfond,–предполагаюя.–Глубинноетечение.Рукиунеесвободны,глифыонаможетвлюбоймоментначертать.–Теплее.Мнеуженадоеладурацкаяигравшарады.–ВыХоролог.– А что так робко? Побольше яду, мисс Грэйер, – подбадривает

Маринус.Похоже,она,какимойбрат,обожаетдешевыйбурлеск.Чтож,может

быть,какимойбрат,онадопуститошибку.Иона,какиследовалоожидать,понятиянеимеетоХорологах.–Оначто,часовщик?Маринуссмеется–искреннеибеззлобно:–МиссГрэйер, теперьмнепочтиясно,почемувытакдолготерпите

выходки этого неразумного юнца, несостоявшегося канцеляриста,бесталанногоактеришки,мелкойшавки,возомнившейсебяволком.Строгомеждунами,согласитесь,онведьмертвыйгруз,балласт,кандалы,ярмоиальбатроснашее.Унегодажеимечкоподходящее–Иона{53}.Знаете,каквашсеидсвоегоучениканазывал?Самодовольнымничтожеством,воткак.И добавлял, что у него ума – как у поросячьего дерьма. Честное слово.Единственнаязаслугавашегобрата–то,чтоспомощьюдиктофонаФрейиТиммс мы вашего бывшего наставника в Атласских горах отыскали.Досточтимый сеид умолял ему жизнь сохранить, пытался откупиться,рассказалнаммногоинтересного.Мыснимобошлисьтакжемилостиво,как он обходился со своими жертвами. Так что теперь, когда выокончательно убедились, что Иона представляет для вас смертельнуюопасность,можно…

Внезапноонаумолкает,потомучтомойбрат,кипящийнегодованием,

забываетобосторожностииголымирукамивыводитглифпиробласта.«Несмей!»–телеграммируюя,новголовеИоныбеснуетсяяростный

вопль.–Несмей!–кричуявовсегорло.Очертания больничной палаты исчезают, остается только длинный

чердак Слейд-хауса. Восемьдесят лет метажизни оканчиваются здесь, нараспутье.Чтоделать?ПрисоединитьсякИонеинапастьнаврага,осилеиспособностяхкоторогомынеимеемнималейшегопредставления?ВдругМаринуснаснеспростаспровоцировала?Вдобавокдажееслимыпобедим,тообречемсебянапсихоэнергетическийголод.ИлиобречьИонунасмертьв безумной надежде на то, что мне самой удастся уцелеть? Пока Ионабезрассудно и опрометчиво опустошает свою душу, выжимая из неепоследниекаплипсиховольтажадлятого,чтобыиспепелитьМаринус,янезнаю,чтоделать…

…Маринус стремительнее мысли создала вогнутое поле зеркальногощита;оновздрогнулоизатряслосьотудара,зашипелалава,лицоМаринуснапряглось от боли, и на мгновение во мне вспыхнула надежда, – можетбыть, враг недооценил наши силы; но зеркальный щит выдержал напор,распрямилсяиотбросилперефокусированныйчерныйсветкегоистоку.Уменя не было времени ни начертать защитный глиф, ни удержать, нивмешаться. Иона Грэйер прожил больше 42 тысяч дней, а погиб в долюсекунды,отэлементарного,ученическогоприема–впрочем,примененногомастером. Я успела мельком заметить обугленную фигуру брата,оплавленные губыищеки, напраснуюпопытку защитить глаза; потом онпревратился в черные головешки, они осыпались катышками золы, ипепельная туманность в форме человеческого тела расплылась облакомсажииоселанаполовицы,затушивнесгорающуюсвечу.

Решениебылосделанозаменя.

Сквозь веки моего перворожденного тела вижу свет свечи. Слышутихоешипениеипотрескиваниевоска,плавящегосяуоснованиягорящегофитиля. Значит, время протекло в лакуну. Наш операнд умер. Когда яоткроюглаза,товместоИоны,открывающегоглаза,увижуСкорбь.МысоСкорбьюобменялисьлюбезностямимноголетназад,вИли,послесмертимамы.Бедняжка,выхаркиваясгнившиелегкие,насмертномодрезавещаламне заботиться обИоне, защищать его, потому что я – рассудительная иобязательная.Большевекаядержаладанноематерислово,оберегаябрататак, как несчастнойНелли Грэйер и не снилось. Все эти годыСкорбь ко

мне не приближалась, пряталась в людской толпе, но сейчас намеренанаверстать упущенное время. Я не питаю никаких иллюзий. ДушаИоныотошлавоМрак,егоперворожденноетело–слойсажиуменяподногамиинаниневийскомподсвечнике.Скорбьобрушитнаменяколоссальнуюболь,но сейчас, в эти краткие мгновения, среди руин мертвого операнда ижирных зернистых хлопьев, некогда бывших моим братом-близнецом, яосознаю, что способна с необычайным спокойствием оценитьсложившуюся ситуацию. Может быть, это спокойствие – вязкаянеподвижность отступившего моря перед тем, как на берег с ревомнахлынетогромная,вышегориширегоризонта,волнацунами,сметаявсена своем пути. Как бы то ни было, этим спокойствием надовоспользоваться. Иона рванулся навстречу верной смерти, и я его неостановила; возможно, это доказывает, что моя любовь к жизни сильнеелюбвикбрату.Вдобавоклюбовькжизни–хорошийсоюзниквборьбесоСкорбью;еслиясейчасподдамсягорю,тоневыживу.Убийцаздесь,рядомсомной,нанашемчердаке.Агдеейещебыть?Янедавнослышала,каконавстала, постанывая от боли – так ей и надо! – и проскрипела по старымдубовым половицам к свече, будто кошмарный увечный мотылек. Онаждет,чтобыяоткрылаглаза.Ничего,пустьподождет.

Темнокожее лицо в темноте. Будто охотник, следящий за загнаннымзверем,онанаблюдает,какяслежузаней;душисоединенызрительныминервами. Маринус-Хоролог, убийца Ионы, принесшая смерть в нашутвердыню.Да,яеененавижу.Ненавижу–пустой,незначительныйглагол.Ненависть не просто обволакивает душу, но замещает ее; желаниеизувечить, растерзать, уничтожитьи убить этуженщинупревращаетсяизчувствавмоюсуть.

–Япредполагала,чтовысбратомвдвоемнаменянападете,–шепчетонапохороннымтоном.–Оннаверняканадеялся,чтовыегоподдержите.Почемувыэтогонесделали?

Этоначалоконца.– Его стратегия была порочна, – хриплю я; горло перворожденного

телапересохло.–Еслибымыпроиграли,тообапревратилисьбыв…Перевожу взгляд на пепел под ногами, встаю, разминаю затекшие

суставыи отступаюнанесколькошагов, чтобыоказаться точнонапротивМаринуснаравномрасстоянииотсвечи.

–Аеслибымыпобедили,топогиблибыприколлапселакуны–времявнешнегомирауничтожилобынашиперворожденныетела.Ионасдетстваотличалсянеосмотрительностью–наделаетглупостей,апотомждет,чтоя

порядокнаведу.Воттольковэтотразнеполучилось.Помолчав,Маринуспроизносит:–Примитемоисоболезнования.–Мнепретятвашисоболезнования,–невыразительноговорюя.–Да, скорбь больно ранит.У каждого опустошенного вами человека

были родные и близкие, которые страдают так же, как вы сейчас. Воттолькоимнекогообвинять,некогоненавидеть.Вамжезнакомапословица,миссГрэйер:«Ктосмечомкнампридет…»{54}

–Давайтебезцитатобойдемся.Почемувыменядосихпорнеубили?Лицо Маринус принимает выражение: «Ах, это очень сложно

объяснить».–Во-первых,последователиГлубинногоТечения–нехладнокровные

убийцы.–Да-да,разумеется,сначаланадоспровоцироватьврагананападение,

апотомутверждать,чтовыубили,защищаясвоюжизнь.Лицемеркаэтогонеотрицает.–Во-вторых,яхотелапопроситьвасободолжении.–Онауказываетна

высокое зеркало. – Откройте, пожалуйста, внутреннюю апертуру ивыпуститеменяотсюда.

Значит, она не всемогуща и не всеведуща. Нет, я не собираюсьобъяснять ей, что после смерти операнда апертуру мне не открыть. Иподтверждать, что зеркало – это апертура, тоже не собираюсь. Мало ли,вдруг она не знает этого наверняка. Воздух в лакуну не поступает.ПредставляюсебеМаринус,умирающуюотудушья,вызванногонехваткойкислороданачердаке.Умиротворяющеезрелище.

–Низачтонеоткрою,–отвечаюя.– Я особо и не надеялась, – признает она. – Хотя это было бы

элегантнеезапасногоплана.Впрочем,онтоженикакихгарантийнедает.Она подступает к свече, засовывает руку в карман брюк. Я собираю

остаткипсиховольтажа,готовлюськзащите.Однакоонадостаетнеорудиеубийства,асмартфон.

– Ближайшая сеть в будущем, в шестидесяти годах отсюда, –напоминаюя.–Сигналавовнешниймирапертуранепропускает.Ах,какаяжалость!

Смартфонзаливаетхолоднымсияниемтемнокожеелицо.– Я же говорю, никаких гарантий, – замечает она и направляет

смартфон на апертуру; смотрит, выжидает, проверяет экран, морщит лоб,чего-тождет,ждет,обходитсвечуипятносажи,опускаетсянакорточкиуапертуры,изучаетповерхностьзеркала;сновавыжидает,потомприжимает

ухо к стеклу, ждет, а потом вздыхает: – И впрямь никаких. – Прячетсмартфонвкарман.–Яспряталаполкиловзрывчаткивкустахувнешнейапертуры.Помните,уменяхолщоваясумкабыла?Выпоняли,чточего-тоне хватает, когда мы под глицинией проходили, пришлось вас отвлечь. Янадеялась,чтовзрывомразрушитапертуру,нолибодетонаторнасигналнесреагировал,либовашоперандслишкомпрочен.

– Примите мои соболезнования, – произношу я, не скрываяудовлетворения. – А еще одного плана у вас нет? Или доктор АйрисМаринус-Фенбивсе-такисегодняумрет?

– Да-да, сейчас, по давней традиции, должна произойти еще однавпечатляющаябитвамеждудобромизлом.Однако,посколькумыврядлипридемксоглашению,ктоизнасолицетворяетдобро,актозло,анаградойпобедителю будет медленная смерть от удушья, предлагаю традициюпрезреть.

Еенеуместное,напускноефиглярствоужаснораздражает.–Впрочем,длявассмерть–всеголишькраткаяпауза.Она обходит свечу и усаживается на место, отведенное для наших

гостей,–прямонапротивапертуры.–Насамомделевсенесколькосложнее,новпринципевыправы,мы

возвращаемся. Кто рассказал вам о Глубинном Течении – Эномото илисеид?

–Обанашихнаставникаовасзнали.Апочемувыспрашиваете?– С дедом Эномото я в прошлой жизни встречалась. Не человек, а

злобныйдемон.Вамбыонпонравился.– Вы запрещаете нам то, чем пользуетесь сами, – говорю я. Голос

хрипитисрывается;жаждазамучила.–Выубиваетерадибессмертия.Амыкнемуприговорены.– Ах, приговорены?Можно подумать, вы с радостью откажетесь от

метажизни ради нескольких жалких, убогих десятилетий, отведенныхпростымсмертным.

Отчего я так устала? Наверное, все силы уходят на то, чтобы неподдаватьсяСкорби.Сажусьвшагеотсвоегообычногоместа.

– А почему вы, Хорологи, ведете эту… это… – Нужное словоускользает,оноарабское,носейчасширокоупотребляетсяванглийском.–Этот…джихадпротивнас?

–Мызащищаемсвятостьжизни,миссГрэйер.Ненашейсобственной,ачужой.Нашацельвтом,чтобыивбудущемоберегатьжизньнивчемнеповинных людей, которых вы убили бы ради того, чтобы продлить своесуществование. Будущие сестры Тиммс, Гордон Эдмондс, Бишопы – все

ониуцелеют.Вэтомизаключаетсянашепризвание.Метажизньбезцели–всего-навсегобессмысленноеутолениеголода.

КакиеещеБишопы?–Мывсеголишьхотели…–начинаюя,но голосослабел, дрожити

срывается. – Мы всего лишь хотели выжить. Это здоровый животныйинстинкт…

Маринуспрезрительноморщится:–Фу,дажененачинайте.Надоело.Такие,каквы,всевремяупирают

на здоровый инстинкт, закон природы, естественный отбор, мол, ктосильнее,тотиправ…Одноитоже,годизгода…

Суставыгорятотболи–колени,локти.Раньшетакогонебыло.Чтосомной происходит? Наверное, это Маринус виновата. И куда подевалсяИона?

–…какстаястервятников…Женщинапродолжаетговорить,номнеприходитсянапрягатьслух.А

погромчеонанеможет?–…феодалы, работорговцы, олигархи, неоконсерваторы и такие вот

хищники,каквы,подавляютвсебесовесть,избавляютсяотнравственногозакона.

Левоезапястьеноет.Подношурукукглазамивужасезамираю.Кожаобвислауродливымрукавом.Ладоньипальцы…старческие.Подозреваю,чтоэтожуткаяиллюзия,нарочносозданнаяМаринус,чтобыменязапугать.Вглядываюсь – с неподобающим усилием – в апертуру. Оттуда на меняошарашенноглядитседаястаруха.

–Взрывомапертурунеразрушило,нотрещинавнейпоявилась.Воттут, прямо посередине. Видите? – Она опускается на корточки рядом сомной,проводитпальцемпотолстойчерте.–Вот.Сквозьнееизвнешнегомирасочитсявремя,миссГрэйер.Какниприскорбно,каждыепятнадцатьсекундвыстареетелетнадесять.

Онаговоритвродебыпо-английски,ноочем?–Тыкто?Женщинауставиласьнаменя.Дакаконасмеет?!Этоженевежливо!

Неужелинегровсдетстванеобучаютэлементарнымправиламприличия?–Я–кара,миссГрэйер.– Кара? Кара, приведи… приведи… – Я знаю его имя. Я знаю, что

знаю его имя, но оно меня знать не желает. – Приведи моего брата.Немедленно.Онвсеустроит.

–Увы,миссГрэйер,–говоритКара.–Вытеряетерассудок.Онавстает,беретнаш…какэтоназывается?Внегосвечувставляют!

Онаегоукрастьхочет?–Поставьнаместо!Нетронь!Хочу остановить ее, но не могу двинуться с места – ноги не

слушаются, бессильно елозятпо грязинаполу.Почему здесь так грязно?Где горничная? Кто пустил сюда эту негритянку? Кто позволил ей взятьнашподсвечник?О,вотоно,слово–подсвечник!Этосемейнаяреликвия.Ейтритысячилет.ОнастарееИисусаХриста.ОнаизНиневии.

–ПозовиИону!Немедленно!Негритянка замахивается этой штукой, будто… как… чем-то, ну, вы

знаете…иударяетпозеркалу.

В расколотую апертуру струится дневной свет, залетают снежинки,устилают половицы, роятся в темных углах чердака, как любопытныешкольники. Мое тело сморщилось, опало, будто сдувшийся воздушныйшар, полный костей. Над ним парит моя душа, спущенная с привязи,отстегнутая, высвобожденная из обезумевшего рассудка. Маринус, неоглядываясь, входитв апертуру, а чердакрастворяется в зимнемнебенадбезымянным городом. Все кончено. Душа Норы Грэйер, больше нескованнаяперворожденнымтелом,тожевот-вотрастворится,нопокаещепаритв воздухенадместом, которое ещенедавно занималчердакСлейд-хауса. Моя жизнь кончена? Это все? Нет, ведь мне были положены ещедолгие-долгиегоды.Неужеливсемоиухищрениябылинапрасны?Яведьтак старалась! Я заслужила… Смотрю вниз: крыши, автомобили, чужаяжизнь. Женщина с украденным подсвечником в руках надевает зеленыйберет и уходит по проулку. В беспокойном воздухе ни прощания, нипохоронногогимна,ниблагойвести–толькоснег,снег,снегинеумолимоепритяжениеМрака.

Нет, ещеневремя.Ещеневремя.Мракнеуклонновлечетк себе.Дабудь он проклят!ПроклятыйМрак!ПроклятаяМаринус.Я упираюсь изовсех сил. «Она убиламоего брата и теперь уходит – легко и свободно?!»Скорбьпомогаетудержаться,ненавистьпридаетсил.Мнеосталиськакие-тожалкиесекунды,но,чегобыэтонистоило,ядолжнаотыскатьспособотомстить за моего отчаянногоИону, за моего драгоценного близнеца, замою родную половинку. Кирпичные трубы, шиферные крыши, узкиедлинныедворы, сарайчики, собачьибудки, выгребные ямы.Где укрытьсядуше, жаждущей отмщения? В новорожденном теле. Где его отыскать?Кого я вижу? Брат с сестрой играют в снегу. Нет, этим детям слишкоммного лет, их души прочно связаны с телом. Вот мальчишка прыгает набатуте… нет, он еще старше. На крышу сарайчика взлетает сорока,

пронзительно, дробно стрекочет, но человеческая душа не в состояниисуществоватьвптичьеммозге.Авотвсоседнемдвореоткрываетсязадняядверь, из дома выходит женщина: на голове – вязаная шапка, в руках –мискакартофельныхочистков.

– Адиб, не швыряй снежки в сестру! Лучше слепите снеговика. Датишевы!

Ее беременность заметна даже с тридцатифутовой высоты.Внезапноменя осеняет. Я проникаюсь красотой предначертанных хитросплетенийсудьбы.Этаженщинане случайновышлаводвор.Нет, онапоявиласьповелению Сценария. Мрак тянет к себе, но я сопротивляюсь. Осознаниеновообретенной цели наполняет меня силой. Моя новая цель – в одинпрекрасный день в каком угодно отдаленном будущем прошептатьМаринуснаухо:«Тыубиламоегобрата,ИонуГрэйера,–атеперьяубьютебя, навечно». Трансверсирую вниз, вслед за тяжелыми снежнымихлопьями,весомыми,живыми,вечными,незримопроникаюсквозьпальтобудущей матери, сквозь ее одежду, белье, кожу, сквозь стенку матки. Ядома, я снова дома, недосягаемая для Мрака, – в тепле, в безопасномубежище, в нарождающемся мозгу эмбриона, что безмятежно дремлет вутробе,посасываякрохотныйпалец.Вотон,мойастронавт.

БлагодарностиВ работе над книгой существенную помощь оказали Кейт Айсли,

МаксимилианАрамбуло,НиккиБарроу,МануэльБерри,КейтБрант,ЭмберБерлинсон,ДжонниГеллер,ЛуизДеннис,УолтерДонохью,ДебораДуайер,Кадзуо Исигуро, Триш Керр, Джессика Киллингли, Мартин Кингстон,Маделайн Кларк, Сюзан Кэмил, Эван Кэмфилд, Джеки Льюис, ЭлисЛютьенс, Кэйти Макгоуэн, Кейтлин Маккенна, Салли Марвин, ПитерМенделсунд, ДженетМонтефьоре, НикольМорано, НилМуррен, ДжеффНисинака, Лоуренс Норфолк, Аласдер Оливер, Лора Оливер, ЛидевайдеПэрис,СаймонМ.Салливан,ДжинаСентрелло,ДугСтюарт,КэролУэлш,ЛоттиФайф, ЛюсиХейл, СофиХаррис, Кейт Чайлдс, Кэтрин Чо, ДэвидЭберсхоф,РичардЭлман.Прошупрощенияутех,когозабылупомянуть.

Каквсегда,спасибомоимродным.

ПримечанияНуинапоследок–несколькообщихслов.Образованномуангличанину

выражение «Слейд-хаус» (Slade House) напомнит в первую очередь не одиалектном обозначении поляны, болота или долины и не о названиипопулярнойв1970-егодырок-группыSlade,аоФеликсеДжозефеСлейде(1788–1868), викторианском эксцентрике, филантропе, меценате,собирателедревностейиоснователешколыизящныхискусств,посейденьносящейегоимя.ФеликсСлейдвладелобширнымимениемвлондонскомпредместье Кеннингтон на территории района Ламбет, где средипостроенных на его деньги домов для фабричных рабочих и лондонскойбеднотыстоялегоособняквпереулкеУолкот-Плейс;в1940годунемецкиебомбардировщикипревратиливруиныиособняк,исампереулок,внашиднинаихместепроходитоживленнаятранспортнаямагистральКеннигтон-роуд… Внимательный читатель наверняка заметит в этой историинекотороесходствосописаниемСлейд-хауса.

«Голодныйдом»непосредственнопримыкаеткпредыдущемуромануМитчелла,«Костяныечасы» (врус.пер.–«Простыесмертные»), а такжесодержит множество отсылок и к остальным его книгам. В порядкепредъявления:

Лунно-серая кошка гуляет из романа в роман – «Сон номер девять»,«Облачный атлас», «Лужок черного лебедя», «Тысяча осеней Якоба деЗута»,«Костяныечасы»(«Простыесмертные»).

Одаренные – в романе «Тысяча осеней Якоба де Зута» этим словомназываютженщин,зачавшихдетейотнастоятелеймонастырявСирануи.

ФернПенхалигон–потомокупомянутогов«ТысячеосенейЯкобадеЗута»капитанафрегата«Феб»;оеебратеДжонниПенхалигоне,атакжеосемействе Четвинд-Питт рассказывается в «Костяных часах» («Простыхсмертных»).

Зиззи Хикару, виртуальный секс-символ из романа «Сон номердевять», она же живая кукла-фабрикантка из романа «Облачный атлас»,сталамаркойодежды.

Очередная инкарнация души доктора Маринуса из «Тысячи осенейЯкоба де Зута» и вымышленный лекарственный препарат инзулетаупоминаетсятакжевлибреттоДэвидаМитчеллакопереМишелявандерАа«Затопленныйсад»(2011),своеобразногопрологак«Костянымчасам»(«Простымсмертным»).

СирануииКирисимаупоминаютсявромане«ТысячаосенейЯкобадеЗута», Эномото-сэнсэй фигурирует там же и в «Костяных часах»(«Простыхсмертных»).

Журнал «Подзорная труба» упоминается в «Облачном атласе» и в«Костяныхчасах»(«Простыхсмертных»),контрактникииз«Блэкуотер»–в«Костяныхчасах»(«Простыхсмертных»).

Композитор Вивиан Эйрс, его планер и Зедельгем упоминаются в«Облачноматласе»ив«Лужкечерноголебедя».

Оризон, фигурирующий в «Облачном атласе» как устройство длязаписи и воспроизведения аудио-видео, здесь превращается в зловещиймираж.

Одаренные,Раскольники,ПутьМрака,Глубинноетечение,ХорологииСценарийфигурируютв«Костяныхчасах»(«Простыхсмертных»).

ПисательКриспинХерши,упомянутыйвкниге«Сонномердевять»,иегошедевр«Сушеныеэмбрионы»такжефигурируютв«Костяныхчасах»(«Простыхсмертных»).

А.Питчер

notes

Сноски

1

Мне?(фр.)

2

Вду́ше(фр.).

3

«Новокаиндлядуши»(англ.).

4

«Копызаловили»(англ.).

5

«Гипербаллада»(англ.).

6

«Вбезопасности»(англ.).

7

«Пушистыеоблачка»(англ.).

8

«Доктор Л. Кантильон, Иностранный легион, кавалер орденаПочетноголегионаиорденаВоенногокреста»(фр.).

Комментарии

1

Мама шагает вперед. / Иду за ней, не наступая на трещины васфальте. – Аллюзия на английскую поговорку и связанное с этимраспространенноесуеверие«Steponthecrack,breakyourmother’sback»,тоесть«Натрещинунаступишь–роднуюматьпогубишь».

2

«Оксфам» – сеть магазинов одноименной благотворительнойорганизации,гдепродаютсятовары,пожертвованныенаселением.

3

Хэйстекс–отанглийского«haystack»,стогсена.

4

Мимо нас на скутере проезжает мод, как в «Квадрофении»… –«Quadrophenia» (1979) – фильм Франса Роддама о модах (стилягах)середины 1960-х гг., основанный на одноименном альбоме группы TheWho,выпущенномв1973г.

5

…как волшебное зелье на Астерикса… – Астерикс – вымышленныйгалл,геройфранцузскогоциклакомиксов«АстериксиОбеликс».

6

…насвистывает«Янаучувсехвмирепеть».–«I’dLike toTeach theWorld to Sing (In Perfect Harmony)» – музыкальная композиция изрекламнойкампании«Кока-Колы»1971г.

7

Сноудония – район на севере Уэльса, где в 1951 г. был открытодноименныйнациональныйпарк.

8

…как в «Рожденных в поместье». – Имеется в виду британскийкомедийный сериал «To the Manor Born», транслировавшийся потелеканалуБи-би-сис1979по1981г.

9

Они похожи на мидвичских кукушат. – «Мидвичские кукушки»(1957) – фантастический роман Джона Уиндема о детях-подменышах, нарусском публиковался также под названиями «Кукушки Мидвича»,«Мидвичские кукушата» и «Золотоглазые», дважды экранизирован подназванием«Деревняпроклятых»(в1960и1995гг.).

10

Роколл – необитаемый скалистый остров в Атлантическом океане,междуВеликобританией,ИрландиейиИсландией.

11

…песенкамипрочерноеибелоепорядканедобьешься. –Аллюзиянамузыкальнуюкомпозицию«EbonyandIvory»,написаннуюв1982г.ПоломМаккартнииСтивиУандером.

12

…в подавлении Брикстонских беспорядков и… в Оргривскомсражении… – Брикстонские беспорядки – вооруженные стычки междуполицией и населением лондонского района Брикстон в 1981 и 1985 гг.;Оргривское сражение – мятеж во время забастовки на коксохимическомзаводеконцерна«Бритишстил»близгородаОргриввЮжномЙоркшире.

13

…болельщик«Вест-Хэма»…–Имеетсяввидуфутбольныйклуб«WestHamUnited».

14

А Бишопы – это та супружеская пара, которая на Ай-ти-виутреннююпрограммуведет? –Имеютсяв виду супругиРичардМэдлииДжудиФиннеган,ведущиеток-шоу«Сегодняутром»с1988по2001г.

15

Рёскин, Джон (1819–1900) – английский писатель, художник,влиятельныйискусствовед.

16

…«Еслиупадетзвезда,тыжеланьезагадай…»–«Whenyouwishupona star», песня сверчка Джимини Крикета из диснеевского мультфильма«Пиноккио»(1940).

17

Коломбо не такой импозантный, Коджак лысый, Кегни и Лейсиженскогопола.По-моему,Бержерак–самоеподходящееимядлякота.–«Коломбо» (1968–1978, 1989–2003) – американский полицейскийтелесериал. «Коджак» (1973–1978) – американский полицейскийтелесериал. «Кегни и Лейси» (1982–1988) – американский полицейскийтелесериал. «Бержерак» (1981–1991) – английский полицейскийтелесериал.

18

«Кантриливинг»(CountryLiving)–американскийглянцевыйжурнал,впереводесанглийскогоназваниеозначает«загороднаяжизнь».

19

Наливайте,Дживс.–ДворецкийизромановП.Г.Вудхауза.Имясталонарицательным задолго до появления популярного телесериала «Дживс иВустер»сХьюЛорииСтивеномФраемвглавныхролях(1990).

20

…насмотрелись «Непридуманных историй»… – Имеется в виду«Unexpected Tales», британский сериал (1979–1988), первоначальносозданныйпомотивамрассказовРоальдаДаля.

21

«Когда Гарри встретил Салли» – романтическая комедия режиссераРоба Райнера «When Harry Met Sally» (1989), в главных ролях БиллиКристалиМэгРайан.

22

«Богемская рапсодия» («Bohemian Rhapsody») – популярнаякомпозициягруппыQueenсальбома«ANightattheOpera»(1975).

23

«Кэндимэн» («Candyman») – художественный фильм режиссераБернарда Роуза, снятый в 1992 г. по мотивам рассказа Клайва Баркера«Запретное»,вРоссиитакжевыходилподназванием«Леденец».

24

«Шоу ужасов Рокки Хоррора» (Rocky Horror Picture Show, 1975) –культовая экранизация популярного британского мюзикла «Rocky HorrorShow»; фильм снят режиссером Джимом Шарменом, в главных роляхСьюзенСарандониТимКарри.

25

«Novocaine for the Soul» («Новокаин для души») – песня группыTheEelsсальбома«BeautifulFreak»(1996).

26

…в «Обезьяньей лапке». – «Обезьянья лапка» («Monkey’s Paw»),одноактная хоррор-драма по одноименной повести Уильяма УаймаркаДжейкобса,выпущеннойв1902г.

27

«Caught by the Fuzz» («Копы заловили») – первый сингл рок-группыSupergrass,выпущенвоктябре1994г.Песнявключенавдебютныйальбомгруппы,«IShouldCoco»(1995).

28

…попрощаться можно, а уйти нельзя. – Аллюзия на песню «HotelCalifornia»группыTheEaglesсодноименногоальбома(1977).

29

СингапурскаяСал…Почтикакмойлюбимыйкоктейль…–Имеетсяввиду коктейль «Сингапурский слинг» (джин, вишневый ликер,апельсиновый ликер куантро, гренадиновый ликер, ананасовый илимонныйсок,биттерс,содовая).

30

«Hyperballad» («Гипербаллада») – песня с альбома Бьорк «Post»(1996).

31

«Safe fromHarm» («В безопасности») – песня первопроходцев трип-хопагруппыMassiveAttackсальбома«BlueLines»(1991).

32

«LittleFluffyClouds»(«Пушистыеоблачка»)–композицияэлектроннойэмбиент-группы The Orb с альбома «The Orb’s Adventures beyond theUltraworld»(1991).

33

«Скафандр и бабочка» (Le Scaphandre et le Papillon) –автобиографическая книгаЖана-ДоминикаБоби, опубликованная вмарте1997г.

34

«Прослушка»(TheWire)–американскийтелесериалДэвидаСаймона,снятыйдляканалакабельноготелевиденияHBO,транслировалсяс2002по2008г.

35

…мойприятельДэвидАйк…–английскийписатель-конспиролог,род.в 1962 г.; утверждает, будто мы живем в иллюзорном мире наподобиекомпьютерной симуляции, а также что всеми процессами на Землеуправляет«межразмерная»расарептилоидов.

36

«Книга Судного дня» – материалы первой в Европе всеобщейпереписи, проведенной в Англии в 1085–1086 гг. по приказу ВильгельмаЗавоевателя.

37

«Кто последует заМною,тот не будет ходить вотьме, но будетиметьсветжизни».–Ин.8:12.

38

…во время боевых действий на Берегу Слоновой Кости, в войнахМандинго, а потом принял участие в Южно-Оранской кампании. –Имеется в виду серия войн между французскими колонизаторами иимперией Вассулу на территории современного государства Кот-д’Ивуар,1885–1898 гг., а также ряд вооруженных стычек между французскимиколонизаторами и марокканскими племенами в приграничных районахсовременногоМароккоиЗападногоАлжира,1903–1904гг.

39

…спрусскимитеософамиисармянскимидуховныминаставниками,сибадитскимиимамами…–АллюзиянабывавшихвАлжиреМаксаТеона,основателя так называемого Братства Луксора, и Георгия Гурджиева,армянского философа-мистика, основоположника так называемогоЧетвертогопути; ибадизм, одноиз течений в исламе, возникшее вVII в.,названопоимениодногоизоснователей,АбдуллахаибнИбада.

40

…жил «в доме со многими обителями»… – Парафраз Ин. 14: 2 («ВдомеОтцаМоегообителеймного…»).

41

…«Сыщик»? – Имеется в виду британский сатирическийеженедельникPrivateEye,издаваемыйс1961г.

42

«Мойдухнеустрашатнивремя,нипространство.Явсебеобрелсвоепространство и создатьмогу в себе из Рая – Ад и Рай из Ада».Междупрочим,этоМильтоннаписал.–ДжонМильтон.Потерянныйрай.Книга1.Перев.А.Штейнберга.

43

…скрипичные запилы в сцене убийства в ду́ше из хичкоковского«Психоза».–Имеетсяввидукультовыйпсихологическийтриллер,снятыйв 1960 г. режиссером Альфредом Хичкоком по одноименному романуРоберта Блоха; музыка к фильму написана композитором БернардомГерманном.

44

«У меня для вас есть новости» (Have I Got News for You) –еженедельная популярная сатирическая телепрограмма, идущая нателеканалеБи-би-сис1990г.

45

…может быть, ее какой-то псих похитил и в подвале девять летпродержал, как ту австрийскую девочку… как ее? Кампуш? которойнедавноудалосьсбежать…–Имеетсяввидупохищеннаяв1998г.НаташаКампуш (р.1988), котораяпровелав заточении8лет,до2006 г., когда ейнаконецудалосьсбежать.

46

Очарована, околдована итак далее… –Имеется в виду вошедшая впоговорку фраза «bewitched, bothered and bewildered» из мюзикла ДжонаО’Хары на либретто Ричарда Роджерса и Лоренца Харта «ДружищеДжоуи»(PalJoey,1940);в1960г.мюзиклбылэкранизирован,главнуюрольисполнилФрэнкСинатра.

47

«Американский психиатрический журнал» (American Journal ofPsychiatry) – ежемесячная научная публикация Американскойпсихиатрическойассоциации.

48

…два и четыре десятых ребенка. – Имеется в виду комедийныйсериал «2point4 Children», буквально «Два и четыре десятых ребенка»,шедшийнателеканалеБи-би-сис1991по1999г.;вназванииобыгрываетсяразмерсреднестатистическойбританскойсемьи.

49

…всвоюКирисимуслиняла… –Кирисима – вулканическая система вЯпонии,попреданиям–местосхожденияназемлюсонмабоговигероев.

50

…назвал свой мирок «Молоко и мед». – Аллюзия на Исх. 3: 8 («…вывести его из земли сей в землю хорошую и пространную, где течетмолокоимед…»).

51

Поедем на гору Сирануи. – Вымышленное место, названо в честьуникального атмосферного явления на острове Кюсю: в определенноевремя годанадводойв заливахАриакеиЯцусиро, в 8–10километрахотберега,возникаютдвижущиесяскопленияпризрачныхогней.

52

…навысокуюипревознесеннуюгору…–Ис.57:7.

53

…онведьмертвыйгруз,балласт…Унегодажеимечкоподходящее–Иона.–ИмябиблейскогопророкаИоныванглийскомязыкеиспользуетсякак нарицательное обозначение человека-неудачника, приносящегонесчастьесебеиокружающим.

54

Вам же знакома пословица, мисс Грэйер: «Кто с мечом к нампридет…»–Присловьеизвестносдревнейшихвремен,см.«Да,онпалотмеча, но наказан мечом по заслугам…» (Эсхил. Агамемнон. Перев.С.Апта)и«ТогдаговоритемуИисус:возвратимечтвойвегоместо,ибовсе,взявшиемеч,мечомпогибнут»(Мф.26:52).